Погрозил кулаком и вернулся во флигель.

Татьяна сразу развеселилась, позвала Дуню, и все вместе начали решать, что делать дальше. Ребята были убеждены, что в городе состоялось уже постановление о Кацауровке; поэтому решено было на другой день ранним утром перевести коров.

Наступил вечер. Ребята разогрели самовар, попили чаю и пошли в поле к трактору. А Джек заявил, что остается в Кацауровке на ночь дежурить, чтоб вернее было.

ОСТАВАЯСЬ на ночь в Кацауровке, Джек рассчитывал, что таким путем он оградит усадьбу от захвата ее Петром Скороходовым. Весь вечер он проговорил с Татьяной о планах на лето. Они составили примерную смету, сколько нужно хлеба для коммуны, сколько молока, овощей, яиц, и подсчитали приход. Расчеты показали, что хоть и с трудом, а коммуна прокормится, даже часть зерна можно будет продать. Если же посеять табак и выгодно сбыть его, то зима совсем будет легкая.

Джек разговаривал в этот вечер с. Татьяной только о делах коммуны. Вообще они никогда не вспоминали о том дне, когда он сватался за Татьяну и получил отказ. И Джек до сих пор не знал, действовал ли тогда адмирал по ее желанию, или нет.

Часов в одиннадцать в Кацауровку прибежал запыхавшийся Маршев и заявил, что трактор остановился. Джек испугался и, не прощаясь с Татьяной, побежал в поле. По пути расспрашивал Маршева, почему остановилась машина, но тот ничего не умел объяснить.

Миновали березовую рощу и увидели четыре больших костра впереди. У одного из них темной тенью стояла недвижимая машина, и огонь играл на зеркальном железе плужков. Джек, ни о чем не спрашивая Капралова, полез под трактор. Скоро выяснилось, что поломки никакой нет. Подлили смазочного масла, Капралов завертел ручку, и трактор пошел. Джек вскочил на него на ходу.

Ночь была теплая, и работа шла хорошо. Пахло взрыхленной весенней землей и керосином. В два часа небо начало розоветь с востока, и в холодном свете зари звезды тонули как в бездонном море. Костры догорали, и едкий дым стлался по земле. Джек разбудил Маршева, который спал в телеге, и еще раз показал ему, как надо пахать. Сережка с превеликим удовольствием уселся на машину и поехал. А Джек пошел в Починки. До утра оставалось немного, и ему хотелось пораньше выгнать коров. Кроме того, одолевала усталость.

Но Джеку не удалось отдохнуть как следует в эту ночь. В пять часов его разбудила Катька и сообщила, что ребята выгнали скот на улицу. Пелагея заныла. Ей казалось, что скот у ней отнимают силой и что коровы неминуемо подохнут в Кацауровке.

Джек, зевая и потягиваясь, с, помощью Капралова открыл силосную яму. На четыре подводы погрузили часть силоса. Бабы подивились, что за зиму картофельная ботва побурела и стала пахнуть кисло. Всем казалось, что коровы к этому корму и не притронутся. Но сделали пробу, и коровы пристали к силосу так, что их пришлось отгонять палками.

Подводы с силосом пустили вперед. За подводами шли коровы, рога которых девки украсили красными бантами. На это Катька пожертвовала платок. Сзади двигалась подвода с имуществом Джека, на подводе кверху ножками лежала его железная кровать. Потом везли телят и кур. А дальше шли коммунары.

В поле бабы заспорили, кому оставаться при коровах: ведь на весь скотный двор было положено только три работницы. Каждой хотелось занять это место. Николка Чурасов объяснил, что в Кацауровке будет брошен жребий и что спорить нечего. Затянул песню:

Все подхватили. С песнями прошли березовую рощу и тут увидели, что по дальней дороге в Кацауровку скачет верховой. На это особого внимания не обратили. В дубовой аллее заметили следы телег, а когда подошли к воротам, то оказалось, что ворота заперты и на них висит сургучная печать волостного комитета. Сквозь забор видно было, что на дворе стоит много крестьянских подвод и расхаживают мужики из Чижей. Очевидно, они приехали в Кацауровку часа в четыре, и там Петр Скороходов запечатал их печатью, чтоб никто больше не мог войти в усадьбу.

Перед сургучной печатью Вика коммуна на колесах принуждена была остановиться.

Джек подошел к воротам и закричал:

— Что это здесь болтается?

Со двора послышались крики и смех. Чижовские мужики стали на телеги и через забор кричали:

— Поздно приехали, товарищи дорогие. Больно спать любите. Проспали, братишки, Кацауровку.

Коммунары начали доказывать, что мужикам Кацауровка не нужна, а для коммуны будет в самый раз. Но из-за забора в ответ понеслась ругань:

— Земля всем подходит, товарищи дорогие. Рано разбойничать начали. Убирайтесь, пока боков не намяли.

Во всей этой истории Джека возмущало одно: время проходит бесполезно. Он вынул из кармана ключ, которым подвинчивал гайки на тракторе, и подошел к воротам вплотную. С обеих сторон воцарилось молчание.

Джек взмахнул ключом. Николка Чурасов крикнул:

— Яша, погоди!

Но было уже поздно. Печать слетела на землю. Джек навалился плечом на ворота и раскрыл их. В это же самое время на крыльце флигеля появился Петр Скороходов. Он закричал на весь двор:

— Ребята, вяжи американца за сорватие печатей. И в город его, в исправдом!

Джек не успел сделать и шага, как на него навалились чижовские мужики, больно помяли его и связали вожжами руки. Бабы заревели, а ребята-коммунары пошли на выручку. Николка крикнул:

— Эх, жаль, ружье продал…

И бросился впереди всех.

Но чижовских мужиков оказалось больше. Члены коммуны были выгнаны за ворота, и ворота закрылись. А Джека потащили во флигель. С крыльца он успел закричать:

— Идите назад, товарищи! Но чтоб трактор день и ночь пахал! День и ночь!

Тут двери за ним закрылись, и «Новая Америка» осталась без председателя.

Печально было возвращение коммуны в Починки. Пелагея и Катька, да и остальные бабы ревели по Джеку на все поле. Ребята тоже приуныли, не знали они теперь, как действовать дальше. Никто не мог понять, совершил ли Джек преступление, сбивая сургучную печать с ворот, или действовал по праву. Решили устроить по этому вопросу заседание у трактора.

В Починках «Новую Америку» подняли на смех.

— Что же скоро вернулись? — кричали мужики. — Выселиться-то выходит не легко. Обратно приплыли, американы!

Коров развели по дворам, красные ленты с них сняли. Пелагея даже не радовалась, что обе коровы ее вернулись в хлев. Теперь ей казалось, что Джека обязательно расстреляют. Кровать Джека вверх ножками поставили обратно в избу, и это еще больше увеличивало Пелагеино горе. Повернуть ее, как надо, она не решалась: Джек запретил прикасаться к кровати. А смотреть на торчащие ножки невозможно было без слез. Охая и тяжело вздыхая, старуха растопила печку и состряпала обед. Стала кликать Катьку, но оказалось, что Катька пропала из деревни. Это совсем доконало Пелагею.

Она села у избы и ревела до тех пор, пока кругом не собрался народ.

В это же самое время в Кацауровке, в столовой, происходило летучее собрание чижовских мужиков под председательством Петра Скороходова.

Петр не скрывал своей радости, что Джек так опростоволосился: сорвал с ворот государственную печать.

Эта сорванная печать дала Петру законное право арестовать Яшку. Теперь оставалось только придумать, каким образом отделаться от него на длительный срок.

Петр Скороходов, еще накануне вечером приехавши в Чижи, пообещал мужикам произвести раздел кацауровских полей. Он понимал, что коммуна не отступится от усадьбы, и, чтоб усилить свою позицию, пошел на эту меру. При этом он выговорил у крестьян себе флигель и сараи, ссылаясь на то, что скоро женится на Татьяне.