Ребята насторожили уши, а Джек принялся писать что-то на бумаге. Потом разъяснил коммунарам, что представляется возможность включить Кацауровку в состав коммуны и это даст возможность сразу наладить хозяйство. Ведь там и земли порядочно, и коровник теплый, и конюшня, и даже теннисная площадка, подходящая для разведения кур.

— Постой, постой! — закричала Татьяна. — Брат Толя на кур не соглашается. Он теннисом дорожит.

— Все равно ему теперь не с кем играть будет, — ответил Джек. — Так как же, ребята? Я предлагаю зачислить Кацауровых кандидатами в члены коммуны, с шестимесячным испытательным сроком. Есть возражения?

Ребята отлично понимали, что Кацауровка для. «Новой Америки» — клад, но принимать помещиков в коммуну они не хотели.

— В мячики играть будет помещик! — закричал Николка. — А мы, выходит дело, как раньше на него работали, так и теперь работать будем.

Татьяна покраснела и закрылась руками.

— В чем, товарищи, вопрос? — спросил Джек. — Татьяна Кацаурова, хоть и помещичья дочка, а работать умеет и нам не повредит. Только вот, значит, с братом заминка…

— А брата мы на сторону выделим! И площадку за ним оставим, — весело предложил Николка.

— Верно! — закричала Татьяна, чувствуя, что выход найден. — Так и сделаем. Его жена Дуня вместе со мной работать пойдет, а он один с хозяйством не справится и площадку нам отдаст… Ну, ребята, спасибо вам за помощь.

И она начала радостно пожимать руки коммунарам, смеялась, и все смеялись вместе с ней.

— Только дело это не простое, ребята! — вдруг сказал Николка. — Сами понимаете, Кацауровка больших денег стоит. Вик ее нам без борьбы не уступит.

— А кто говорит, что уступит? Я в город поеду, — сказал Джек. — Завтра же и заявление подам.

Потом долго пили чай с молоком, ели сырки и курили сигары.

Говорили о том времени, когда коммуна станет богатой. Джек заявил, что первым долгом надо будет повалить колонны и разобрать развалины старого дома. Там много крепкого кирпича, и его можно использовать на постройки. Татьяна мечтала привести в порядок сад и почистить пруд. Николка заговорил о том, что надо подпрудить речку Миножку и устроить электрическое освещение. А Маршев сказал, что готов помириться на хорошем питании и крепких сапогах. Теперь ребята имели право фантазировать: ведь дело было пущено в ход.

Близко к полуночи Татьяна начала собираться домой. Джек предложил ей заложить телегу. Но она отказалась, заявив, что ничего не боится. Забралась на своего Байрона, ударила его прутом и понеслась по улице во всю прыть.

А на другой день после этого Джек пропал из деревни.

Словно он только и ждал, чтоб Татьяна Кацаурова вошла в члены коммуны.

СОБСТВЕННО говоря, в Починках сначала никто не помышлял, что Джек действительно пропал. Он уехал в город с совершенно определенным поручением: хлопотать о включении Кацауровки в состав коммуны. Но, очевидно, у него были и другие планы в голове.

Так, уезжая в город, он забрал с собой все сигары, которые сделал за последнее время. Перед отъездом дал матери сорок рублей, а Катьке оставил записку о том, как надо ухаживать за коровами, когда они телятся. Прощаясь с Капраловым и Чурасовыми, просил их почаще собирать ребят на собрания и говорить об общих делах. Тогда, впрочем, никто не обратил на все это особого внимания. И только через две недели, когда установился санный путь, а Джека все не было, среди крестьян, не коммунаров, пошли разговоры, что Яшка уехал в Америку и обратно не вернется. Правда, коммунары таких вещей не говорили. Но и им было странно, что вестей от председателя нет. И иногда даже они готовы были верить, что с Яшкой действительно что-то приключилось.

Капралов, конечно, собирал ребят, но собрания протекали вяло, говорить было не о чем. Коровы зимой стали меньше давать молока, и производство сырков прекратилось. Таким образом зачахли первые ростки жизни коммуны. В декабре мужики уже открыто смеялись над коммунарами и их беглым председателем. И у ребят не было слов, чтобы заступиться за Яшку. Они считали свинством и безобразием, что за полтора месяца он не удосужился написать в коммуну письма.

Несколько раз в неделю Капралов с ребенком на руках являлся в избу Восьмеркиных и спрашивал Пелагею о Джеке. Но она сама ничего не знала, только громко вздыхала и утиралась платком. Временами она была даже готова считать появление Джека в деревне за какое-то наваждение. Внезапно он появился ночью итак же внезапно исчез. Только серая корова в хлеву да кровать Джека напоминали ей о сыне. Да еще почти каждый месяц из Вика приносили Яшке письма в больших желтых конвертах. Пелагея знала, что это пишет Яшке друг из Америки. Она складывала бережно письма в сундук, как раз в тот угол, где лежали ее перчатки и коричневый зонтик с толстой ручкой.

Кто был искренно рад исчезновению Джека, так это Скороходов. Он считал, что теперь пятьсот рублей, которые он был должен Яшке, останутся при нем. Он даже распределил, куда истратит эти деньги. И всюду, где представлялась возможность, говорил, что у него есть верные сведения: Яшка утонул в Волге.

Но Скороходову скоро пришлось убедиться в том, что сведения его не совсем верны. Как раз после Нового года, когда срок векселю истек, в Чижи приехал человек из города. У человека был объемистый портфель подмышкой, а в портфеле лежали сборники законов, вексель Скороходова и доверенность Яшки на получение денег.

Человек пришел к Скороходову на дом и попросил расплатиться по векселю. Павел Павлович даже спорить не стал, сейчас же заплатил все до копейки. Человек вернул ему вексель и уехал в город. А Скороходов принялся ругать Яшку.

— Да нешто такие в Волге тонут? — говорил он сам себе. — Да он и в огне не сгорит, пока денег не вымотает. Ведь сволочь, можно сказать, американского происхождения.

Да, конечно, Яшка не умер! Только он еще не привык работать в общем деле и по своей скверной привычке ничего не писал в коммуну. Впрочем, в средине января Капралова вызвали в Вик за заказным письмом. Капралов обрадовался: наконец-то Яшка раскачался. Но в конверте, который получил Капралов в Вике, письма не было. А лежала там накладная на получение со станции трех тонн груза. Какого груза, не было сказано, но и на том спасибо.

Капралов поднял на станцию всех коммунаров. Выехали на десяти подводах, чтобы сразу груз вывезти. Ребята повеселели. Еще бы: три тонны груза, это не комар начхал!

— Ишь ты, словно и правда коммуна, — говорили мужики, когда обоз из десяти подвод ехал по Починкам.

На станции коммунарам по накладной выдали мешки с неизвестным веществом, скорее всего, с химическим удобрением. Мешки разложили на все подводы поровну. Обратно ехали медленно, в пути обсуждали вопрос, откуда Яшка достал удобрение, почему ничего не написал и что теперь с удобрением делать.

Через Чижи для агитации решили пройти с песнями. Смотрите, мол, мужики, коммуна с зимы удобрение запасает! Песню грянули у самой околицы. Но до конца допеть не успели. В Чижах поджидала коммунаров такая потеха, какой они раньше и не видывали.

Павел Павлович Скороходов поссорился со своим сыном Петром, должно быть, первый раз в жизни. Поссорился на улице, при всем народе. И сейчас же пошел драться.

Крестьяне сначала смотрели на драку с интересом. Но потом, когда увидели, что старик начал Петра одолевать, бойцов розняли. У Петра шла носом кровь, и он кричал на всю деревню:

— Подожди, подожди, кулак, мироед! Мы тебя выселим.

Пошел в избу и еще с крыльца ругался.

Разговоров это вызвало много, и на улице собралось народа человек двести. Пока обсуждали событие, драка разгорелась опять, на этот раз на дворе у Петра. Оказалось, что старик не успокоился и пришел на двор к сыну с оглоблей. Тот тоже схватил оглоблю. Чтоб свободнее было драться, выскочили на улицу и принялись биться, как древние рыцари копьями, на далеком расстоянии.