Якутск, несмотря на свою более чем трехвековую историю, в основном состоит из деревянных построек (причина все та же – вечная мерзлота), рубленые «в лапу» дома его тянутся на добрый десяток километров по берегу Лены, и над каждым – труба, а из трубы – дым. Он перемешивается зимой с туманом, поднимающимся от наледей на реке, и образует нечто, вроде смога. И когда этот смог наваливается на город при пятидесятиградусном морозе, это уже чего-нибудь да стоит.

Мы проехали с зажженными фарами по окутанным туманом городским улицам, выбрались на окраину – и вдруг в глаза ударило солнце. Кончился город – кончился и туман. Вокруг, ослепляя, ошарашивая своим сказочным великолепием, ликовал яркий морозный день.

– Да, у нас вот так, – вздохнул Данилов, увидев, как я поражен этой неожиданной переменой.

Машина миновала широкие ворота в деревянной ограде, и впереди, в окружении сосен, как бы вылепленный из подступивших к нему сугробов, поднялся трехэтажный каменный дворец. На черной мраморной доске я прочел: «Академия наук СССР. Северо-Восточное отделение Института мерзлотоведения им. В. А. Обручева».

Данилов познакомил меня со многими якутскими «мерзлотниками», но в глубины мерзлоты (и в переносном и в буквальном смысле слова, о чем дальше расскажу) провел нас Николай Сергеевич Иванов – заведующий лабораторией тепло- и массообмена.

Ведь вот как удивительно складываются порою человеческие судьбы. Уроженец Бодайбо, знаменитого в Сибири города золотодобытчиков, Коля Иванов приехал после средней школы в Якутск, чтобы поступить в здешнем педагогическом институте на физико-математический факультет, а по окончании целиком посвятить себя двум проблемам, которыми «заболел» еще в седьмом классе: претворению в жизнь мечты Алексея Толстого о гиперболоиде и раскрытию закономерностей гравитации. С этим он начал учебу. А закончил с мыслью, что нет на свете ничего важнее, чем проникнуть в сокровенные тайны пятого состояния вещества.

– Конечно, пятым состоянием мы называем вечную мерзлоту в шутку, – говорит Николай Сергеевич, и добрая улыбка освещает его лицо, – но давайте тем не менее заглянем в Большую Советскую Энциклопедию… Вот прочтите этот абзац…

«Вода в мерзлых породах находится преимущественно в твердом состоянии, но помимо льда присутствует некоторое количество жидкой фазы воды и пар».

– Одна в трех лицах, так сказать, – подытоживает ученый.- Вот по этой причине – а, возможно, и по ряду других, пока не вскрытых наукой, – вечная мерзлота ведет себя порою совершенно непредвиденным образом. Главное, о чем ни на минуту нельзя забывать, имея с нею дело, – это теплобоязнь: вечной мерзлоте противопоказан обогрев.

У Николая Сергеевича «музыкальные» пальцы – длинные, крепкие, он сцепляет их, повернув руки ладонями вниз и положив перед собою на стол, начинает рассказывать о первых попытках возведения в Якутске каменных зданий. Голос его звучит негромко, сцепленные пальцы не позволяют жестикулировать, но в интонациях то и дело прорывается волнение, без которого он не в состоянии говорить ни о чем, что касается вечной мерзлоты.

Собственно, самой первой постройкой из камня была в городе бывшая воеводская канцелярия, поставленная еще в 1707 году. Неизвестно, кто руководил работами, но что это был человек с большими инженерными задатками – несомненно: ему удалось избежать нарушения теплового режима грунта, и каменное детище его не подверглось разрушению и по сей день. Правда, чтобы проникнуть в эту тайну, потребовалось бы сделать подкоп под фундамент.

Эта вот канцелярия и ввела в заблуждение якутских промышленников, возжаждавших обзавестись каменными хоромами. Смотрят купцы на нее, на канцелярию эту, – стоит, можно сказать, от века этакая махина, и хоть бы ей что. Так почему им, купцам, коли деньжонки водятся, не отгрохать себе терема на века?

– Казалось им – строят на века, – говорит Николай Сергеевич, подрагивая сплетенными пальцами, – прочно, массивно, ни щелочки нигде, ни дырочки, а того не учли, что нельзя вечную мерзлоту разлучать с морозом: почва под домами начала оттаивать, это привело к образованию

пустот, и под тяжестью каменных стен начались просадки. Вот вам и «злоумышленник»!..

Как же строить на вечной мерзлоте? Так – чтобы на века?

Еще каких-нибудь двадцать лет назад никто не мог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Опыт строительства многоэтажных зданий, заводских корпусов, электростанций в северных районах страны накапливался постепенно, от дома к дому, на ощупь, через «синяки и шишки», пока не вылился в стройную систему, которую определяют образно словами – «дома на ходулях».

Вечная мерзлота, если ее не подпортить теплом, не уступит по прочности бетону. Вот и стали загонять в этот естественный «бетон» сваи из заводского железобетона, а уже на сваи опирать основания домов. И что получается? Получается, что между полом первого этажа и поверхностью земли – свободное пространство: в зимнее время сюда имеет беспрепятственный доступ дед-мороз, летом же почва защищена от прямых солнечных лучей самим домом и тоже не успевает протаять настолько глубоко, чтобы поколебать опорные сваи.

Шагают себе «дома на ходулях» из зимы в лето, из лета в зиму – шагают, и нет у жильцов заботушки, как им изгнать «нечистую силу».

Ничего не скажешь, строители наши крепко усвоили, что к вечной мерзлоте нужно относиться с должным уважением, – усмехается ученый. – Но ведь в освоении Севера участвуют не только строители…

Вот растет лес, отличный строевой лес – можно его рубить? Можно! Но принимаясь рубить, необходимо все время помнить, что там, под корневищами деревьев, – вечная мерзлота.

И если об этом помнят, то не вырубают лес сплошь, ибо на обширных порубках почва за летние месяцы оттаивает на полтора-два метра (тогда как на участках,

затененных деревьями, всего на сорок-шестьдесят сантиметров), равновесие в тепловом режиме грунта нарушается, мерзлота отступает – и вот вам, пожалуйста, уже образовалось на месте порубки болото.

Леса тут больше не жди – не возобновится.

– А возьмите тундру…

Тундра в хозяйственных планах Севера начинает играть весьма важную роль, между тем мерзлотный слой здесь подходит настолько близко к поверхности (за лето почва оттаивает на каких-нибудь 30-40 сантиметров), что достаточно самого незначительного нарушения теплового баланса, как вечная мерзлота принимается мстить за «обиду». Известны случаи, когда след гусеничного трактора, повредив моховое одеяло тундры, приводил к образованию глубоких оврагов.

– А возьмите палы и пожары…

В самом деле, если пожар на «нормальной» земле – бедствие для всего, что имеется на поверхности, то пожар в Якутии чреват еще и всяческими неожиданностями, которые может преподнести потревоженная мерзлота. Это «еще и» настолько существенно, что противопожарная оборона – да, она так и называется здесь: оборона! – рассматривается, как жизненно важная задача.

– А возьмите…

Николай Сергеевич, все так же продолжая держать на столике сплетенные руки, все тем же негромким голосом ведет нас от одной проблемы к другой, от одного сюрприза вечной мерзлоты к другому, и его «А возьмите…» звучит для меня, как призыв гида в музее восточных редкостей: «А взгляните…»

Но весь его рассказ, как выяснилось, был всего-навсего предисловием, вводной частью к тому, что открылось моим глазам в действительно существующем музее, где экспонируется ее величество Вечная Мерзлота.

Когда мы с Даниловым подъезжали к зданию Института мерзлотоведения, я заметил справа от дороги, посреди заснеженного поля, маленькую деревянную будку. Подумалось – водокачка, и тотчас ушло из поля зрения, из памяти.

Тогда – ушло, теперь же эта «водокачка» навсегда останется перед моим внутренним взором.

– Здесь наша подземная лаборатория,- сказал Николай Сергеевич, открывая дверь будки.

Внутри, как в своеобразной «матрешке», обнаружилась еще одна будка, тоже с дверью; отворив ее, я не увидел пола: вторая эта будка ограждала глубокий колодец, освещенный неяркой электрической лампочкой. Сразу от порога уходили круто вниз обмерзшие ступени грубо сколоченной деревянной лестницы.