– Кто выйдет в полковники, тому и приз!

Игре Александр Павлович отдавался самозабвенно, характер у него был истинно бойцовский, только порою подводила излишняя увлеченность ближними целями, из-за чего он пренебрегал, как правило, стратегическим планом боевых действий. И еще подводил иногда девиз: удалой долго не думает!

Как бы то ни было, мне таки случалось отведать превосходного довоенного «Дюбека».

Наименее счастливо складывались у него, как правило, партии с Игорем. Проигрывал доктор болезненно: весь напрягался, начинал нервно барабанить пальцами по колену, вены на руках и на лбу, словно реки перед ледоходом, вздувались и темнели.

Чтобы успокоиться (и сосредоточиться), принимался напевать:

Побарабанив некоторое время пальцами, тянулся к фигуре, но рука вдруг застывала на полпути и старик вновь повторял железнодорожный» куплет.

И так – до той минуты, пока ситуация на доске не понуждала его к безоговорочной капитуляции. В таких случаях произносил надтреснутым голосом:

– Поздравляю вас, деточка, с высоким званием полковника от шахмат!

Наутро после проигранного доктором сражения можно было ждать посещения мамы-Лиды.

– Не у вас ли вчера доктор мат получил? Кто на этот раз полковник?

Установив личность победителя, торжественно подносила марлевый узелок со стеклянными осколками.

– Неделя сроку, – назначала и, похрустывая свеженакрахмаленным халатом, неукоснительно свеженакрахмаленным, покидала палату.

Нам не требовалось ничего объяснять: это Александр Павлович, едва начав рабочий день, успел разбить, нервничая по поводу вчерашнего поражения, какую-то из баночек-скляночек.

Очередной «полковник» знал, что в течение недели обязан любыми путями – через сестер, через нянечек, через шефов ли – раздобыть, какую ни на есть, баночку-скляночку взамен разбитой. Такое неписаное правило затвердилось во взаимоотношениях с медсестрой зубоврачебного кабинета.

Время от времени по инициативе Александра Павловича устраивались, как он именовал их, вселенские турниры. С участием шахматистов из числа всего госпитального народонаселения. Причем не только так называемых ходячих. Те, кто находился на «горизонтальном режиме», скрещивали шпаги с помощью записочек – добровольных курьеров было хоть отбавляй.

Первое место всякий раз забирал с внушительным счетом Игорь. Доктор довольствовался вторым, а то и третьим. И не сетовал.

Еще бы сетовать: второе и третье места не облагались данью, обязательной для всех остальных. Тут следует пояснить, что по установившейся традиции первый призер получал право требовать от участников либо расстараться для него в смысле книжной новинки, либо написать в стенгазету стихотворение на заданную тему, либо спеть на очередном вечере самодеятельности.

В однообразной госпитальной жизни турниры воспринимались как маленькие праздники. Вроде и раны не так мозжили. А старик – тот вообще преображался: усы топорщились, молодцеватая походка становилась прямо-таки юношеской.

В обычное время он приходил играть, захватив самые обыкновенные шахматы – госпитальный культинвентарь. На турнирные партии приносил с собой фигурки из слоновой кости, уложенные в голубой фланелевый «патронташ»: для каждой – свое гнездышко.

Причем белое войско здесь имело полный состав, в черном же не хватало двух солдат, в гнездах лежало по камушку.

– Пешки еще в работе, – нехотя пояснил доктор, когда я обратил внимание на недостачу. – И доска… Доску тоже делают.

В самом деле, потрепанная картонка, хранившаяся в зубоврачебном кабинете, никоим образом не соответствовала фигурам.

Праздничные шахматы Александра Павловича не могли никого оставить равнодушным. Игорь, что называется, зарился на них и как-то раз даже предложил:

– Решайтесь, Сан-Палыч, пока я не выписался: дам домой телеграмму, и через неделю штучный «Зауэр» будет вашим. Стволы – как зеркало, бой исключительной кучности, для такого охотника, как вы, – верх мечтаний!

– Верю, деточка, – отвечал тот,- однако нет на земле сокровища, на которое согласился бы их променять.

Тон не оставлял сомнений: старик не расстанется с этой, видимо, дорогой ему вещью ни при каких обстоятельствах.

Между тем, как ни черепашилось госпитальное время, пришел день, когда нас с Игорем вызволили из гипсового плена. Нам разрешили садиться и, более того, ненадолго опускать ноги на пол, чтобы постепенно приучить их к давлению крови,

Освободившись от гипса, мы получили возможность «познакомиться» – впервые оказались лицом к лицу, увидели один другого, Игорь, оглядев меня, протянул разочарованно:

– Ой, страхи-илда! Для чего тебе понадобилась вместо носа эта картофелина?

И полюбопытствовал:

– А как я тебе?

Мое заочное представление о нем в главном совпало с тем, что увидел: тонкое нервное лицо с умными глазами. Губы не понравились, правда – с этаким капризным изломом.

– Ну, так как я тебе?

– Вполне приличная внешность для инженера-электрика.

Окончив незадолго перед войной Электротехнический институт, он получил назначение на одну из тепловых электростанций Кузбасса. С главными особенностями ее работы я достаточно подробно ознакомился во время ночных перешептываний, когда мы поневоле бодрствовали из-за донимавших ран.

Итак, начали с Игорем осваивать непривычные для нас положения – садиться и опускать ноги на пол. Удивлялись: сядешь – закружится голова, спустишь с кровати даже одну здоровую ногу – точно горсть иголок в кальсонину сыпанули.

Однако обоим уже не терпелось осилить и следующий этап – ходьбу. Официально первая прогулка была обещана не раньше чем через неделю, пришлось действовать контрабандно: братва «организовала» пару костылей на двоих.

Пробные шаги – от кровати до кадки с фикусом, что высилась в центре палаты, – ошеломили начисто забытыми, казалось бы, ощущениями младенчества, ходьбе, как выяснилось, необходимо учиться.

Впрочем, к концу того же дня выяснилось и другое: учебу можно уплотнить. И весьма. Во всяком случае, вечером каждый из нас уже без посторонней помощи и даже без подстраховки мог дошагать до двери и обратно.

Наутро в палату заглянула сестра-хозяйка:

– Банный день, сыночки. За лежачими сейчас придут санитарки, ходячие – в душ на первый этаж.

Услышав это, Игорь потянулся за карандашом и вскоре просунул сквозь прутья в спинке кровати кулак с зажатыми в нем двумя бумажными трубочками.

– Пытай счастье, – предложил. – С «душем» – первая очередь на костыли.

«Душ» достался ему. Ребята пробовали отговорить (предстояло, как-никак, одолеть спуск с третьего этажа), однако безуспешно.

– Я не буду спешить, – успокоил он, – я тихохонько.

И укостылял. А минут пятнадцать спустя его принесли обратно на носилках.

Получилось что? Горе-путешественника все же не отпустили без провожатого, но тот после спуска с лестницы посчитал свою миссию законченной и у дверей душеной покинул подопечного. Дальше события развивались так: Игорь прошел в раздевалку, быстренько сбросил нехитрое госпитальное одеяние и с победным кличем распахнул дверь в моечное отделение. Распахнул дверь, сделал пару шагов и тут вдруг левый костыль, скользнув по мокрому полу, ушел в сторону. Потеряв равновесие, Игорь наступил всей тяжестью на больную ногу. Резкая боль выбила из сознания. Ребята не успели подбежать, бедняга грохнулся на каменный пол.

Дорого обошлось Игорю это предприятие: рассадил кожу на голове, сильно зашиб плечо, а главное – травмировал только что разгипсованную ногу.

Он поступил в госпиталь с ранением в бедро – осколок снаряда раздробил тазобедренный сустав. Пять сложных операций и четыре месяца полной неподвижности помогли оставить парня с ногой, хотя она и укоротилась на целых семь сантиметров. Теперь рентген сулил новые испытания.