— Насколько я понимаю, Лимардо — вымышленное имя? — спросила я.

— Да,— подтвердила она, изучая чек.— На этом счету в Даггетта были деньги. Думаю, он снял их, перед тем как отправиться в бега.

Ловелла вернула мне чек и глубоко затянулась. Я успела отвернуться, прежде чем она снова пустила мне в лицо клуб дыма.

— Возвратимся к телефонному разговору, после которого ваш муж исчез. Вы не в курсе, о чем там шла речь?

— Не знаю, что и ответить. Короче, когда я уходила в прачечную, он уже разговаривал, а когда вернулась, он все еще висел на телефоне. Лицо — серого цвета, как тряпка для мытья посуды. Он судорожно бросил трубку на рычаги, схватил вещевой мешок и начал кидать в него вещи. Он все перевернул вверх дном, так как никак не мог найти чековой книжки. Я боялась, что он набросится на меня, полагая, что я взяла ее, но, похоже, он настолько был возбужден и напуган, что обо мне даже не подумал.

— Он объяснил вам как-то свое состояние?

— Нет. Помню только, что он был трезв как стеклышко и у него здорово тряслись руки.

— А у вас есть какие-нибудь догадки, куда он мог податься?

В глазах Ловеллы вспыхнул огонек, но она тут же опустила глаза, стремясь скрыть свое состояние.

— У Даггетта был только один друг — Билли Поло из Санта-Терезы. Если Джону нужна была помощь, он направлял свои стопы к Поло. Если я не ошибаюсь, у Билли также была семья, но не знаю, что с ней теперь. Даггетт не большой любитель распространяться о своих делах.

— Иными словами, Поло сейчас на свободе?

— Я слышала, что он совсем недавно освободился.

— О'кей, видимо, придется искать Поло, так как это единственная ниточка, которая у меня имеется. Могу я попросить вас позвонить мне, если вы что-нибудь узнаете об обоих? — Я достала визитную карточку, написала на ней свой домашний адрес и телефон, протянула Ловелле.— Звонок за мой счет.

Она посмотрела на визитку:

— Что, по-вашему, могло произойти?

— Я не знаю, да меня это особенно и не интересует. Как только найду Даггетта, расторгну контракт и выйду из игры.

Пока я искала дом Лимардо, я несколько раз проезжала мимо банка. Сразу после разговора с Ловеллой я направилась прямым путем туда. Заведующая отделом обслуживания клиентов, молодая, лет 25 брюнетка, не имела ни малейшего желания помочь мне. Она явно была новичком в деле общения с посетителями, судя по тому, с каким озадаченным видом она реагировала на каждую мою просьбу. С ее лица не сходило выражение неуверенности, словно она плохо усвоила свои права и обязанности, и посему, что бы я ни говорила, она неизменно отвечала «нет». Она отказалась посмотреть номер счета Алвина Лимардо и проверить, был ли закрыт недавно счет на это имя. Я знала, что всегда в банке имеется копия чека, но служащая сказала, что не имеет права мне его показать. Я напряженно думала, какие еще шаги можно предпринять в такой ситуации, особенно если учесть, что в дело включены большие деньги. Наверняка, банк должно интересовать, что стало с 25 тысячами долларов. Я молча смотрела на нее, и она по ту сторону стойки молча смотрела на меня.

«Может, она просто не понимает, что я ей говорю?» — подумала я.

Я показала свою лицензию:

— Послушайте, вы видите это? Я частный детектив, и у меня серьезная проблема. Меня наняли, чтобы передать банковский чек одному человеку, но в данный момент я не знаю, ни где находится человек, давший мне этот чек, ни местонахождение того, кому чек предназначен. Мне нужны хотя бы какие-нибудь сведения, которые помогли бы мне выполнить поручение.

— Да, я понимаю,— сказала девица.

— Но тем не менее вы не дадите мне интересующую меня информацию, не так ли?

— Это противоречило бы установленным правилам.

— Скажите, а разве не противоречит правилам то, что Алвин Лимардо выписал мне несостоятельный чек?

— Противоречит.

— Тогда что бы вы мне посоветовали с ним делать?

Конечно, я и без нее знала ответ на свой вопрос: «Съешь его» или «Засунь его себе в…» и тому подобное. Но будучи чрезвычайно упрямой, я продолжала разговор.

— Обратитесь с иском в претензионный суд,— предложила она.

— Но я же вам говорила, что не могу найти его. Как можно тащить в суд человека, о местопребывании которого никому не известно?

Она тупо смотрела на меня, не зная, что сказать.

— И что мне делать с этими 25 тысячами. Может, что-нибудь посоветуете?

— Я не знаю.

Сжав зубы, я стояла и смотрела себе под ноги. Когда я ходила в детский сад, я была жуткой драчуньей, отчаянно кусалась, и желание сражаться до конца сохранила до сих пор. Мне нравится сам процесс борьбы, понимаете.

— Я хотела бы поговорить с вашим шефом,— прервала я паузу.

— С мистером Сталлингсом? Его сегодня не будет.

— В таком случае, может быть, есть еще кто-нибудь, кто способен мне помочь?

Она покачала головой:

— За обслуживание клиентов отвечаю я и никто другой.

— Но вы же ни черта не можете сделать. Как можно это называть обслуживанием клиентов, если вы не в силах даже задницу от стула оторвать!

Она поджала губы:

— Прошу вас изменить этот оскорбительный тон.

— Как же мне добиться, чтобы кто-нибудь вошел в мое положение?

— У вас есть счет в этом банке?

— Даже если и есть, что из этого? Вы мне поможете, что ли?

— Да нет. Мы не имеем права разглашать какую-либо информацию о наших клиентах.

Полная идиотка! Я развернулась и пошла прочь. Меня так и подмывало сказать напоследок что-нибудь чрезвычайно язвительное и обидное, но ничего подходящего голова моя не смогла родить. Я страшно злилась на себя за то, что согласилась взяться за эту работу и готова была выместить досаду на любом встречном.

До Санта-Терезы я добралась в 16.35. В офис заезжать не стала и сразу отправилась домой. Настроение стало ухудшаться, когда я открыла ключом свою дверь. Моя квартира, бывшая когда-то гаражом, теперь состояла из жилой комнаты длиной 5 метров и узкого закутка, отделенного от комнаты невысокой перегородкой и служившего кухней. Мне пришлось проявлять чудеса находчивости, когда обустраивала свое жилище. Так, посудомоечная машина была втиснута между книжными полками, письменным столом и встроенным в стену шкафчиком для продуктов. Квартирка моя очень уютная, всегда содержится в абсолютной чистоте и устраивает меня полностью. Из мебели здесь есть раскладывающийся двухметровый диван — правда, из-за недостатка места я сплю на нем, не раскладывая,— письменный стол, стул, приставной столик, а также большие, плотно набитые подушки, которые заменяют стулья в случае прихода гостей. Моя ванная сделана из блоков стеклопластика, там есть вешалки для полотенец, углубления для мыльниц и вырезанное в стене крохотное окошко, выходящее на улицу. Иногда я по несколько минут простаиваю в ванной, облокотившись о подоконник и наблюдая через стекло за проезжающими автомобилями. В такой момент я особенно ясно осознаю, насколько я счастливый человек. Мне нравится одиночество. Быть одной для меня означает почти то же самое, что быть богатой.

Бросив сумочку на стол и повесив куртку, я присела на кушетку, сняла туфли, после чего добрела до холодильника, достала бутылку белого вина, взяла штопор. Вообще временами я стараюсь вести себя по-светски. Это выражается, в частности, в том, что пью вино из бутылки, а не из пакета. Я вытащила пробку и наполнила стакан. Подошла к письменному столу, достала из верхнего ящика телефонный справочник и удобно расположилась на диване. Поставив стакан на столик, я раскрыла справочник, правда, особо не надеясь найти там номер Билли Пола. Так оно и оказалось. Тогда я стала искать фамилию Гаэн. С тем же результатом. Сделав глоток, я стала думать, что же делать дальше.

На всякий случай я решила посмотреть, нет ли в справочнике кого-нибудь с фамилией Даггетт. Ловелла обмолвилась, что когда-то он жил в Санта-Терезе. А вдруг у него здесь остались родственники?