В первые месяцы с момента публикации романа Рушди в сентябре 1988 года и до аутодафе в Бредфорде 14 января 1989 года тон задавали последователи Маудуди, которые повели кампанию сначала в Индии и Пакистане, а затем — в Англии, через свое британское представительство, «U.K. Islamic Mission».[207] Они действовали через саудовские структуры с целью оказания давления на Лондон, дабы наложить запрет на эту книгу, но усилия не приносили результата. Во второй период — от аутодафе до появления фетвы — на сцену вышли последователи мусульманских школ деобанди и барелви. Они будоражили массы, поднимая улицу против романа и его автора в Англии и Пакистане, в отличие от дипломатии Эр-Рияда, остерегавшейся стихийных народных выступлений. Наконец, на третьей фазе, начавшейся 14 февраля с благословения Хомейни, мобилизация масс была дополнена демаршами на международной арене и угрозами терактов. На каждом из этих этапов руководящая роль переходила от одного исламистского течения к другому: к соперничавшим между собой саудовским ваххабитам, «Джамаат-и ислами» и «Братьям-мусульманам», с одной стороны, и Ираном — с другой, присоединился третий конкурент — индо-пакистанские улемы, прежде всего последователи школы деобанди: в 90-е годы их влияние на международной исламистской сцене будет только возрастать, и из их среды выйдут талибы.
Третьего октября 1988 года, спустя неделю после появления «Сатанинских стихов», Исламский фонд Лейчестера, возглавляемый духовными наследниками Маудуди, разослал по всем мечетям и мусульманским ассоциациям Соединенного королевства циркуляр с отрывками из романа Рутттди и призывом принять участие в кампании по сбору подписей под петицией с требованием запрета романа, изъятия его из продажи и принесения автором публичных извинений. Инициатива лидеров Фонда исходила от их «братьев» из «Джамаат-и ислами» из индийского города Мадраса, поддержавших действия мусульманских политиков Индии по запрету ввоза и распространения книги на родине Салмана Рушди. Тогдашний премьер-министр Раджив Ганди, в разгар избирательной кампании испытывавший острую потребность в голосах мусульманских избирателей (мусульмане составляют примерно 15 % из одного миллиарда населения Индии), уступил их просьбе 5 октября, за что получил резкую отповедь со стороны романиста. На следующей неделе созданный ad hoc Комитет исламского действия, собравшийся у одного саудовского дипломата в Лондоне, усилил кампанию, потребовав, чтобы британский закон против богохульства (защищавший только Англиканскую Церковь) был распространен и на другие религии, что позволило бы подвергнуть роман цензуре. Эти требования не возымели действия благодаря юридической защите, которой пользуется в Соединенном королевстве свобода слова. Зато большинство мусульманских государств наложили запрет на распространение книги, которая подверглась 5 ноября резкому осуждению Организацией Исламской конференции (ОИК), в которой Саудовская Аравия играет главенствующую роль. Тем не менее первая фаза мобилизации масс прошла с меньшим размахом, чем ожидалось. Ученики и последователи Маудуди в Соединенном королевстве представляли в основном интеллигенцию. Они были хорошо организованы, но не имели опоры среди рабочих-мусульман, страдавших от безработицы и бывших в своем большинстве сторонниками школ деобанди и барелви. Перед последователями Маудуди стояла задача усилить влияние в рабочей среде и завоевать недостающий моральный и политический авторитет выступлением в защиту чести ислама. Кампания против «Сатанинских стихов» давала им возможность расширить свою базу среди неимущей городской молодежи, иммигрантов из Пакистана: в отличие от поколения своих родителей, плохо говоривших по-английски и неграмотных, их дети посещали английские школы и могли высказать свое мнение по поводу книги, изданной на английском языке. В то же время они хотели сохранить налаженные связи с британскими учреждениями, которые видели в них авторитетных представителей мусульман. Поэтому преждевременным инициативам они предпочли дипломатическое давление, надеясь, что финансовый вес Саудовской Аравии придаст ему должный эффект. Действительно, в начале 80-х годов Эр-Рияд вызвал скандал, помешав трансляции телефильма производства Би-би-си «Смерть принцессы», рассказывавшего о том, как было улажено дело о супружеской измене в саудовской королевской семье. Однако «Сатанинские стихи» не были сочтены серьезным поводом для мобилизации саудовского дипломатического аппарата и угроз Лондону торговыми санкциями. В конце декабря 1988 года генеральный прокурор Соединенного королевства заявил, что роман Салмана Рушди не подлежит судебному преследованию.
Неудачный исход первой фазы кампании открыл путь народным манифестациям ассоциаций деобанди и барелви. Роман, вышедший на английском языке и повествующий о том, что находилось за рамками повседневной жизни этих британцев-мусульман, был им не интересен. Не руководствовались они и какими-либо геополитическими соображениями, а реагировали прежде всего на то, что считали оскорблением их веры и надругательством над исламом, то есть строгими правилами повседневного поведения, внушенными им в их родных медресе. Для руководителей этих ассоциаций, власть и авторитет которых зависели от абсолютной веры их адептов в непреложность и незыблемость догматических устоев ислама, любой текст, могший заронить сомнения — особенно в умах молодого поколения, более подверженного западному влиянию, — представлял опасность. Тем более что речь шла о Великобритании, где власть мулл как главных посредников между мусульманской общиной и властями королевства определялась степенью ментальной, языковой и культурной закрытости, отгораживавшей их паству от окружающего общества и препятствовавшей их прямому доступу в него. Оставленное без отпора «богохульство» «Сатанинских стихов» грозило вылиться, как и у героев романа, в пересмотр молодыми индо-пакистанцами традиционного образа мышления, а также правил подчинения и послушания религиозным лидерам деобанди и барелви. Кампания против Рушди служила для мулл своего рода защитой завоеваний: вот почему они подняли своих сторонников, устроив сожжение романа в Бредфорде, а затем попытавшись поджечь Американский культурный центр в Исламабаде. Однако ярость — символическая или реальная — этих манифестаций, собиравших огромные толпы народа, не имела прямого политического последствия и выхода на сильных мира сего — в отличие от кампании маудудистов, поддержанной саудовскими кругами, но не вызвавшей отклика у обывателей.
Выпустив фетву сразу же после волнений в Исламабаде, Хомейни подхватил эту народную инициативу, придав ей столь недостающий политический размах: в одно мгновение она приобрела международный масштаб. До сих пор кампания велась против романа, даже если иногда и сопровождалась нападками на автора с требованиями его смертной казни. Отныне, призывая казнить автора, британского подданного (не имевшего к тому же никакого отношения к Ирану), она сменяла регистр. Саудовские круги обвинялись в том, что они не смогли помешать выходу книги в свет. Тегеранский вождь представал как неоспоримый лидер всех оскорбленных и униженных мусульман планеты на фоне малодушных и трусливых руководителей Эр-Рияда, сводя на нет все символические дивиденды королевства, которые оно ожидало получить от джихада в Афганистане, закончившегося выводом советских войск 15 февраля. Наконец — и это главное — эта кампания выходила за традиционные границы мира ислама. В самом деле, согласно юридической доктрине ислама, фетва не имела силы вне дар аль-ислам — той части пространства, которая находится под властью мусульманского правителя и на которой в принципе применяются нормы шариата. Хомейни же своим блистательным ходом ставил под свою юрисдикцию весь мир: он не только навязывал свое лидерство всем шиитам и суннитам за пределами Ирана, но выставлял себя в качестве высшего судии для эмигрантов, живших в Европе, одним махом включив их в «территорию ислама». Этот двойной переворот имел серьезные последствия для соотношения сил в мусульманском мире и его взаимоотношений с Западом.
