Благодаря успеху на муниципальных и парламентских выборах партии Эрбакана удалось, казалось, объединить все три составляющие исламистского движения, необходимые для прихода к власти: религиозную буржуазию, неимущую городскую молодежь и активистов-интеллектуалов. Она привлекла на свою сторону даже те социальные группы, которые поддались на ее обещания грядущих перемен, не разделяя религиозной идеологии, и вышла на первое место на парламентских выборах в декабре 1995 года. Тем не менее она собрала всего пятую часть голосов, а ее лидер должен был ждать полгода, чтобы стать премьер-министром. Вместо триумфального шествия по пути к исламскому государству и шариату ей пришлось пройти через гримасы и политиканские компромиссы парламентской коалиции[483] — словно в напоминание о том, что более трех четвертей турок не отдали за нее свои голоса.
Одиннадцатимесячное существование коалиции «Рефах» и правоцентристской Партии верного пути Т. Чиллер стало временем тяжелых испытаний для исламистской партии. Ее конечное поражение во многом было итогом давления со стороны военной верхушки и политического истеблишмента. Оно также стало результатом непреодолимых противоречий между исламистским проектом и реальной практикой работы в правительстве демократического государства, связанного с Западом, — противоречий, к которым добавилось разочарование партийного электората. В отличие от алжирской армии, грубо приостановившей выборы, на которых в январе 1992 года должен был победить ИФС, турецкой армии — при том, что она трижды, в 1960,1971 и 1980 годах, устраивала государственные перевороты, — не пришлось прибегать к силовому вмешательству, чтобы положить конец эксперименту с нахождением у власти исламистского движения, которое само себя загнало в ловушку.
Когда в конце июня 1996 года было сформировано коалиционное правительство, «Рефах» в нем помимо поста премьер-министра достались «ближайшие министерства», которые её предшественница, ПНС, держала в своих руках в коалициях 70-х годов.[484] Некоторые из них позволили «Рефах» беспрепятственно, на деньги государства, продолжать идеологическую обработку общества, которую партия вела через сеть благотворительных ассоциаций и подконтрольные муниципалитеты. Однако другие министерства (например, юстиции и культуры) стали ареной неразрешимых противоречий между программой исламизации и светским характером государственных институтов. Это проявилось уже на уровне символов. Так, планы возведения большой мечети на площади Таксим в Стамбуле — центре современного квартала, наследия Ататюрка, — и передачи для нужд мусульманского культа византийской базилики Святой Софии (превращенной в мечеть в 1453 году, в период османского завоевания, а в республиканскую эпоху ставшей музеем) усилили неприязнь к «Рефах» большей части избирателей. Эти планы не вызвали энтузиазма даже у той пятой части турецкого населения, которая отдала за партию свои голоса. В области внешней политики[485] «Рефах», которая до прихода к власти осуждала военный союз с Израилем и обещала его расторгнуть, не смогла сдержать обещания, и Эрбакану как премьер-министру пришлось ратифицировать соглашения о сотрудничестве между двумя странами в сфере военной промышленности. На упреки руководителей других мусульманских стран по этому поводу он мог лишь ответить словами, приписываемыми Пророку ислама: «Идите за знанием (в данном случае — за военной технологией) туда, где вы его найдете». Стремясь вернуть внешнеполитическую инициативу и ища поддержки в мусульманском мире в противостоянии с турецкой военной верхушкой, Эрбакан предпринял два турне, целью которых было создание «мусульманского общего рынка». Таким образом, он выполнял пожелания религиозных предпринимателей из Мюсиад, большая делегация которой сопровождала Эрбакана из Ирана в Индонезию и из Нигерии — в Египет и Ливию. Эти вояжи с налетом ностальгии по османской эпохе были призваны превратить турецкого премьера в «лидера всего исламского мира». Но они лишь ослабили политические позиции Эрбакана: в Тегеране ему пришлось объясняться по поводу нормализации турецко-израильских отношений, в Каире — быть «поставленным на место» X. Мубараком при попытке вступиться за египетских «Братьев-мусульман», а в Ливии — выслушать под шатром поучения полковника Каддафи, который воздал хвалу воюющей против Анкары Курдской рабочей партии и выступил за независимость Курдистана.
Пятый съезд «Рефах», состоявшийся через неделю после ливийского фиаско, продемонстрировал идеологическую хрупкость партии. Вместо того чтобы праздновать долгожданный приход к власти, громко возглашать исламистские лозунги и критиковать лаицизм (что Эрбакан делал со времени своего прихода в политику в 1970 году), делегаты, собравшиеся под огромным портретом Ататюрка, услышали от своего лидера и премьер-министра восхваления в адрес основателя республики и заверения в том, что «Рефах» является его самой верной наследницей. Подобное выступление, призванное «обольстить» светский истеблишмент и военную верхушку и облегчить проникновение партии в остальные три четверти электората, которые не проголосовали за него, могло вызвать лишь недовольство активистов, привыкших к совсем другой риторике.
Так, 31 января 1997 года избранник «Рефах» мэр Синджана (пригорода Анкары, населенного мигрантами из Анатолии) организовал празднование Дня Иерусалима, на котором молодежь разыгрывала сценки из интифады и звучали ругательства в адрес Арафата, Израиля и всех, кто подписывал соглашения с еврейским государством, а лозунги и транспаранты призывали к введению шариата. На празднестве присутствовал посол Ирана, выступивший в том же духе. На следующий день армия ввела танки на улицы Синджана. Посланник Тегерана был выслан из страны, а мэр посажен за решетку: его посещение в тюрьме министром юстиции (также членом «Рефах») лишь обострило напряженность. 28 февраля на заседании Национального совета безопасности с участием членов генштаба и министров был принят ряд мер, направленных против «реакции» («иртиджа»). Заседание недвусмысленно осудило инициативы избранников «Рефах», в том числе и самого премьер-министра.[486] Последний был вынужден поставить свою подпись под резолюцией заседания, что вызвало критику в его адрес со стороны части активистов. Партии не удалось преодолеть недоверия со стороны секуляризированных городских слоев, хотя такие попытки были ею предприняты. Тогда же, в феврале 1997 года, по инициативе светских неправительственных организаций очень многие турки каждый вечер гасили в 21.00 свет в своих домах и выходили на улицы с зажженными свечами, следуя девизу: «Одна минута темноты ради светлого будущего». Враждебные выпады министра юстиции сделали его мишенью атак со стороны участников акции протеста, которые осуждали его попытки вдохновляться шариатом при проведении реформы министерства. А в марте во время футбольных игр на кубок премьер-министра Эрбакан был освистан толпой болельщиков, скандировавших «Светскость!» — знак того, что стадионная публика, шедшая в других странах (например, в Алжире в период подъема ИФС) за исламистами, ускользала из-под контроля «Рефах».
В мае 1997 года конфликт обострился в связи с увольнением из армии более 160 офицеров и унтер-офицеров, подозревавшихся в симпатиях к исламистам, и полемикой вокруг лицеев по подготовке имам-хатыбов и проповедников, служивших основными поставщиками кадров состава партии исламистов. Среди мер, принятых Национальным советом безопасности, было решение расширить срок обязательного государственного образования с 5 до 8 лет, то есть от получения свидетельства об окончании начальной школы до диплома колледжа. Помимо повышения общего уровня школьного образования, это решение было направлено против школ «имам хатиплисеси», которые упразднялись и реинтегрировались в общую систему образования. Собственно исламское образования сводилось, таким образом, к 3 годам вместо 6; при этом вводился принцип «numerus clausus» («закрытого числа») для ограничения числа учащихся. Активисты «Рефах» вышли на демонстрации, скандируя: «Не трогай мои религиозные школы!» Однако борьба рефаховцев не нашла отклика в обществе, поскольку выглядела как направленная против повышения возраста обязательного школьного образования и казалась проявлением ретроградства.
