— Насколько сильно я должна сердиться?

— На самом деле, если честно, то очень сильно.

Руфа почувствовала, что вся переполнена радостью. Она почувствовала себя до смешного счастливой, какой не была уже Бог знает сколько времени. До этого момента она не осознавала, что забыла, что можно быть такой счастливой, а теперь она вспомнила. С нее словно спала вуаль или рассеялся окружавший ее туман.

— Лучше скажи мне, где ты, — сказала она.

Он ждал на переднем дворе гаража рядом с общественной автостоянкой. Как только она увидела его, ее сердце сжалось от сильного желания. Его белые джинсы и рубашка были перепачканы грязью, его длинные волосы с одной стороны спутались и почернели. Его лоб был заклеен пластырем. Он был необыкновенно красив. Она увидела все это, остановив свой «рено» около мойки.

Тристан бросился к ней, она выскочила из машины. Они не знали, как приветствовать друг друга, и стояли, смущенно глядя вниз.

Молодой парень в комбинезоне с коротко обритыми волосами и серьгой в ухе лениво направился к ним.

— Это она, да?

Тристан поднял голову.

— Да, это миссис Рекалвер. Вообще-то, это машина ее мужа.

— Я понимаю. — Парень многозначительно подмигнул им. — Вам придется объясняться с ним.

— Это Кен, — представил парня Тристан. — Он любезно согласился отбуксировать сюда мою машину в кредит. Кстати, ты привезла мою кредитную карточку?

— Тристан, что с твоей головой? Ты в порядке? — Руфа слегка коснулась пластыря на его лбу.

— Ему наложили швы, — пояснил Кен. — Я привез его сюда после аварии.

— Аварии?! Ради Бога, расскажи мне, что случилось? — встревоженно спросила она.

— Представляю, как вы разозлитесь, когда увидите свою машину, — снова ухмыльнувшись, проговорил Кен.

Он провел их мимо основного здания в пропитанный маслом гулкий гараж, сквозь трещины в бетонном полу которого пробивалась высокая трава. Вдоль одной стены были свалены проржавевшие банки с маслом и толстые мотки проволоки. Прямо перед ними стояла разбитая машина без переднего стекла и одной двери. Капот сложился в гармошку, а мешок безопасности бесформенно свисал с руля. Руфа вдруг осознала, что перед ней «лэндровер» Эдварда. Все закружилось у нее перед глазами.

Тристан схватил ее за руку.

— Извини, я должен был предупредить тебя.

— Боже правый… — промолвила она. Кровь отхлынула от ее лица. — Ты… Ты мог погибнуть.

— Ему повезло, — проговорил Кен, пристально глядя на Руфу. — Он отделался парой царапин.

— Руфа, мне очень жаль. Но вы сможете получить страховку, потому что я не был пьян и все такое прочее.

— Я не о машине беспокоюсь, идиот, а о тебе. — Руфа начала немного приходить в себя. — Я чуть не потеряла тебя.

— А ты бы расстроилась?

— Не говори глупости. Это убило бы меня.

— О, моя дорогая… — Он весь сиял от радости. Все было решено, больше не о чем говорить. Тристан нежно обнял Руфу. Она обхватила его руками за шею и крепко прижала к себе, чтобы чувствовать биение его сердца. Мысль о том, что она чуть не потеряла его, приводила ее в ужас. Он был на волосок от гибели. Ей было страшно представить безжизненным это великолепное, полное жизненных сил тело. Ей хотелось навсегда крепко прижать его к себе и никогда не отпускать.

Кен кашлянул, напоминая о своем присутствии, и уточнил:

— Ну, так вы привезли кредитную карточку?

Руфа и Тристан разжали объятия и спустились с небес на землю. Руфа протянула ему бумажник. Они прошли в небольшой офис, где Тристан оплатил счет.

Теперь они были свободны. Они вышли из гаража, взявшись за руки и испытывая невероятное счастье только оттого, что они вместе и любят друг друга.

Тристан взглянул на часы.

— Половина одиннадцатого. Может быть, выпьем кофе? — Он улыбнулся, глядя на нее. Его лицо было так близко, что она видела перед собой только его сияющие глаза. — Я постоянно говорю тебе это, но я снова просто умираю с голоду.

— Я угощу тебя завтраком, — сказала Руфа, — а потом ты расскажешь мне всю эту ужасную историю, и мы придумаем версию, которую можно будет рассказать Эдварду. — Странно, но сейчас она воспринимала Эдварда чисто теоретически. Если она думала о нем слишком долго, боль становилась невыносимой — человек, который женился на ней, потому что ее семья в большей степени заслуживала его денег, чем женщина, на протяжении многих лет бывшая ему любовницей; он, вероятно, отказывался от секса с ней потому, что рассматривал это как измену Пруденс. Ей было гораздо спокойнее и безопаснее вообще не думать об Эдварде.

Они нашли старомодное кафе, на его отделанных филенками стенах висели медные подковы и покрытые пятнами гравюры. Руфа села за столик у окна. Тристан отправился смыть засохшую кровь на волосах.

— Ну, как теперь? — спросил он, вернувшись. — Надеюсь, теперь я меньше похож на Рэба Несбитта? — Руфа подумала, что он похож на молодого рыцаря, покрытого грязью Нейсби или Эджхилла.

Она рассмеялась:

— Ты грязный, но довольно-таки респектабельный. Сойдет. Настоящий Мужчина имел привычку заходить сюда босиком.

Они заказали чай, круассаны, горячие булочки и сэндвичи с поджаренным беконом. Тристан жадно накинулся на еду — Руфа вспомнила, что он не ел с тех пор, как она кормила его сэндвичами с сыром в машине вчера поздно вечером. Казалось, что вчерашний день относится к какой-то другой эпохе.

— Я просто обезумел, — рассказывал Тристан. — Я даже не осознавал, что я за рулем. Я думал только о том, что ты отвергла меня. Я был уверен, что ты ненавидишь меня. Я сам ненавидел себя за то, что сказал тебе. Это не то, что я имел в виду.

Руфа, опустив глаза вниз, проговорила:

— Кое-что из этого действительно правда.

— Нет, все это было так по-детски глупо. — Его голос звучал очень убедительно. — Мне не следовало обвинять тебя. Я не имел никакого права высказывать какие-то предположения.

— Где произошла авария?

— Я врезался в каменную ограду возле Харди-Кросс. Я не заметил ее из-за поворота. — Он покраснел. Он перегнулся через стол и взял ее руку в свою. — Честно говоря, я не заметил ее потому, что плакал.

Она быстро взглянула на него.

— Я тоже плакала. Как это нелепо — мы оба плакали, когда мне всего-то надо было признать правду.

— Правду, что ты любишь меня?

— Да. Не знаю, почему я так испугалась. — Это было неправдой. Руфа знала. Она боялась потерять свой якорь спасения — человека, чье хорошее мнение о ней было для нее важнее всего на свете.

— Из-за Эдварда, — произнес Тристан таким тоном, будто отношения с Эдвардом были для нее утомительной обязанностью.

Она поспешно добавила:

— Я не говорю, что я боюсь Эдварда.

— Боже, а я очень боюсь, — признался Тристан. — Особенно теперь, когда я влюбился в его жену и разбил его машину. Он вполне может применить прием с захватом двух ног и удушением, который применяют бойцы спецподразделений.

— Не говори глупости, — резко ответила Руфа, испытывая раздражение не только оттого, что ей приходится защищать Эдварда, но и от легкомыслия и беспечности Тристана. Ей сейчас меньше всего нужно было проявление его юношеской беспечности.

Она немного помолчала.

— Ты должен понять, насколько сильно я тебя люблю, — сказала она. — Ты должен понять, как трудно мне предавать Эдварда. Но сейчас я зашла слишком далеко. Если я не смогу любить тебя, я не смогу жить. — Она просто умирала от желания быть любимой. Она сходила с ума от желания быть с человеком, который сделал ей страстное признание в любви и был готов умереть за нее.

Тристан убрал свою руку.

— Ты все время говоришь о смерти и о том, что это убьет тебя.

— В самом деле?

— Ты слишком напряжена, и все твои чувства обострены. Я понял это в первый же вечер, который мы провели вместе, когда ты приготовила этот великолепный итальянский обед. Ты была невероятно красива, но я чувствовал, что ты несчастна. Ты казалась какой-то потерянной. Вот такой я увидел тебя в тот вечер. — Он машинально взял лежавший перед ним сэндвич, откусил от него большой кусок и продолжил свой рассказ с полным ртом. — Я не знаю, как это произошло, и хотел ли я этого. Ты не оставила мне выбора. Когда я уехал отсюда прошлой ночью, я думал, что на этом моя жизнь кончена, я просто не представлял себе жизни без тебя. За секунду до столкновения с той оградой я почувствовал себя героем, умирающим за тебя. — Он ласково улыбнулся. Теперь все благополучно разрешилось. — Но когда я понял, что я жив, то почувствовал себя так, словно оказался в заднице. Дверь погнулась и не открывалась.