Руфа расстегнула ремень и открыла дверцу машины.

— Ну, тогда пошли.

Место показалось ей слишком кричащим и отвратительным; ярко освещенные бетонные плиты. Ее сон исчез без следа. Она чувствовала себя оскорбленной и жалкой.

Тристан взял ее за руку и повел через длинные ряды машин. Они договорились встретиться у выхода из ресторана через десять минут. Руфа зашла в женский туалет. На дверце кабинки была непристойная надпись. Реальность насмехалась над ней. Она посмотрела на свое отражение в длинном узком зеркале над раковинами. Ее лицо было бледным и усталым. На одной щеке было красное пятно — в том месте, где щека была прижата к сиденью, когда она спала. Она плеснула в лицо холодной водой, чтобы прийти в себя.

Тристан ждал ее у выхода из ресторана.

— Я только сейчас понял, что я страшно проголодался. Мы забыли поужинать.

— В самом деле. — Она взглянула на часы и рассмеялась. — Мы действительно перенеслись в мир эльфов и фей. Уже почти полночь.

— Во всяком случае, это было великолепно, не правда ли?

— Разве я не сказала тебе об этом? — Руфа была поражена. С тех пор как они вышли из театра, она была под таким впечатлением, что чуть не потеряла сознание. Но они, по-видимому, даже толком не обсудили спектакль. — У меня просто нет слов. Это действительно великолепный спектакль. Я чуть не расплакалась, когда он закончился.

Он приблизил к ней свое лицо.

— Ты на самом деле плакала. Я видел слезу, которая вытекла из твоего левого глаза, который был ближе ко мне.

— Хорошо, признаюсь, я действительно плакала. — Руфа улыбнулась. — Я куплю сэндвичи, потому что горячее в таких местах брать опасно. — Она чувствовала, что он собирается сказать что-то еще об ее глазах, а этого ему нельзя было позволять. День закончился. Теперь ей необходимо вернуться в прежние рамки. Они вдруг показались ей надежными и комфортными, и на какое-то мгновение она вдруг почувствовала, что ей очень не хватает Эдварда.

На мгновение он смутился, словно что-то вдруг выбило его из колеи. Затем весело улыбнулся ей в ответ. Они купили отсыревшие сэндвичи с сыром и отправились с ними обратно к машине, дружески и беззаботно болтая о спектакле.

— Я уже проснулась, — сказала Руфа. — Если хочешь, теперь я могу повести машину.

— Нет. Ты слишком устала, это опасно. И потом, мне очень нравится вести эту машину. Я чувствую себя таким взрослым.

На этот раз ее попытка изменить тему разговора сработала. Сев в машину, Руфа протянула Тристану сэндвич. Их разговор был веселым и беззаботным. Но по мере приближения к дому он становился все более сдержанным и совсем прекратился, когда они свернули с шоссе. Они ехали по узким улочкам среди спящих домов и темных рядов живой изгороди. Сердце Руфы билось так, что она чувствовала, как кровь стучит у нее в ушах. Напряжение между ними еще более усилилось, когда Тристан аккуратно подъехал по грунтовой дорожке к дому.

Она моментально выскочила из машины, не дожидаясь, когда он заглушит двигатель, пошла открывать дверь. Казалось, прошли годы, с тех пор как они уехали отсюда. Привычность домашней обстановки — вчерашняя почта все еще лежала на столике в прихожей, поставленные вчера в вазу маргаритки были еще свежими — помогла ей справиться с собой.

Она слышала, как Тристан захлопнул дверцу машины и включил сигнализацию. Руфа быстро прошла по коридору на кухню, включая везде свет. Ее руки дрожали и не слушались ее. Она налила в чайник воды и включила его в розетку, отчаянно пытаясь выглядеть спокойной и небрежной, когда он войдет.

Он стоял в дверях, пристально глядя на нее. Она, как загипнотизированная, посмотрела на него. Было слишком поздно. Его уже не остановить. Медленно, не отводя от нее глаз, он подошел к ней и заключил ее в свои объятия.

Она почувствовала внезапное острое желание. Его губы коснулись ее губ, и они слились в жарком поцелуе. Ее желание достигло предела, она почти испытала оргазм. Она вырвалась из его объятий.

— Я не могу, — проговорила она.

Он вновь обнял ее за талию.

— Моя дорогая… — Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее.

Руфа резко вырвалась из его объятий. Она отошла в другой конец комнаты. Тяжело дыша, они молча смотрели друг на друга. Тристан прикрыл рот тыльной стороной ладони. Его глаза были широко раскрыты от изумления.

— Нет. Извини… — сказала Руфа. Она вся дрожала. — Мне очень жаль. Но ты знаешь, что я не могу.

— Почему? Что я сделал?

— Ради Бога… — Руфа была озадачена. — Я говорю об Эдварде. Я замужем, ради Бога, не может быть и речи о том, чтобы я…

— Но чем же тогда мы занимались целый день?

Руфа разозлилась. Она не хотела мириться с его утверждением, что она уже нарушила супружескую верность.

— Мы делали покупки для моей сестры и ходили в театр.

Замешательство Тристана переросло в гнев. Она никогда не видела его злым. Он казался выше, сильнее, жестче и в то же время еще моложе.

— Ты прекрасно знаешь, что не только этим, — возразил он. — Ты весь день посылала мне сигналы. Ради этого мы отправили Лидию домой на поезде и пошли в театр. Ты как бы обещала мне, что это произойдет.

— Я не обещала тебе ничего подобного, — сказала Руфа. Когда она сердилась на Тристана, ей было легче сопротивляться ему и цепляться за свою любовь к Эдварду. Потому что она действительно любила Эдварда, даже несмотря на то что он, по-видимому, не хотел ее. Без него темнота поглотила бы ее. — Ты все это вообразил себе, даже не удосужившись спросить меня о моих чувствах. Ты что, думаешь, что я не люблю своего мужа? Ради Бога, ведь это его дом. Ты действительно считаешь, что я способна изменить ему за его спиной? Ты думаешь, что я отношусь к этой категории женщин? — Она была искренне возмущена. Она была потрясена, что она чуть было не стала именно такой.

— Нет, конечно, нет. — Тристан вновь был озадачен. Он подумал, что ему, вероятно, показалось, что Руфа только что страстно ответила на его поцелуй. — Руфа, мне очень жаль, мне действительно очень жаль, если я ошибся. Но я говорю не просто о сексе. — Он пересек комнату и схватил ее за руку. — Не сердись на меня, я этого не вынесу. Я бы не притронулся к тебе, если бы я думал, что ты не знаешь. Боже, Руфа, я безумно тебя люблю. До боли.

Бесполезно. У нее совершенно нет сил. Боль в его глазах растрогала ее. Она вновь почувствовала острую боль оттого, что никогда не слышала этих слов от Эдварда.

Она сказала:

— Я знала.

— Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы переспать с женой Эдварда. Я просто подумал, что было бы неплохо с ним повидаться, кроме того, для того, чтобы поехать куда-то еще, мне понадобилось бы много денег. Я представлял себе жену Эдварда сорокалетней деревенской женщиной. — Он покраснел. Слова признания лились из него потоком. — Я чуть не рухнул, когда увидел тебя. Я не мог поверить своим глазам. Ты была так прекрасна. Я не осмеливался даже мечтать о том, чтобы дотронуться до тебя. Но ты вела себя со мной, как ангел. Ты такая добрая, такая мудрая…

— Не надо…

Он не отпускал ее руку.

— Сотни раз я хотел броситься к твоим ногам и умолять тебя о любви. Я никогда не думал, что любовь приносит такие страдания. — Его ясные глаза были полны слез. — Иногда я чувствовал, что готов умереть за твою улыбку. Я сойду с ума, если ты скажешь, что не испытываешь ко мне никаких чувств.

Две горячие слезы обожгли щеки Руфы. Она погладила его волосы.

— Нет никакого смысла обманывать тебя. Я не могу сказать, что я ничего не чувствую к тебе. Но эти чувства возникли вопреки моему желанию, и я должна бороться с ними.

— Ты хочешь сказать, что не можешь нарушить свой долг или что-то в этом роде? — грустно проговорил он.

— Я не думаю, что ты знаешь, что такое долг. Ты думаешь, что он не имеет ничего общего с любовью. Но все дело в том, что это и есть любовь. И когда я говорю, что я люблю Эдварда, этих слов недостаточно, чтобы описать, что я имею в виду. Речь не идет о том, что он просто мне очень сильно нравится. Я живу только благодаря ему. Если я когда-нибудь забуду об этом…