Да, он предвкушал тихое семейное счастье, заключая брак с Полли. У них будет пышная свадьба в Лондоне и отличный медовый месяц в Кении. Полли проследит за тем, чтобы всю последующую жизнь у них все шло своим чередом. Предсказуемость — это благословение. А все остальное — иллюзия.

Для Руфы остаток дня был полон блаженства. Она произнесла клятву и расписалась в книге. Теперь Эдвард — ее муж. Она фотографировалась рядом с церковью, опираясь на его руку. Ее целовали гости, включая викария и Тигра Дурварда.

Уэнди, обезумевшая от счастья, бросала разноцветные конфетти. Когда они закончились, она принялась носиться кругом, делая снимки маленьким фотоаппаратом, мешая всем.

Новый гравий на дороге к Мелизмейту был испещрен колесами десятков автомобилей. Руфа и Эдвард заняли места у входа для встречи гостей. У них не было времени смотреть друг на друга. Гости проходили толпами, знаменуя их прежнюю жизни.

Рошан официально представил Тигра, который заметно изменился. Бледный и похудевший, он произносил поздравления своим резким голосом. Руфа решила, что он ей нравится: он явно обожал Рошана, а любовь превращает в ангелов самых непривлекательных людей.

Разумеется, было и шампанское, выбранное и оплаченное Эдвардом. Был и свадебный завтрак: незаконно выловленный лосось и ранняя клубника — все дико дорогое. Эдвард считал, что плохо накрытые свадебные столы делают людей сварливыми. Произносились речи, которые Руфа внимательно выслушивала и тут же забывала. Шафер Эдварда с воодушевлением предложил тост за Линнет. Сам Эдвард говорил мало, в основном благодарил всех за то, что пришли.

Всем сидевшим за длинными столами было хорошо известно, что Эдвард в критический момент спас семью. Местные жители были удивлены изменениями в Мелизмейте, кто-то даже сказал, что дом стал таким же красивым, как невеста. Никто и не удивлялся, что Руфа так удачно вышла замуж. Она всегда отличалась здравомыслием. А затем все хлынули на залитую солнцем террасу и продолжали там пить шампанское. Гости, разбившиеся на группы, шептались о том, что у семейства Хейсти прирожденный талант становиться на ноги.

Нэнси сняла шляпу и распустила волосы. Они с Берри приветствовали друг друга скромным поцелуем, в результате которого оба залились краской. Они виделись в винном баре, после того как Нэнси ворвалась в квартиру Берри, но она по возможности избегала обслуживать его. Временами она пропускала через кассу его кредитную карту. Это была самая тесная интимность, которую они себе позволяли.

«Полли Совершенная не замечает их смущения. Она отсчитывает часы до собственной свадьбы», — мрачно размышляла Нэнси. Она ни разу не видела, чтобы австралийка выглядела так хорошо. На Полли было голубое полотняное платье и дурацкая шляпа, но ее кожа сияла свежестью росы. Полли была очень любезна по отношению к Нэнси, возможно потому, что невеста Берри пришла в восхищение от Мелизмейта. Разумеется, она не видела его в дни убожества.

Нэнси полагала, что желает этой молодой паре счастья. Берри, как никто другой, заслуживает его. Она осмелилась взглянуть на него именно в тот момент, когда и он украдкой взглянул на нее. Они снова покраснели и отвернулись друг от друга. Аура несостоявшегося секса во время их последней встречи вводила их в смущение.

Нэнси сбежала вниз по лестнице и направилась к торфяникам. Она не привыкла носить в своем сердце тяжесть. Это мешало ей.

— Нэнси…

Макс был в нескольких метрах позади нее. Она замедлила шаг, подумав, что в смокинге он выглядит очень сексуально. Они вместе шли по направлению к большой акации, стоявшей у ограды парка. За оградой лежали луга, заросшие травой. Повсюду порхали бабочки.

— Какое сказочное место, — сказал Макс. — Мне кажется, теперь я начинаю понимать цель вашей Брачной игры. Я никогда не думал, что ты обладаешь таким богатством, — я имею в виду Мелизмейт.

Нэнси рассмеялась:

— До того как Ру раскрутила на деньги Эдварда, это была помойка.

— Уверен, что это место всегда красиво, — сказал Макс. — Так же красиво, как и ты.

— Шутишь?

— Я серьезно. Зачем ты сняла шляпу?

— Она мешала мне целоваться, — сказала Нэнси.

Макс вошел вслед за ней в неровный круг тени под акацией.

— Видимо, поэтому я до сих пор и не поцеловал тебя?

— А ты и не пытался. — Макс очень нравился Нэнси, но с некоторых пор ее естество больше не выделывало кренделей, когда он бросал плутовские взгляды.

— Почему и не пытался? — Он натужно засмеялся. — Одно время между нами что-то наклевывалось.

— Да, но помешали другие проблемы.

— Ты гонялась за лордом имяреком. Но теперь тебе не нужно больше заниматься этим. — Макс прислонился к стволу дерева. — Сейчас, когда твоя сестра победила в Брачной игре, ты можешь расслабиться. Вернуться к любовным утехам.

— Но это так непросто, — сказала Нэнси. Она уловила его оценку брака Руфы и отвергла ее.

Его голос смягчился.

— Что с тобой происходит, Нэнси? Игра закончилась. Ты свободна. Почему же ты не хочешь, чтобы тебя совратили и трахнули?

— Боже, откуда ты взял, что мне нравится это?

Он засмеялся и отступил, но по-прежнему был готов вступить в игру, когда она предоставит ему шанс.

— Что же теперь ты намереваешься делать? Возвратиться домой к своим корням?

— Не говори глупости. Я всего на два дня отпросилась с работы. В понедельник я снова должна быть за стойкой.

Макс задумался.

— Это такая хорошая работа?

— Лучшая из того, что у меня было.

— И единственное место, где ты можешь видеть его?

Нэнси застонала.

— Боже, неужели на моем лице все написано?!

— Однозначно. Видимо, маленькие стрелы Купидона наконец пронзили тебя. Ты вышла на бой и влюбилась.

— Да, — сказала Нэнси, — думаю, это и называется настоящей любовью. Теперь я понимаю разницу между «Ромео и Джульеттой» и музыкальной комедией. — Она вздохнула. — Макс, а ты был когда-нибудь влюблен?

— Хочешь получить галантный ответ или правдивый?

— Правдивый.

— О'кей, я был влюблен, — сказал Макс. — Страстно, и страсть у меня была отнюдь не платонической. Но счастье было недолговечным. Я был опустошен, когда все закончилось, и, наверное, вина за это лежит на мне. Не пойму, почему так произошло.

Нэнси нравился Макс, когда он не флиртовал и говорил откровенно. Он становился гораздо более привлекательным. Возможно, он понимал это.

— Такой была и моя романтичная карьера, — проговорила она, — пока я не встретила Берри. Хочу тебя предупредить.

Он улыбнулся ей, очевидно, не очень потрясенный ее отторжением.

— Ну и что же дальше?

— Ничего хорошего, дорогой, — сказала Нэнси. — Особенно если учесть, что он вот-вот женится.

— Я бы так не сказал. Он ни на секунду не отводил от тебя глаз. Ты должна послать ему веревочную лестницу в качестве свадебного подарка.

— Надежды нет, — мрачно сказала Нэнси. — Ты не знаешь Полли. Она удерживает его почище любого магнита. Никакая сила не способна ослабить ее хватку.

Полли теперь точно знала то, о чем порой подозревала. Раньше она никогда не любила по-настоящему. В некоторые моменты во время службы — между Вагнером и Мендельсоном — она погружалась в иной мир. Теперь до нее наконец дошло, почему пишут стихи поэты, а что касается поэм, то она вмиг постигла суть доброй половины мировой литературы.

Его зовут Рандольф Веррол, и у него слишком длинные волосы. Его затмевает мрачная жена, бывшая жена, и маленькая, с блестящими глазками дочка. Все здесь неуместно: этот обворожительный кусочек природы просто нуждается в небольшом обновлении. Полли плавала в черных бархатных глазах Рэна с того момента, как Берри представил их друг другу.

— Осторожно, — сказал Рэн.

Они гуляли вдоль рва вдали от шумного веселья и тяготящего присутствия его мрачной бывшей жены. Бледно-голубые каблуки Полли измазались грязью, но, на удивление, она не обращала на это никакого внимания — и это Полли Привередливая, которая невероятно напрягалась, когда видела «проклятые капели» майонеза на чистом столе. Рэн взял ее за руку, чтобы поддержать. Она почувствовала, как электрический разряд пронзил ей сердце.