Помощь пришла из квартиры напротив и имела приятное обличье той самой невинно-интеллигентной старушки.
— Смотрю, с утра от двери не отходишь! — ласково пожалела она Рощина. — Тот-то, второй, что-то подзадержался. И тихо как! Видно, ни в комнате, ни в кухне дел у них нет. — Соседка поджала губы, давая понять, что о том месте, где, судя по всему, проводит время шалопутная подруга милейшего Максима Викторовича, ей, в ее летах и при ее воспитанности, говорить не пристало. — А ты, видно, и в самом деле — друг, не соврал? — на всякий случай уточнила она у Рощина.
— Да, конечно, друг! — Влад решил воспользоваться ситуацией. — Я же от Макса ей письмо привез! — Он похлопал по дипломату. — А отдать не успел. Мне уезжать надо, что другу скажу?
— А так и скажи, — посоветовала старушка. — Мол, не скучает твоя зазноба, наоборот. Максим-то Викторович такой мужчина серьезный, такой положительный, и женщины у него были под стать, в возрасте, ученые. И вот — привез эту. Говорит, все, Любовь Ивановна, женюсь. А я сразу поняла — не пара она ему, нет, не пара. Худая, вертлявая и болезненная какая-то. Все носом шмыгает.
— Любовь Ивановна, может, все-таки заставим их открыть дверь? А вдруг что-то случилось? Вдруг этот, ну, который нас с вами так бесцеремонно выставил, преступник?
— Преступник? — обмерла старушка. — А ведь похож! Здоровый такой, а глаза красные, как у наркомана, и он их все время прятал… Меня не обманешь! Неспроста это! Очень, очень подозрительный! Влез в доверие. Она его в квартиру пустила. Он ее убил, дом ограбил… Охохонюшки! — Соседка всплеснула сухонькими ручонками. — Бедный Максимушка, вот горе-то! Милицию надо вызывать! — И она кинулась к себе в квартиру.
— Погодите, — вырвал у нее телефонную трубку Влад. — А если мы ошиблись? Тогда нас с вами за ложный вызов на пятнадцать суток посадят. И оштрафуют!
Что плету? — тут же подумал Рощин. — Какие пятнадцать суток? Какой штраф?
На старушку, однако, его слова произвели магическое действие. Она водрузила трубку обратно на аппарат и заговорщически сказала:
— Тогда давай удостоверимся. Ты будешь звонить в дверь, а я крикну «пожар». Если жива, испугается и откроет.
— Так у нее звонок не работает!
— Ты смотри, расчетливая какая! Вчера все работало! Видно, не впервой ей конспирироваться, опытная, — глаза соседки горели обличительным огнем. На дряблых щечках расцвел пунцовый румянец. — Максим-то говорил, что она на телевидении работает. Шоу-бизнес, одно слово. Все они там распутные!
* * *
После разговора с Машкой жизнь стала намного веселей, и теперь Максу казалось, что и с девчонками-француженками ничего страшного случиться просто не могло. Ну, провели бурную ночь с борзогоном, чего-то там выпили, забились в какую-нибудь щелку и спят теперь там так же беспробудно, как Лади.
Ливень превратился в светлый редкий дождик, теплый и приятный.
— Пойдем, переоденемся и выпьем кофе, — предложил Адам.
Вертлявая дорожка, покрытая песком, глотала льющуюся с неба воду, как ненасытная прорва, пребывая внешне почти сухой. Разве что привычный розоватый отлив белого песка чуть потемнел, превратившись в медово-кирпичный.
Тропинка вилась почти по краю отвесного обрыва, и лишь полоса высокой сочной травы, шириной в полметра, отделяла ее от пропасти глубиной метров десять. Впрочем, пропастью то, что было внизу, можно было назвать весьма относительно: просто одна из террас того же самого утеса. Неровные клочки луковых посадок — основного источника догонского дохода, небрежно скошенные просяные поля, кучковатые пальмовые рощицы, одинокие раскидистые баобабы и сероватые под дождем блюдца многочисленных озер. В одном из них, самом близком, расположенном точно под скалой, неуклюже резвились небольшие крокодильчики.
Если б не эти крокодилы да баобабы — один в один пейзаж достопамятного Сейв-Вэра… — подумал Барт.
Идти по песку было довольно тяжело: ноги все время норовили провалиться вглубь, увязая почти по щиколотку. И через каждый три шага приходилось останавливаться, чтобы вытряхнуть из кроссовок мокрую, натирающую ноги, как пемза, массу, иначе двигаться дальше совершенно не представлялось возможным.
— А, — махнул рукой Барт, — так мы до вечера ползти будем! — и разувшись, стянул носки, бодро пошлепав босиком.
Адам, следуя примеру приятеля, снял кроссовку и, балансируя на одной ноге, принялся за вторую. Узел мокрого шнурка не поддавался, мужчина дернул его сильнее и, не удержав равновесия, зашатался на одной ноге. Что ему помешало тут же опереться на другую? То ли инстинктивно побоялся ее испачкать, то ли все ж таки надеялся мгновенно справиться с крепким узлом…
Стопа, на которую Адам перенес всю тяжесть тела, вдруг ушла в песок на всю длину ступни и застыла там, словно ее заковали в гипс. Мужчина с силой опустил вторую конечность, мокрая кроссовка скользнула по песку, как по льду, Адам потерял равновесие. Нелепо взмахнул руками и завалился набок. Попутно, пытаясь удержаться, схватился за мокрые листья травы. Стебли послушно прошли меж пальцами и, оставив в ладонях липкую влагу, выскользнули обратно.
— Макс! — крикнул Адам, нелепо крутнувшись на месте.
Обе ноги, сделав замысловатый пируэт, на мгновенье замерли над краем обрыва и ухнули вниз, зависнув в пустоте.
Понимая, что сейчас он улетит в пропасть, мужчина стал отчаянно цепляться за мокрую травяную поросль. Увы, листья оставались в ладонях, а тело неуклонно ползло вниз.
Барт обернулся на крик, увидел друга. Одним прыжком вернулся назад, успев схватить Адама за футболку. Движение вниз на секунду замедлилось, но тут же тонкий трикотаж в руках Макса глухо треснул, футболка стремительно выскочила из брюк и тут же оказалась на голове бедолаги, лишив того возможности видеть даже траву, за которую он тщетно пытался удержаться.
Адам захрипел, инстинктивно замотал головой, усугубляя и без того незавидное свое положение, и снова поехал вниз, в пропасть, где продолжали резвиться под теплым дождем невеликие, но примерно зубастые малийские крокодильчики…
— Держись! — заорал Барт и плашмя рухнул на голову друга, впечатывая ее в мокрую изумрудную зелень.
Приятель глухо крякнул, дернулся и затих. Барт секунду полежал, соображая, и тут же почувствовал, как голова поползла из-под него, увлекаемая тяжестью болтающегося на весу тела.
Макс примерился и одним резким движением, приподнявшись, уцепил Адама за брючный ремень. Тело друга, на долю секунды освобожденное от тяжести Барта, тут же скользнуло вниз. Ровно в этот момент Макс сделал отчаянный рывок и вместе с приятелем откатился от страшного обрыва на тропинку.
Минут десять они блаженно и молча отдыхали, подставляя лица под теплые крупные дождинки.
Наконец, Адам шевельнулся, тяжело подтянув ноги, сел. Ощупал иссеченное травой лицо.
— Второй раз.
— Что — второй раз? — тоже приподнялся на локтях Барт.
— Второй раз ты спас мне жизнь.
— Ну да, — согласился Макс, — жалко, крокодилы без лакомства остались.
Оба засмеялись, наконец-то ощутив, что страшная ситуация — теперь просто воспоминание. Приключение. И уже — повод для шуток. Полежали еще чуток, отдыхая.
— Эй, путешественники! — вдруг послышался близкий молодой голос. — Устали? Колу не хотите?
В метре от них стоял веселый абориген и протягивал прозрачный полиэтиленовый пакет, заполненный орехами кола.
— Давай, — протянул руку Макс. — Нам сейчас очень кстати. Силы восстановить.
Довольный малиец быстренько отсыпал орехов, тщательно пересчитал деньги и скрылся.
* * *
Понемногу стало светлеть, клочья тумана не были больше такими черными и косматыми, и Ольга поняла, что наступил рассвет. А значит, маяк больше не нужен, и можно передохнуть. Она отпустила тяжелую ручку и опустилась прямо на мокрый холодный камень. Вполне можно было похвалить себя за трудную вахту, потому что выдержала и ни на минуту не оставила штормовое море без света.