Сменился и адрес кассы, в которой Баймирза получает жалованье. Прежде за марками он ходил на Моммзенштрассе 55, в «Тюркостштелле» Главного управления СС, теперь — в Институт по изучению СССР, филиал американской разведки в ФРГ. Деньги кладет в карман так же торопливо, как прежде, потому что считает собственный карман надежнее хозяйского. Хозяин-то привередлив, а товар — ложь да клевета — быстро портящийся, не успеешь состряпать, поступают опровержения и протесты, поэтому лучше поскорее получить деньги за проданное и скрыться.

Все эти штрихи к портрету советолога из Кёльна ничего не меняют в нашем представлении и не только нашем о Хаите. В ЦРУ Хаита знают как облупленного. Для американской разведки детали морального порядка не играют никакой роли. Вот для общественности Западной Европы и Америки они важны. Она должна взглянуть на Хаита не как на пропагандиста идей «свободного мира», а как на политического и духовного оборотня, провокатора, платного агента ЦРУ.

Все это, так сказать, портрет. А как быть с биографией Хаита. С той самой биографией, которую распространяют филиалы ЦРУ в разных странах и в которой советолог из Кёльна представлен идейным борцом, страдальцем за свой народ, защитником веры. Кое-какие поправки в эту «голубую» биографию мы уже внесли. Они касались в основном первой страницы его жизни, когда Хаит изменил Родине, нарушил военную присягу, перешел в стан врага. Откроем вторую страницу.

После сдачи в плен в лагере для военнопленных Хаит сразу объявил себя поваром по призванию и принялся варить для пленных баланду. Впрочем, говорят, что «должность» эта покупалась у фашистов открытым угодничеством и наушничеством. Уже тогда, в первые дни плена Хаит завоевывал место под солнцем доносами на товарищей по оружию. Он выдал начальнику лагеря коммунистов, патриотически настроенных солдат и командиров. Продавал за право стоять у котла с похлебкой, отправлял соотечественников на смерть, чтоб самому выжить. Гитлеровцы сразу учуяли в Хаите собрата. Волчья стая пополнилась еще одним серым с обагренными кровью клыками.

Хаит первым вступил в легион СС и первым надел эсэсовскую форму. На кокарде его фуражки красовался человеческий череп и две перекрещенные кости — символ смерти. Смерть обязался нести Хаит.

Втерся в волчью стаю Хаит, но этого ему показалось мало. Решил переманить в стан врага и соотечественника. Существует закон, принятый всеми государствами, по которому запрещается вербовать пленных в армию, против которой они сражались. Хаит преступил этот закон. Он принялся старательно вербовать в «Туркестанский легион» пленных узбеков, казахов, киргизов, туркмен. Вербовать — мягко сказано. Вот как описывает это один из бывших военнопленных:

— Баймирза стал группировать вокруг себя военнопленных… Каждого, кто противился ему, не подчинялся его указаниям, ожидала жестокая кара.

Фашисты били нас плеткой. Баймирза Хаит пользовался более изощренным орудием — резиновой дубинкой. Она наносила более тяжелые раны. Один удар такой дубинкой выводил человека из строя на несколько дней…

…В 1943 г. погрузили нас в вагоны и отправили в город Бреслау, оттуда доставили в расположенный неподалеку концлагерь «Освенцим». Начальник этого лагеря гауптштурмфюрер Пинер заявил нам на следующее утро: «Мы вас будем обучать. Разобьем на группы по 4—6 человек, выбросим в ваши родные места шпионами».

Однажды прибыл к нам из Берлина на поверку Баймирза Хаит. Тогда он уже имел звание зондерфюрера, носил на одном плече сверкающий погон.

В лагере Баймирза Хаит не пытался даже объяснять пленным, куда и зачем их направляют:

— Вы больше не пленные, вы солдаты легиона СС. «Произошло это так, — вспоминает бывший легионер. — Немцы согнали нас в концлагерь. В нем мы испытали все ужасы заточения — и голод, и холод, и болезни. С утра до вечера грузили на телеги умерших узников, а было их неимоверно много, и вывозили их за пределы лагеря. Роя могилы, каждый из нас думал, не себе ли роешь, не наступит ли завтра и твой черед.

Когда испытания голодом и смертью сделали свое дело и фашисты убедились, что люди сломлены и духовно и физически, нас, мусульман, погрузили в вагоны, и доставили в Легионово. Здесь размещался Туркестанский легион. Легионеры носили военную форму и пользовались привилегиями военнослужащих.

Нас держали некоторое время в специальных бараках, дали посмотреть на жизнь легионеров. Через неделю, примерно, приехал Баймирза Хаит. Одет он был в форму немецкого офицера. Выстроил нас на плацу и объявил:

— С этой минуты вы солдаты гитлеровской армии. Мусульманское соединение именуется Туркестанским легионом. Будете служить в нем и подчиняться командирам беспрекословно. Сопротивление и отказ от выполнения приказа будет рассматриваться как саботаж и по законам военного времени наказываться смертью!

Свою угрозу Хаит преподнес тоном проповедника, напутствующего заблудших сынов своих перед трудной дорогой в рай. Службу немцам он объявлял делом, угодным богу. На пряжках ремней, которыми опоясывались легионеры, было начертано: «Аллах биз билан!» — «С нами бог!» Этими ремнями Хаит опоясал и привезенных в Легионово пленных. Предательство освящалось именем всевышнего.

Бога Хаит привлекал к своему черному делу постоянно, но не слишком надеялся на него. Дубинка резиновая и пистолет, а порой и автомат помогали лучше.

Во главе зондеркоманды Хаит рыскал по местам расквартирования батальонов и душил ненадежных. Число подлежащих уничтожению его не смущало. Патронов в пистолетах и автоматах было предостаточно. Жалеть легионеров не рекомендовалось, да Хаит и не способен был жалеть. Он же хвастался, что рука его тверда, на спусковом крючке она не дрогнет.

В «голубой» биографии советолога из Кёльна подобная деталь опущена не случайно. «Страдалец» за свой народ будет плохо выглядеть с руками, обагренными кровью. С такими руками его место только на скамье подсудимых. Военных преступников еще судят. Должны во всяком случае судить.

На совести советолога смерть сотен людей в Голландии, Франции, Италии. С иноплеменниками он расправлялся так же жестоко, как и с единомышленниками по вере. Рота СД не жалела патронов, когда дело касалось противников нацизма. Лишь бы был приказ, а приказы отдавал гауптштурмфюрер Хаит.

Пока что биография советолога Баймирзы Хаита окрашена в голубые и розовые тона. Прикрываясь ею, как защитной мантией, он продолжает проповедовать человеколюбие, доброту, мягкосердечность, звать соотечественников под своды свободного мира, как когда-то звал под кров нацизма, дает советы, как жить и о чем думать тем, в кого когда-то направлял стволы автоматов. Он забыл (за хорошую плату, конечно) прошлое. Но люди помнят. Помнят даже те, кто упал под автоматной очередью. Смерть тоже помнит…

Самолет из Хабаровска прибыл в Ташкент около шести утра. После долгого утомительного рейса пассажиры торопились покинуть лайнер, и трап едва вмещал всех желающих поскорее оказаться на земле. Лишь двое из прибывших не проявляли нетерпения. Они почти последними вышли из салона и почти последними оказались на ступеньках трапа. Все шесть минут, что занимал спуск на землю, они были заняты тем, что старательно разглядывали попутчиков, шедших рядом с ними и уже стоявших внизу.

Ничего особенного в неторопливости двух пассажиров не было: люди прилетели издалека, и новый город, новая обстановка, естественно, вызывали интерес. Оба пассажира были иностранцы. Облик и речь легко выдавали их за сынов Страны восходящего солнца, поэтому вели они себя так, как ведут обычно гости из-за рубежа. Никто не обратил на них внимания, никому и в голову не пришло заподозрить двух молодых японцев в недобром отношении к нашей стране.

Не вызывало сомнений и желание гостей после небольшого отдыха в гостинице «Узбекистан» осмотреть город, сфотографировать на память наиболее примечательные места узбекской столицы и, наконец, познакомиться с ее жителями. Мы гостеприимные люди, общение с другими народами доставляет нам радость, Двое ташкентцев подошли к молодым японцам у входа в вестибюль гостиницы и заговорили с ними как добрые друзья. Один из туристов сносно объяснялся по-русски и предложил пройтись до станции метро. Ему и его другу хотелось посмотреть, как оформлена станция и даже проехаться в подземном поезде. Ташкентцы охотно откликнулись на предложение гостей, и все четверо спустились в метро станции «Октябрьская революция». Через семь минут поезд доставил их на станцию «Пушкинская», а еще через семь дружеская компания уже прогуливалась у памятника поэту.