— Пугливый купец, — улыбнулся Сидоров. — Через Семиречье идти не боялся, а здесь, у своих, струсил.

— Такое время, атаман.

— Время, верно, трудное. Значит, сегодня. В то же время?

— Да, в двенадцать.

— Приготовьте что-нибудь на стол солидное, но без выпивки. Такие дела за рюмкой не решаются. Буду без пятнадцати двенадцать…

На этот раз я был уверен, что план удастся выполнить. Кажется все предусмотрено. Только бы атаман не прихватил с собой казака и не поставил его за углом на всякий случай.

Полковник оказался точным, как всегда. Вошел в комнату ровно без пятнадцати двенадцать.

Я попросил его сесть против окна, чтобы первым увидеть человека в полосатом халате. В руки ему дал книгу, не помню уже какую.

Сам продолжал подносить к столу сладости.

— Как только увидите гостя, — предупредил я, — дадите мне сигнал. Оставлю вас одних.

Полковник кивнул и стал пристально смотреть в окно…

…На этом закончился последний визит атамана в мой дом.

Через полчаса я запер дверь на замок, закрыл ставни и тихими улицами выбрался к пригороду Кульджи. Еще через полчаса вместе с Эрса Юсуфходжаевым мы оседлали коней и покинули город.

Шестнадцатого августа 1922 г. я благополучно прибыл в Джаркент и лично доложил о проведенной операции. Мой доклад подтвердили синьцзянские власти: через несколько дней на улицах Кульджи и других городов провинции появились объявления на китайском, русском и уйгурском языках, обещавшие 5000 китайских ланов за поимку Касымхана Мухамедова. Семь человек из отряда Сидорова были посланы в Джаркент с приказом выследить и уничтожить меня. Белогвардейские агенты опоздали. Я был уже далеко от границы.

Литературная обработка Эд. Арбенова

Боевое содружество первых чекистов с работниками уголовного розыска и милиции в борьбе с антисоветским подпольем, происками иностранных разведок и разгулом уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией, дало серьезные положительные результаты, в борьбе за становление и укрепление Советской власти в молодой Туркестанской республике.

Некоторые эпизоды, характеризующие это содружество, излагаются в форме дневника А. А. Крошкова — консультанта Ташкентского уголовного розыска.

…Через неделю начинается новый, 1925 г. Только что ушли побывавшие у меня в гостях Михаил Максимович Зинкин, нынешний начальник уголовного розыска города, и возмужавший, еще более раздавшийся в плечах Сережа Ескин, которого мы еще недавно называли, шутки ради и уважая его силу и отвагу, Сергеем Гавриловичем. Навестили своего учителя… Ескин, вернувшийся из командировки со станции Зима (там был задержан уголовник, совершивший преступление в Ташкенте), решил сделать мне приятное, привез небольшую елочку.

За самоваром вспоминали о многом. Да, после подавления осиповского мятежа, к концу девятнадцатого года, было ликвидировано множество банд. Розыскники к тому же помогали чекистам вылавливать наиболее активных участников мятежа.

Вспомнилось, как брали банду Мерехина. Он много раз мне в ночных кошмарах снился. Чудовище! С девятьсот девятого года по девятнадцатый его банда совершила шестьдесят убийств!

Сейчас и вспомнить о том времени страшно. Да разве только в Ташкенте царил разбойный разгул? А в Москве? Даже Ильич, ехавший в автомобиле, однажды подвергся нападению шайки отпетого бандита Кошелькова[5]. Кстати, этот факт В. И. Ленин использовал в своей блистательной работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Я читал брошюру и горевал: ну почему я так поздно приобщился к политике? Отчего только на склоне лет открыл для себя философию и практику строительства будущего?

…Прощаясь, Ескин сказал:

— А помните, Сансаныч, как вы ловко изобразили французского ювелира? Это когда мы банду Битюгова ликвидировали!

Зинкин и Ескин ушли, а я сел за свой дневник.

Да, дорогие читатели, это была отлично проведенная операция. И скажу без ложной скромности, я принимал в ней самое активное участие, причем малейшая ошибка могла стать роковой.

А было это так.

Угрозыску стало известно, что бандит Битюгов (кличка «Битюг») предложил официанту ресторана «Европа» купить слиток золота весом в двенадцать фунтов. Официант объяснил, что у него таких денег нет, но он знает одного маклера, недавно прибывшего с Кавказа. На другой день Битюгов и маклер встретились. Роль кавказского спекулянта с блеском сыграл… Самсон Артемьевич Аракелов. При виде огромного золотого слитка он пришел в экстаз, чмокал губами, цокал языком, восклицал «Вах-вах-вах!», вообще словно обезумел. А под конец заломил такие огромные проценты за «комиссию», что бандюга не выдержал, сунул «спикулю» наган под нос и прохрипел: «Бимбера хочешь схавать? Тоже мне эксплуататор нашелся. Дело говори, гад!»

«Маклер» мигом смекнул, к чему может привести неуемная жадность. Согласились на три процента. И тут же «маклер» повел Битюгова к французскому ювелиру, проживающему в гостинице «Новая Россия». По дороге он рассказывал о французе как о богатейшем ювелире (вроде знаменитого Картье), который, используя благоприятную конъюнктуру якобы еще в 1917 г., приехал прямо из Парижа в Ташкент скупать золото. Поскольку француз не говорит по-русски, он нанял переводчика из бывших дворян, платит ему большие деньги. Поэтому с французом можно не церемониться, содрать побольше деньжищ.

«А может, француза этого… Понимаешь?.. К ногтю его, а? — предложил бандит.

Аракелов потом рассказывал, что, услыхав такое, он по-настоящему испугался. Чего доброго, кокнут ювелира! Еле-еле отговорил Битюгова от «мокрого» дела, объяснив, что француз фигура важная, да и где он держит свои капиталы — неизвестно.

Между прочим, этим самым французским ювелиром был ваш покорный слуга, уважаемый читатель, автор этих записок. Переводчиком при мне состоял товарищ Пюрик, юридический консультант Самаркандского уголовного розыска, старый опытный правовед, блестяще владеющий французским языком.

Приодели нас с Пюриком на французский манер. Достали даже перстни и галстучные булавки с огромными бриллиантами, надушили хорошими духами. Номер гостиничный обставили с парижским шиком. Бандюга, как увидел нас, пижонов французских, так и растаял от предвкушения наживы. Золотого слитка он, правда, с собой из предосторожности не принес, но дал точное описание: вес ровно двенадцать фунтов, девяносто шестой пробы. И заломил немыслимую цену. Я через «переводчика» стал торговаться. Наконец, сговорились. Но мсье Ориоль (то есть я, новоявленный «Картье») через переводчика сказал Битюгову:

— Мсье Битюгов, или как вас там… При первом же взгляде на вас я проникся глубочайшим к вам доверием. У вас такое симпатичное лицо, полное шарма (лицо у Битюгова было преотвратительное!). Но, к сожалению, в наше время развелось много мошенников. О! Я вовсе не подозреваю вас, мсье! Но ведь вас могли обмануть, подсунуть кусок меди!

Бандюга расхохотался.

— Передай этому лягушатнику, — приказал он переводчику, — что у меня самое настоящее золото. Лично в банке получил… Ха-ха-ха! Завтра принесу, пусть полюбуется.

Вот тут мы с Аракеловым едва не сплоховали. Пылкий Самсон Артемьевич воскликнул:

— Уж не из Русско-Азиатского банка, который был ограблен еще при Керенском?

Я тоже выказал себя нелучшим образом, издал возглас удивления. А ведь я, по сценарию, ни слова не понимаю, по-русски.

Бандит мигом выхватил наган. Еще секунда и пришлось бы нам худо. Но выручил коллега из Самарканда, «переводчик» Пюрик.

— Спрячьте, мсье, этот смертоубийственный предмет. Кто же не помнит знаменитого ограбления Русско-Азиатского банка на улице Ирджарской? Мой клиент — коммерсант, он имеет право быть в курсе дел, хотя ему совершенно безразлично, где продавец получил товар. И если слиток действительно с Ирджарской, то я поздравляю вас, мсье. Это была артистическая работа! В тот день как раз в меньшевистском совете милицейский деятель Арсеньев распространялся о своих делах на ниве… хм… криминалистики.