Да как он смеет? Как он смеет…»

Не успела она заговорить, как Тим вышел, чтобы помочь своим детям собраться.

— Да, кстати, — обернувшись, холодно произнес он, — забыл тебе сказать. Твой муж звонил на прошлой неделе.

Надо было бы отругать его за то, что он умолчал о звонке, но она не хотела больше ни грамма энергии тратить на этого человека. Опустившись в свое любимое кресло, она машинально смахнула засохший яичный желток, после чего задумалась о своем будущем без Тима, без его детей. С Гэбриэлом, разумеется. Возможно, с ребенком. Но явно с человеком, который живет далеко отсюда. И определенно с тем, у кого нет своих детей.

— Ты рано, — осуждающе проговорила Милли.

Тим смотрел на нее так, словно они не были знакомы. Да он и правда не узнавал ее. С каждым днем их разлуки она все больше изменялась. И, изменяясь, вовсе не превращалась в ту девушку, которую он когда-то знал. Она пошла дальше и стала совершенно другим человеком.

— В тебе что-то новое, — сказал он.

— Контактные линзы.

— Я думал, тебе в них неловко.

Милли улыбнулась:

— Привыкаю. А ты так и не сказал, почему так рано вернулся.

«Запросто могу догадаться».

— Можно войти? — умоляюще произнес он. — На улице холодно.

Милли обдумала то, что он сказал, а потом раскрыла дверь.

— Я ушел от нее, — объявил он.

Милли села и, глядя на него, стала ждать, что он скажет еще.

— Все?

Тим смешался:

— Я ушел от нее навсегда. И ничего не было. Я говорил тебе, что ничего не будет, ничего и не было. Я остался верным тебе.

Милли медленно зааплодировала:

— Этого ты ждал? Похвалы? Поздравлений?

Тим неловко сглотнул:

— Просто я хочу, чтобы ты приняла меня назад. Я все сделаю. Все. Я совершил ужасную ошибку. Мне не хватало тебя. Я скучал по детям. По нашей жизни.

— А эта женщина в дешевой блузке, с ней что?

— Очевидно, она уедет из страны.

«Я еще раз ее прогнал, — подумал он. — Незавершенное дело так и остается незавершенным».

— И почему же ты ушел от нее?

Милли жаждала мщения. Тиму даже захотелось снова оказаться в Музее народных промыслов; легче перенести осуждение незнакомых людей, чем выдержать этот разбор полетов.

— Я никогда не собирался бросать тебя, — начал он и поднял руку, едва Милли собралась что-то возразить, — но я предал тебя и заслужил наказание, поэтому согласен с тем, что ты говоришь. А что касается того, зачем я сделал это… Мне нравится моя жизнь, но она несовершенна.

— Вот как? — сухо заметила Милли. — Моя тоже.

— Знаю, знаю. Она у всех несовершенна. Но иногда невозможно не задуматься, а может, идеал где-то есть, но ты упускаешь его.

— И ты решил, что с Элисон у тебя сложится идеальная жизнь? — спросила Милли.

— Знаю, это звучит глупо… Но неужели тебе иногда не хочется пофантазировать о том, — продолжал Тим, — что где-то рядом с твоей жизнью, параллельно ей, идет другая, лучше этой?

Милли закрыла глаза. «Ну конечно, мне это известно, глупец, но ведь никогда не узнаешь, чем обернется фантазия, а я и узнавать не хочу, так безопаснее», — думала она.

Молчание жены воодушевило Тима. В любом случае, это лучше, чем издевка.

— Мы были всего лишь подростками. Она была моей первой любовью, единственной любовью до тебя.

Он посмотрел на Милли, которая по-прежнему сидела с закрытыми глазами.

— Поэтому у меня никогда не было опыта отношений, которые во что-то выливаются, а потом становятся пресными, когда весь газ выйдет. Просто мне казалось, что мы с Элисон никогда не наскучим друг другу, пока она не ушла.

Милли все поняла.

— И тогда ты женился и познал отношения, которые стали пресными, когда вышел газ?

Вид у Тима был виноватый.

— Я думал, это потому, что что-то в нашем браке не так, и если я пойду за Элисон и останусь с ней, то смогу этого избежать.

— Ты говоришь так, будто тебе все еще восемнадцать лет, Тим, — с отвращением произнесла Милли. — Не пора ли повзрослеть?

Фиона не могла больше не обращать на это внимание. Она сняла трубку и набрала номер, приставив перед ним 141, чтобы ее невозможно было вычислить.

— Алло? — ответил женский голос. — Алло? — Женщина вздохнула: — Если ты извращенец, то на мне толстый шерстяной свитер, рабочие штаны и старые тапки. Если тебя это возбуждает, то мне тебя ужасно жаль…

Фиона бросила трубку. Ей это ничем не помогло. Она знала, что это частный номер и что ответит женщина. Этого было достаточно, чтобы занервничать.

Пришел счет за телефон, и она просматривала его, чтобы убедиться, что дети не болтали подолгу с друзьями или не звонили сотню раз в какую-нибудь музыкальную программу или еще куда-нибудь. Вдруг ей в глаза бросилось время звонка. Так поздно не звонила даже она сама, поскольку давно убедилась, что полуночные звонки приятельницам не пошли ей на пользу.

Значит, это Грэм. В ту ночь Вальбурга осталась у подруги, а Дафну и детей обычно не разбудить с того момента, как они закрывают глаза, и до того времени, когда их вытаскивают утром из постелей в состоянии летаргического сна.

Значит, он звонил женщине в час ночи. Еще хуже — разговаривал с ней больше часа.

Ей нужно было с кем-то обсудить это, с кем угодно, только не с Грэмом: она слишком сильно боялась того, что он может сказать. Начала она с Тесс.

— Ее нет, — отрезал Макс.

— А где она? — спросила Фиона. — Сегодня же воскресный вечер.

— Ты могла бы ей это и сама сказать. Позвонила Хитер, и, разумеется, Тесс оставила семью и помчалась к ней. Хотя завтра открывается магазин и мне не помешала бы кое-какая помощь.

Фиона подождала, когда он переведет дух, тотчас извинилась и повесила трубку.

«Черт бы их побрал, они еще и дело не начали, а у них уже проблемы. Я-то думала, что оно поможет им разрешить их».

Тесс сидела в квартире Хитер и пила чай. Она предпочла бы большой бокал вина, но не была уверена в себе.

— Прости меня, — беспомощно проговорила она.

Хитер с силой потерла лицо:

— Я знала, что это случится, так что мне не следовало удивляться. Просто это слишком, учитывая еще и то, что, как выяснилось, я не беременна.

— А он не сказал, почему расстается с тобой? — спросила Тесс, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Обычное дело: сомневается в своих чувствах, было бы нечестно брать на себя какие-то обязательства, если он не уверен на сто процентов, что это нужно нам обоим… И прочий вздор.

— Может, это и к лучшему, — предположила Тесс.

Хитер покачала головой:

— Я знаю его лучше, чем он себя выставляет. Он с кем-то встречается.

Тесс обмерла. Она почувствовала себя виноватой, и ей оставалось лишь надеяться, что у нее достанет выдержки побороть чувство вины и изобразить недоумение.

— Я уверена, что ты ошибаешься! С чего это ты взяла?

Хитер презрительно поджала губы:

— Уж я-то знаю. Да тебе любой скажет. Вообще-то мне интересно, не говорил он чего-нибудь тебе?

Теперь Тесс была абсолютно уверена, что у нее виноватый вид.

— Почему он должен что-то мне говорить?

— Я наблюдала, как он разговаривал с тобой у Картера. И я знаю, что иногда ты видишь его в школе. Вдобавок ты его партнерша по танцам.

Трудно поверить, что, выстроив факты в этом порядке, один за другим, Хитер не сообразила, что происходит. То, что она не нашла связи, глубоко задело Тесс. Выходит, она доверяла ей безоговорочно и не могла даже и мысли допустить, что подруга так жестоко предаст ее.

Тесс несколько раз вдохнула и выдохнула, считая вдохи, чтобы замедлить биение сердца, как ее учили на интенсивных курсах йоги.

— Он ничего мне не говорил, — спокойно ответила она.

«Лгунья, лгунья».

— А о чем вы разговаривали сегодня утром? — спросила Хитер.

Она не подозревала Тесс — так, один интерес.