Остаток вечера Фиона изливала свое раздражение на Грэма, который воспринимал это недовольство как часть семейной жизни, к которому давно привык. На следующее утро она подумала, что не надо было так набрасываться на него. Ему ведь труднее, наверное, еще и потому, что это не его мать. Но он так хорошо умеет слушать и так терпелив.

Ее снова поразило, как он далек был от нее весь вечер. Тогда она решила приписать это перспективе совместного проживания с Дафной, но сейчас не была в этом уверена. Обычно, когда речь заходила о теще, он произносил ничего не значащие слова, обязуясь терпеть ее выходки и поддерживать жену во время этого испытания, однако она ожидала и вспышки неповиновения.

Какой смысл спрашивать его, что произошло. Он все равно ничего не скажет. Если только проблема не из тех, что может иметь какие-то последствия для Фионы или детей. Пусть он разберется с нею сам.

И пожалуй, было бы совсем неплохо, если бы это оказалось чем-то несущественным. Но все равно ей лучше быть в курсе, потому что, как показывает опыт, несущественные проблемы имеют обыкновение разрастаться, если их не подавить в самом начале.

Фионе захотелось с кем-то поговорить об этом, узнать, не кажутся ли со стороны ее опасения глупыми. Вот Милли тревожилась насчет Тима и чуть не сошла с ума. Нужно, чтобы за это дело взялся тот, кто знает и ее, и Грэма. Нужно выплеснуть все это, не подвергая цензуре и не фильтруя, и даже не пытаясь самой во всем этом разобраться.

«Мне нужен человек, который направит поток сознания в связное русло всех моих нынешних переживаний, — думала Фиона. — И еще мне нужно, чтобы этот человек подсказал мне, что делать.

Мне нужна Тесс».

Грэм согласился с тем, что Фионе совершенно необходимо делиться всеми подробностями своей жизни с ним, а также со своими подругами. И с домработницей. И с парикмахером. И с любым совершенно незнакомым человеком, который находится рядом с ней больше полуминуты.

Но он-то другой. Она всегда это за ним замечала. Он никогда не скрывал своей нелюбви к бесконечным признаниям, поэтому ей не нужно удивляться, что он сейчас не готов делиться с ней своей недавно обозначившейся проблемой. И потом, даже если он и из тех, кто все выкладывает своей жене, об этом он ей не расскажет.

Придя на работу, он обнаружил еще одно письмо на свое имя. Он открыл его, страшась непредвиденного, но не в силах стереть сообщение, не прочитав. А именно это ему и следовало бы сделать.

Привет, Грэм!

Не знаю, получаешь ли ты эти сообщения. Мне приходится посылать их через компьютерную фирму, потому что прямо на твой электронный адрес они не попадают.

Я полагаю, что ты читаешь их, но не хочешь отвечать. Ладно, может, тебя это совсем не интересует. Тогда просто ответь мне электронным письмом и так и скажи, тогда я перестану преследовать тебя. Уж я-то помню, как ты ненавидел, когда я доставала тебя!

Но если ты беспокоишься насчет встречи, то не стоит. Мне хочется, чтобы ты просто написал мне, хочется узнать, что сталось с твоей жизнью (твоя биография на сайте довольно скудная!) и не жалеешь ли ты о чем-нибудь. А вот я жалею.

Просто мне кажется, что если мы проясним ситуацию относительно того, что произошло так много лет назад, я смогу жить дальше. Сейчас я немного притормозила. Дела идут не блестяще, и это неизбежно заставляет меня оглянуться на то время, когда все было так хорошо, что лучше и не бывает.

Ну да ладно, это моя последняя попытка. Если напишу снова, то, наверное, приближусь на опасное расстояние к территории сталкера! Так что теперь сам решай.

С любовью, Кристина

«Будь дома все хорошо, мне бы, наверное, легче было сопротивляться, — подумал он. — И дело не в том, что у меня не было возможности помешать Дафне перебраться к нам. В конце концов, это было мое решение. Я сделал это ради Фионы, потому что люблю ее. Да, не так, как Кристину, но это настоящая, зрелая любовь.

Просто мне хочется поговорить с кем-то обо всем этом. Да, знаю, я всегда утверждал, что не приемлю всех этих разговоров о собственных чувствах, считающихся обязательными в нашем поколении. Но, возможно, будет полезно что-то прояснить в голове, разложить все проблемы по полочкам, каждой отвести свое место, пока они, сваленные в кучу, не принялись влиять друг на друга самым пагубным образом.

Фиону в это я точно не смогу посвятить, ведь она начнет переживать насчет Кристины. Еще подумает, что это нечто новое в наших отношениях, и будет ждать, что я только это и буду с ней обсуждать. Упаси бог.

С Тимом я не могу говорить, потому что он настолько увяз в своих собственных возвратах в прошлое, что непременно станет подзуживать меня, чтобы и я делал то же самое.

Макс? Макс мне нравится. Он немного похож на меня, держится сам по себе и позволяет Тесс командовать. Но ему меньше всего хочется иметь дело с чужими проблемами.

Это должен быть человек не из нашего круга. Человек, который знает меня, но не будет в дальнейшем оказывать давления на мою жизнь. Вообще-то был только один человек, которому я полностью открывался. Разумеется, я поплатился за это, так что не готов снова рисковать. Но вот открытости мне не хватает.

Мне не хватает Кристины».

— Ну и как прошел урок? — спросила Хитер.

Тесс тяжело вздохнула:

— По-моему, учителей начальной школы нужно канонизировать. Если только они не принимают наркотики, что, судя по статистике, маловероятно, терпением они наделены сверхъестественным. Не пойму, почему они не избивают половину детей до потери сознания.

— Наверное, потому, что это противозаконно, — заметила Хитер. — Может, они мысленно и колотят их до потери сознания, а свой гнев, как и все другие люди, вымещают на супругах.

— Звучит правдоподобно, — сказала Тесс.

У нее были занятия со вторым классом, с шести- и семилетками. Мисс Блоуэрс рассказала ей, на что эти дети способны.

— Многого от них не ждите, — предупредила ее директриса. — Детишки довольно живые, и мы лишь пытаемся их угомонить с помощью некоторых несложных упражнений. Попробуйте научить их контролировать свое дыхание. Пусть это будет весело и просто, и успех обеспечен!

Тесс это понравилось. Она была уверена, что после требовательных женщин, с которыми проводила занятие накануне, это будет легкой прогулкой. Она приветствовала класс голосом, с которым матери обращаются к своим детям.

— Итак, ребята, меня зовут миссис Кин. Давайте Дружно поздороваемся: «Доброе утро, миссис Кин».

— Доброе утро, миссис Кин, — произнесли дети.

Им было скучно, но они подчинились. Тесс показалось, что с ними можно будет справиться.

— А теперь я хочу, чтобы вы все попробовали стать деревьями, поэтому встаньте и поднимите руки как можно выше. Ну, давайте, выше, выше, выше.

Но едва она попыталась сама поднять руки, как боль заставила их опуститься. Она и забыла, что еще не пришла в себя после своей первой попытки преподавать. И тогда она решила прибегнуть к уловке, которая так удалась с женщинами. Подбодряя и поправляя учеников, она прошла по классу, пока не выделила одного из них.

— А теперь посмотрите на… как тебя зовут, дорогая?

— Давакурунибаджети, — ответила девочка.

Тесс показалось, что она услышала именно это.

— Какое красивое имя! — сказала она, не решаясь повторить его. «И почему тебя не зовут Джулией, или Кэтуизл, или как-нибудь еще, чтобы я могла обратиться к тебе по имени?»

— Все посмотрите на… эту умную девочку.

Ученики послушно посмотрели на умную девочку, которая тянулась вверх и одновременно наклонялась вперед.

Наконец какой-то мальчик поднял руку:

— Мисс!

— Да? — откликнулась Тесс, радуясь возможности отвлечься от девочки с самым длинным именем на свете.

— А вы можете завести ноги за уши? Моя мама говорит, что последняя преподавательница йоги могла это сделать. И я тоже могу. Смотрите.