— Есть одна возможность, — мягко произнес Макс.

Тесс посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. Пока не заметила, на что он смотрит.

На ее «кольцо вечности».

Грэм позвонил Тиму в офис.

— Можем встретиться, чтобы быстро пообедать? — спросил Грэм без предисловия.

Тим застонал:

— Кто послал тебя? Милли?

— Вообще-то Фиона.

— Зачем? Это касается лишь меня и Милли.

— И Элисон, — прибавил Грэм.

И тот и другой ждали, когда кто-нибудь скажет что-то еще. Молчание наконец нарушил Тим.

— Ну, если очень быстро, давай встретимся в половине первого в «Болингброк армз».

Грэм согласился, хотя и надеялся, что Тим решительно откажется встречаться с ним. Теперь придется идти до конца.

— И что ты собираешься предпринять? — спросил он у Тима.

Не было никакого смысла спрашивать его, почему он сделал то, что сделал. Это очевидно. Грэм слишком хорошо его понимал.

— Не знаю. Хочу поговорить с Милли, это самое важное. Вообще-то у меня есть Элисон, и она умеет замечательно слушать, но мне кажется, что это дается ей все труднее.

Пока Элисон сидела в хирургическом отделении и думала о том, как бы нарушить правила и самой себе выписать прозак[40], Тим выказывал свое умение проникать в женскую психику.

У Грэма кончились вопросы, как только он задал первый. Он надеялся, что все остальное пойдет естественно, как это представлялось Фионе и ее подруге. Но не пошло. Тим просто смотрел в никуда с убитым видом, а Грэм посматривал на часы в поисках вдохновения.

— Я и сам удивился, как скучаю по детям, — произнес Тим с благодарностью за то, что у него есть слушатель.

Он правильно предвидел, что Элисон не посочувствует ему.

— А почему тебя это так удивляет? — спросил Грэм. — Я тоже скучаю по детям, когда мне приходится засиживаться допоздна в офисе; а когда возвращаюсь, они уже в кровати.

— Но не забывай, мы говорим о моих детях, — уточнил Тим.

Грэм вспомнил о четырех одержимых созданиях, которых воспитывал Тим, и согласился с замечанием.

— Наверное, всем нам нужно на время расставаться со своими домочадцами, как только начинает надоедать семейная жизнь. Если бы моя работа была связана с разъездами, я бы, пожалуй, любил их больше.

Грэм воспринял это как обнадеживающий знак:

— Значит, тебе хватило только одной ночи вдали от семьи, чтобы понять, что твое место рядом с ними? И никакого медового месяца с Элисон?

Тим покачал головой:

— Как бы я хотел знать, что мне нужно.

Грэма это разозлило.

— Да ты ведь только что сказал, что скучаешь по своей семье. Так возвращайся же. Это ведь в твоих интересах.

— Но Элисон тоже много значит для меня, и я чувствую, что должен что-то предпринять, иначе буду постоянно наступать на одни и те же грабли и ненавидеть Милли за то, что она не Элисон.

Только после этих слов он понял, что это и есть главное разочарование в его жизни.

— Я должен определиться, с кем мне быть, — решительно произнес он. — С Элисон или с Милли.

Грэм откашлялся и переспросил:

— А пока не знаешь, так?

— Ты о чем?

— Вот ты тут сидишь и думаешь о том, что тебе приходится выбирать между Элисон и Милли.

— Ну да, — сказал Тим. — Это и есть моя главная проблема.

— А тебе не приходит в голову, что дело может кончиться тем, что ты обеих потеряешь?

Тим в отчаянии откинулся на стуле. Такое ему точно не приходило в голову.

— Прекрасный джемпер, Рав, — с восторгом проговорила Дафна.

На свитере было вышито замысловатое изображение Тадж-Махала.

— Благодарю вас, — ответил Рав. — Это моя дорогая ныне покойная жена вышила его для меня. Странно, что, живя в Англии, она научилась вышивать самые сложные рисунки, какие только можно вообразить, а английский так и не освоила. Она всегда была рада тому, что все разговоры веду я, да и слушаю тоже. Ей же хотелось только вышивать. У меня целый шкаф таких вещей. Когда я надеваю какой-нибудь из этих свитеров, у меня возникает чувство, будто она по-прежнему с нами.

— Это замечательно.

Дафне вдруг захотелось расплакаться, но ей помешали два юных создания.

— Дафна, я бы хотел познакомить вас с моими внучками, Мирой и Гитой.

Девочки вытянулись и вежливо поздоровались:

— Добрый день, миссис Гуинн. Как поживаете?

Дафна умилилась их хорошим манерам.

— А теперь бегите играть. Я позову вас, когда чай будет готов, — сказал Рав и отпустил их, нежно поцеловав каждую.

— Чудесные дети, Рав, это такой для вас подарок.

Но он не ответил на комплимент.

— Их мать уделяла им много внимания. Они уже были воспитанными детьми, еще до того, как их родители погибли.

Рав налил Дафне большой бокал вина, которое, как он заметил, она пила с удовольствием. Он озабоченно отметил, что сегодня она, кажется, испытывает сильную боль.

— Вам, наверное, было нелегко взять их к себе, — сказала Дафна, подумав о его возрасте.

Рав неопределенно махнул рукой:

— А что мне оставалось? Если бы я этого не сделал, им пришлось бы отправиться в Индию к моей сестре, а ведь это английские девочки, они здесь родились.

— И как только вы управляетесь? — спросила Дафна.

Она заметила, что Рав, как и она, поеживается; наверное, тоже страдает от холода. Она представить себе не могла, как бы справилась с двумя детьми, даже если бы они были так же хорошо воспитаны, как эти.

— Да вроде получается, — ответил Рав. — А вы как, у вас ведь четверо внуков?

Дафна печально улыбнулась:

— Я не совсем так себе это представляла. Думала, смогу помочь с ними Фионе, да еще порадуюсь тому, как они взрослеют.

— А выходит, что все это немного слишком?

Дафна кивнула:

— Столько шума. В доме тихо только тогда, когда они в школе. И они все время дерутся. Как и мои собственные дети, когда они были маленькие. Я уже не помню, как это было.

— И все равно, должно быть, хорошо жить со своей дочерью, — задумчиво произнес Рав.

«А вот это большой вопрос», — подумала Дафна, но она понимала, что никогда не признается в этом человеку, который потерял единственного ребенка.

Она с удовольствием пила чай с Равом и его внучками и вместе с тем не могла представить себя в их доме, с этим человеком и с этими детьми. «Каково это будет? — думала она. — Смогу ли я воспитывать чужих детей? Стоит ли пробовать? Ладно, в другой раз посмотрю».

Но она знала, что прежде чем даже думать о том, чтобы наводить мосты с кем-то еще, нужно наладить отношения с дочерью.

— Что это ты здесь делаешь?

Закрывая за собой дверь института профессиональной йоги, Тесс вздрогнула и предприняла неудачную попытку прикрыть собою надпись большими буквами: «Йога для начинающих. Интенсивный курс».

— Хитер! Какое совпадение!

— Я пришла за новыми матами для спортзала в общественном центре. А ты?

— Да просто стараюсь быть в курсе, — неопределенно ответила Тесс.

Хитер с интересом прочитала вывеску, затем взглянула на Тесс.

— Может, перекусим? — спросила она.

Тесс всячески старалась пересилить боль; сил, чтобы выкручиваться, у нее уже не было.

— Слушай, Хитер, не могу я больше тебе лгать! Все собиралась рассказать тебе о своем преподавании, не могу больше сдерживаться. Еще я хочу, чтобы ты разрезала мой бутерброд на мелкие кусочки и положила мне их в рот, потому что я не владею верхней частью тела.

Хитер со смехом начала кормить Тесс.

— А почему ты смеешься? — жалко спросила Тесс. — Это не смешно. Я же обманывала тебя! Я не преподавательница йоги и никогда ею не была. Я даже никогда не брала уроки йоги до того первого раза, когда стала твоей учительницей.

— Это было очевидно, — сказала Хитер, вытирая майонез с подбородка Тесс.

— То есть ты знала?

Хитер фыркнула.