Имея четверых детей, они не раз обсуждали тему предохранения. Тогда как Грэм был готов пойти на это (а после того как Милли снова забеременела, он до того распереживался, что начал всерьез об этом задумываться), Фиона не заговаривала об этом уже несколько лет.

Фиона с трудом пыталась направить свои предательские мысли в более приятное русло.

— Просто никто из нас не знает, что будет, и не думаю, что людям не стоит предпринимать что-то такое, что имеет необратимые последствия, на тот случай, если они передумают.

Вид у Грэма был озабоченный. Фиона быстро успокоила его.

— Не обращай на меня внимания, — сказала она, надеясь, что он не воспримет это в буквальном смысле. — Просто я подумала о том, что ты не хочешь общаться, чтобы никого не огорчать. Ко мне это не относится. Я хочу, чтобы со мной ты разговаривал.

— А я что делаю? Мы ведь сейчас разговариваем, правда?

«Не так, как мне бы хотелось», — подумала Фиона и, ударив сама себя по лодыжке, ругнулась потихоньку.

— Так ты весь вечер будешь избегать разговора со мной? — спросил Джерри.

— Я не могу танцевать и одновременно разговаривать.

Тесс была рада, что притворилась преподавательницей йоги, а не учительницей бальных танцев. В танцах гораздо больше возможностей для того, чтобы схитрить.

— Мне казалось, что женщины претендуют на многоплановость. По-моему, все вы можете одновременно готовить еду не хуже Джейми Оливера[39], читать познавательную книгу, шить карнавальный костюм и смотреть телевизор.

— Может, ты помолчишь? Я тебя не понимаю.

Тесс время от времени поглядывала на Макса, который, кажется, нашел общий язык с Хитер.

— Ты думала о том, что я сказал в понедельник? — тихо спросил Джерри.

Тесс неотрывно смотрела на свои ноги, которые были так же ей неподвластны, как и чувства.

— Конечно, думала, — раздраженно ответила она. — Но ты ведь специально это сделал, правда? Чтобы я думала об этом. Ты только тем и занимаешься, что походя делаешь пустые заявления, которые заводят людей. Ни на минуту не поверю, что ты сказал правду.

«А может, он правду сказал?»

— Ты и сама неплохо умеешь себя заводить, — сказал он. — Вся эта болтовня насчет настоящей любви. Мне тоже было о чем подумать.

Тесс слушала его вполуха. Он явно намеревался снова сделать какое-нибудь подстрекательское заявление, которое заставит ее волноваться, пока она позднее не поймет, что для него это всего лишь игра.

— И ты думал?

— А может, ты и права. Потому что у меня разные чувства к тебе и к Хитер. И чем больше я размышлял об этом, тем больше задавался вопросом — не потому ли это так, что одно чувство сильнее другого?

Тесс подняла взгляд со своих ног на лицо Джерри, чтобы по морщинкам возле глаз определить, не шутит ли он. Морщинок не было.

— И к какому же выводу ты пришел? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос прозвучал бесстрастно.

А вот и морщинки появились.

— Пожалуй, я мог бы влюбиться в тебя.

Милли спокойно смотрела на обоих.

— Знаете, а в каком-то смысле — это облегчение. А то я уже начала было думать, что схожу с ума, становлюсь психом. Фиона мне только об этом и говорила.

Элисон съежилась в кресле. Милли преграждала ей отходные пути, чтобы та не могла улизнуть, хотя именно к этому и стремилась. Элисон надеялась, что Милли не станет безумствовать и не начнет бросаться вещами. Подобные сцены она видела в кино: обманутая жена разбивает свадебную фотографию, затем осколком стекла пронзает любовницу и падает на пол, прижимая к себе любимую мягкую игрушку своего ребенка.

А что, если Милли возьмет да и ударит ее рычагом от настольной игры, который находится в опасной близости от нее? Так или иначе, Элисон приготовилась защищаться.

— Все ясно, — продолжала Милли, глядя на Тима с горестным выражением лица. — Ты даже говорил мне, когда собирался встретиться с ней в первый раз.

— Потому что это было совершенно невинно, — пояснил Тим. — И сейчас тоже. Ничего же не было, совсем ничего.

— Тогда почему она сидит в нижнем белье?

«Значит, это все-таки довольно легкомысленная вещь, — подумал Тим. — Теперь буду знать».

— Это не нижнее белье, а очень дорогая майка, — с возмущением заговорила Элисон. — Никогда ее больше не надену. А продавщица еще уверяла меня, что никто не примет ее за комбинацию.

Тим не знал, что и думать. Надо бы потом выяснить.

— И кроме того, он говорит правду. Ничего не было, — прибавила Элисон не в поддержку Тиму, а потому, что ей казалось, что тем самым у нее прибавятся шансы выбраться из дома невредимой.

— А вы бы лучше помолчали, — сказала Милли, не глядя на Элисон.

— Это не было запланировано, — бубнил Тим, который не мог двинуть ни рукой, ни ногой и у которого шевелились только губы. — Когда ты сказала, что уйдешь, я подумал, что мне лучше остаться, чем уйти. Тебя здесь не будет, так что ты бы и не огорчилась…

Элисон закрыла глаза. «Если у меня и будет ребенок от этого человека, Господи, пусть ему достанутся мои мозги, а не его», — подумала она.

— А зачем ты вообще привел ее сюда, раз уж все так невинно? Почему бы вам не пойти в ресторан, где можно пялить глаза друг на дружку и непонятно зачем распинаться о том, что жена не понимает тебя? А если у тебя что-то другое на уме, почему было не снять номер в каком-нибудь грязном отеле с почасовой оплатой? Это было бы куда уместнее.

— Я хотел, чтобы Элисон увидела мой дом, — неловко проговорил Тим.

«Возможно, я много лет прожила в джунглях, очень далеко от цивилизации, — думала Элисон, — но даже я понимаю, что он говорит не то, что нужно в данной ситуации».

— Твой дом? Твой дом? — твердила Милли, держа в руках семейный портрет.

«Ну вот, началось!» — подумала Элисон, прикрываясь своим пальто.

Милли поставила портрет:

— А не наш? Его дом, видите ли.

Элисон взглядом отчаянно подавала Тиму знаки, что тема никуда не годится и ее надо срочно сменить.

— Разумеется, это наш дом, — продолжал разглагольствовать Тим. — И я горжусь этим. Вот почему я и хотел показать его Элисон. Ведь ее-то дом я видел.

Элисон только простонала.

Ее посыл дошел до Тима, но это ему не помогло.

— Конечно, я в нем не был, просто мы проехали мимо него на пикник, совершенно невинный пикник.

— Когда это было? — спросила Милли подозрительно спокойным голосом.

— На прошлой неделе, — ответил Тим.

Он почувствовал облегчение, потому что его заверения, кажется, успокоили Милли.

Жена кивнула, повернулась и вышла из гостиной. Она проверила все комнаты, особое внимание обращая на спальни.

— Туда мы не заходили! — крикнул Тим, желая соблюсти видимость приличий. — Только на кухню. Ну и в гостиную, конечно. Да, и еще в мою берлогу. Но мы там были недолго. Сама знаешь, двоим там тесно.

Элисон воспользовалась возможностью, чтобы собрать свои вещи.

— Я пойду, — тихонько сказала она Тиму.

— Да как ты смеешь шептаться в моем доме, да еще с моим мужем! — закричала Милли, вернувшаяся в гостиную. — Забирай свои вещи и проваливай!

Элисон не нужно было уговаривать. Она ринулась к двери, ни разу не оглянувшись.

Тим смотрел ей вслед чуть ли не с благодарностью за то, что она ушла. Теперь они с Милли смогут разобраться в недоразумении.

— А ты чего ждешь? — закричала на него Милли.

— Я думал, теперь мы сможем поговорить, — потерянно отозвался он.

— Мы уже поговорили. Ты рассказал мне, зачем привел сюда свою подружку, ту самую, которую брал с собой на тайные пикники, ту самую, которая показала тебе свой дом, чтобы ты показал ей наш. Больше говорить не о чем. Пойду возьму детей. Когда вернусь, чтобы тебя здесь не было.

— Да ты кипятишься просто потому, что беременна, — успокаивающе произнес Тим. — И с Натаном то же самое было…

— Убирайся! — заорала она.