— Прости, что перебиваю, Тим, что ты только что сказал?

— Что обедаю со старой школьной знакомой. Более того, если честно, это моя первая девушка. С шестого класса. Мы были вместе, а потом, когда я перебрался поближе к университету, расстались. Разумеется, мы обещали друг другу поддерживать связь, но ты сам знаешь, что происходит, когда кто-то переходит в колледж.

Грэм это знал. При упоминании о первой девушке отлепился пластырь, которым он заклеил свое сердце двадцать лет назад. В последние недели этот пластырь как бы отходил, причиняя боль. Грэм сосредоточился на этом образе.

— Она нашла меня через веб-сайт, ну там, где можно отыскать всех старых школьных друзей… да что я тебе это рассказываю? Ты и сам знаешь! Это ведь ты меня научил.

— Просто я подумал, тебе будет интересно узнать, что сталось со школьными товарищами, — оправдываясь, сказал Грэм. — Я лишь советовал почитать имеющиеся там биографии. Но я ничего не говорил насчет того, чтобы вступать с кем-то в контакт…

— Знаю, знаю… Но мне показалось, что не будет никакого вреда, если я помещу туда и свое имя, — немного поколебавшись, продолжал Тим. — Сначала мы обменялись электронными письмами, рассказали друг другу все, что с нами за это время произошло, ну и всякое такое. Потом она дала мне номер своего телефона, так что я был вынужден дать ей свой, рабочий. Короче говоря…

Грэм поднял брови, услышав столь оригинальный рассказ о последних двадцати минутах жизни Тима:

— …утром она позвонила мне, и я согласился пообедать с ней. Сегодня. Но я как-то странно себя из-за этого чувствую, точно я изменяю Милли, хотя, клянусь, это всего лишь любопытство. По-моему, если я увижу Элисон только один раз, то… ну, ты знаешь.

Грэм знал. Он и сам разыгрывал подобный сценарий тысячу раз. Но так далеко, чтобы послать электронное письмо, он не заходил. Что-то говорило ему, что это небезопасно. И нечестно по отношению к Фионе, которая, как он чувствовал, будет оскорблена подобным поступком. Но раз уж Тим собрался на свидание, может, ему стоит посмотреть, как пойдет дело, и если ничего страшного, то, может…

Его перебили вопросом, на который он не хотел отвечать.

— Вот я и спрашиваю, Грэм: как по-твоему, стоит мне идти или отменить встречу и никогда больше не общаться с Элисон?

Что тут раздумывать? Конечно, Тиму нужно отказаться. Он приоткрывает дверь, которую, быть может, уже не удастся закрыть. Если нога застрянет в двери, даже один только палец, ему придется открыть ее пошире. Так всегда бывает с дверьми. Если только дыру в ней вырежешь в форме ноги, только тогда и закроешь. Но останешься со сломанной дверью. А зачем она такая нужна?

И потом, надо ли будоражить чувства, хорошие они или плохие, если нет намерения дать делу ход? Конечно, Грэму следует сказать Тиму, чтобы тот не ходил. Как женатый человек, он должен недвусмысленно посоветовать приятелю отказаться от необдуманного шага.

— Почему бы тебе и не пойти, — сказал Грэм.

— И от себя, и от моего мужа позвольте поблагодарить вас за то, что вы согласились принять Лару в середине семестра. Мы были очень рады принять ваше предложение.

Макс ничего не сказал. Его по-прежнему угнетала мысль, что ему придется каждое воскресенье ходить в церковь. Тесс легонько толкнула его, и он послушно заулыбался. Его много лет били под столом ногой в гостях, и это пошло ему на пользу.

Мисс Блоуэрс протянула руку, и все восторженно обменялись рукопожатиями.

Когда они собрались уходить, директриса будто что-то вспомнила Тесс простонала про себя, ожидая подвоха, а Макс напрягся, приготовившись прыгнуть на эту женщину, если она что-то еще от него потребует. Однако на сей раз ее заинтересовала Тесс.

— Хитер Ригг говорила мне о вас на прошлой неделе.

Макс с удивлением покачал головой. Тут как в фильме «Избавление» — похоже, все друг друга знают, все, кажется, состоят в родственных связях и каждый вечер играют на банджо в этом чертовом общественном центре. А Хитер, как выясняется, — всезнающая и всевидящая богиня. Вездесущая. Макс не видел ее после того, как они познакомились, но она ему уже не нравилась.

Мисс Блоуэрс между тем продолжала:

— Должна сказать, я весьма разволновалась, когда она мне рассказывала о вас. Это прозвучало как ответ на мою молитву!

Теперь Тесс стало не по себе.

— Как это? — осторожно спросила она.

— Ну, вы же знаете, мы весьма прогрессивные люди. Всегда стремимся расширить учебный план, так что, когда несколько недель назад уволился один из наших учителей, мы оказались перед довольно серьезной проблемой.

Тесс начало подташнивать. У нее появилось зловещее ощущение, будто она знает, о чем идет речь.

— У вас проблема? — спросила она дрожащим голосом.

— Уже нет! — легко ответила мисс Блоуэрс. — Хитер сказала мне, что вполне уверена — вы достаточно подготовлены, чтобы учить наших детей йоге, как вы это делаете в общественном центре!

Тесс исподтишка взглянула на Макса, безмолвно умоляя его не смеяться.

Позднее она подумала о том, что лучше бы доставила ему это удовольствие, хотя в этом и было что-то садистское. А все потому, что это был самый ужасный день в их жизни, хуже некуда. За сутки до переезда они собрали в коробки свои вещи, многие из которых, возможно, не увидят снова несколько лет, если вообще когда-нибудь увидят. Они тщательно измерили новую квартиру и точно рассчитали, сколько вещей можно взять с собой и сколько придется сдать на хранение.

«Когда это мы успели накопить столько всего? — с изумлением спросила себя Тесс. — Откуда у двух человек столько барахла?»

Она могла объяснить происхождение всех предметов или, по крайней мере, большинства. В первые годы брака они каждые выходные проводили в поисках необычного приобретения, заполняя свой дом и собирая смешные истории, связанные с покупками.

Она обвела глазами все имущество, на которое был наложен арест: продавленные, не сочетающиеся друг с другом диваны и кресла; полки вдоль стен, заставленные сотнями книг; античные вазы с сухими цветами или благовонными шишками; тяжелые драпировки на окнах и мебели.

Все это производило впечатление и светскости, и современной непритязательности. Это своеобразное сочетание было достигнуто за счет огромных расходов и усердия. На то, чтобы достичь этой вершины потребительского успеха, ушла приличная часть жизни, и приходилось отказываться от многих других немаловажных вещей.

Прежде чем приступить к процессу отбора, Тесс вздохнула. Это все равно что произвести инвентаризационную опись супружества. Нет, еще хуже — это соревнование. В реальной жизни, а не в шоу «Поп-идол», будто приходится выбирать подарок к своему дню рождения: самые ценные картины, стулья, сувениры, рождественские сюрпризы. Это посерьезнее, чем в телепрограмме, тут надо все рассчитать. Либо брать, либо нет.

Как это ужасно, отвратительно и ужасно.

— Какое кресло ты возьмешь? — спросила Тесс, указывая на удобное холостяцкое и на большое глубокое кресло, в которое они оба забирались, когда смотрели телевизор. — Место есть лишь для одного.

Макс был уверен, что знает правильный ответ на этот вопрос.

— Разумеется, большое.

Тесс уставилась на него.

— Ты что, хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой за то, что не позволила тебе взять твое любимое кресло? — осуждающе спросила она. — Да ты меня будешь ненавидеть всякий раз, когда захочешь отдохнуть. Каково, по-твоему, мне придется?

— Тогда возьму свое любимое.

— Очень умно заставлять меня принимать за тебя решения! — вскричала Тесс.

— Это нечестно, — тихо произнес Макс.

И чья же это вина? Тесс этого не сказала, но подумала. Со временем она все выскажет, но ее теория состояла в том, что чем дольше она сможет сдерживаться, тем безболезненнее будет рана и меньше осложнения. Она, возможно, даже простит его.

Ха-ха.

Тесс вздохнула:

— Забирай свое кресло. Другое все равно слишком большое для той квартиры.