Заводить новую дружбу — то же, что начинать любые другие новые отношения. На первых порах возникает неловкость, когда приходится делиться осторожно подправленной автобиографией, а потом наступает подъем, когда начинаешь видеть в другом человеке что-то близкое. Это все равно, что влюбиться, такое волнующее чувство, будто твое будущее может оказаться немного не таким, как ты его себе представлял, потому что в путешествии туда тебя будет сопровождать другой гид.

Единственное, чего во всем этом недостает, так это возможности поделиться своими ощущениями со старыми друзьями. Тесс не рассказывала Фионе и Милли о Хитер, справедливо полагая, что они отнюдь не придут в восторг от того, что их так быстро заменили.

«Очень, очень странно», — думала Тесс, молча дискутируя сама с собой на предмет формулировки слова «предательство».

Первое совместное чаепитие с Хитер оказалось совсем не таким, как утренние часы, напрасно растраченные в «Органик».

Вместо того чтобы удобно расположиться в креслах, обитых мебельным ситцем, Тесс и Хитер пришлось подвигать стулья общественного центра, пока они не нашли два чистых сиденья.

Вместо кофе, приготовленного на цельном молоке из кофейных зерен, собранных кем-то в Бразилии за неплохое вознаграждение (Тесс и Макс решили, что это был Хуан, который поет революционные песни своей Хуаните), они заварили чай в пакетиках, наполненных каким-то пыльным мусором.

Они пили чай не под застольную беседу, веселый смешок и периодическое хныканье начинающего ходить ребенка, требующего мандарин. Хитер и Тесс старались перекричать страшный грохот отбойных молотков на улице, телевизор, включенный на полную громкость, и крепкие выражения, доносившиеся с соседней школьной площадки.

В разговоре не обсуждались разные системы чтения, учебные программы двух местных школ, где учат играть на скрипке, и цены на недвижимость на Дордоне[17]. Тесс почувствовала облегчение от того, что нашла наконец приятельницу, которая не только с наслаждением обсуждала материальные затруднения и мужей, отказывающихся ходить в церковь, но на самом деле сопереживала ее проблемам и предлагала практические пути их преодоления.

— Я, наверное, покажусь тебе ужасной, — осторожно начала Тесс.

Хитер махнула рукой:

— Вряд ли. Ну-ка, попробуй меня удивить.

У Тесс был озадаченный вид.

— Просто мне кажется, что недостаток денег пугает меня больше, чем что-либо другое. Мои родители были вполне состоятельными людьми, да и мы с Максом всегда жили довольно хорошо. И хотя я знаю, что счастье не купишь, как не купишь и рецепты выхода из затруднений, я привыкла к тому, что с деньгами можно всего добиться. А вот когда у тебя их нет, я просто не уверена в своих силах…

Хитер это настолько рассмешило, что она едва не выплюнула чай.

— Да ты шутишь! Нет денег! Ну-ка, отвечай! В этой твоей якобы крошечной квартирке телевизор будет? А видео? А ди-ви-ди-проигрыватель? Мебель, не подобранная на помойке? Тостер?

Тесс робко кивала в ответ на каждый вопрос.

— Компьютер? — продолжала Хитер.

— Разумеется, — сказала Тесс. — Но это ведь необходимость, а не роскошь.

Заметив, что Хитер оживилась, она сочла себя обязанной пояснить:

— Раньше у нас их было три.

На этот раз Хитер громко расхохоталась. Тесс смущенно улыбнулась:

— Скажу в нашу защиту, что нам нужно было иметь три компьютера, как нам казалось. У Лары был компьютер для школьных заданий, другой предназначался для работы и еще один стоял для семейного пользования в гостиной, чтобы Лара могла выходить в Интернет под нашим присмотром.

Хитер приподняла одну бровь:

— Значит, ты хочешь обойтись одним компьютером? И это называется — нет денег?

Ее глаза смотрели по-доброму, что смягчило обвинение.

— Я же говорила, что покажусь тебе ужасной! — сказала Тесс. — Вообще-то, я не дура. Да, мы не совсем бедные и в ближайшем будущем нам не придется обращаться в Армию Спасения за тарелкой супа, но…

— …но ты привыкла к тому, что все достается легко; ты никогда не задумывалась, сколько денег на твоем счете в банке, но всегда знала, что их хватит, чтобы покупать, что тебе захочется; так шло до тех пор, пока ты не уверовала в то, что достойна только самого лучшего, — завершила Хитер оправдание Тесс.

— Не такая уж я и плохая. Деньгами я вроде никогда не швырялась. Но ты права насчет того, что я о них не думала. Это лишнее волнение, а я всегда говорила мужу, что глупо волноваться.

— Со временем ты узнаешь, что еда продается и в других магазинах, а не только в универмагах «Маркс и Спенсер», — сказала Хитер, поддразнивая ее.

— Ну вот, теперь ты решила, что я глупая, — жалко проговорила Тесс и в наказание себе сделала большой глоток мутного чая. — Скоро начнешь упрекать меня в том, что из-за меня голодают миллионы. Когда я вспоминаю о том, сколько раз говорила это Ларе, то начинаю понимать, насколько мы беспомощны в попытках представить наше будущее.

Спрятав улыбку, Хитер смотрела, как Тесс глотает чай, стараясь скрыть отвращение.

— Ты не глупая. Во всяком случае, не глупее других. Я и сама была в таком же положении.

Тесс с удивлением взглянула на нее:

— Ты?

Хитер кивнула:

— Я заведовала конторой по общественным связям. У нас было все — большой дом, дети посещали частную школу, и — никому об этом не говори — четыре компьютера!

Тесс поняла, что ее изумленный вид может быть воспринят как неуважение, поэтому быстро приняла позу внимательной слушательницы. Хитер улыбнулась этой неловкой попытке соблюсти приличия.

— Не беспокойся, знаю, о чем ты думаешь, и меня это не задевает. Позволь угадать ход твоих мыслей: она одевается просто, поэтому не может быть женщиной, ограничивающей себя ради непонятных политических целей; у нее дешевая одежда, а это значит, что у нее нет денег; она не работает, но это не значит, что ей не нужны деньги; просто у нее, наверное, нет специальности, позволяющей заняться чем-то полезным; в общественном центре она чувствует себя как дома, видимо, привыкла общаться с людьми, которые не могут себе позволить клубы здоровья или театры Ист-Энда. Вывод: это героиня рабочего класса из мыльной оперы, пытающаяся найти свое место в жестоком мире, который не дает ей возможности вырваться из него или самосовершенствоваться.

Румянец, появившийся на лице Тесс, явился подтверждением того, что примерно так она и воспринимала Хитер. Еще больше ее смутило то, что во время первой встречи она оценила ее так быстро и так неточно. Приятный голос Хитер, речь образованного человека она не восприняла, но увидела перхоть на одежде, непричесанные волосы и мысленно отнесла ее к определенному типу женщин из Хивербери. Не успела она сколько-нибудь убедительно отречься от этого, как Хитер дружески коснулась ее руки:

— Не волнуйся. Как я уже сказала, я знаю, о чем ты думаешь, потому что побывала в твоем положении.

— А что с тобой произошло? — спросила Тесс, устыдившись своей едва ли не отчаянной надежды на то, что история Хитер окажется чем-то более страшным, чем то, что случилось с ней. Если эта умеющая приспосабливаться и вызывающая симпатию женщина сумела пережить разрушительную перемену обстоятельств, значит, и Тесс, вероятно, сможет сделать то же самое.

Хитер взяла чашку Тесс, быстро ее вымыла, потом погасила свет и направилась к двери. Все это она проделала, не останавливаясь. Тесс, поддавшись ее решительности, поймала себя на том, что завороженно наблюдает за ее действиями, как за движениями дервиша.

Закрывая двери ключами на огромной связке, Хитер ответила на вопрос Тесс:

— То же, что и с тобой. Перебор кредитов, муж потерял работу, я давно не была на бирже труда, угроза выселения за неуплату, долги, с которыми, кажется, никогда не расплатиться.

Увидев ее жизнерадостную улыбку, Тесс почувствовала себя неловко. Ей стало несколько не по себе, и она решила перевести разговор на более безопасную тему.