ПЬЕРЕТТА. То есть у вас есть семья?
АЛЕН. У меня мама.
ПЬЕРЕТТА. А про своих я даже не знаю, где они. Стало быть…
АЛЕН (поднимается). Ладно. Работа не ждет. (Весело, шагнув к ней). Один поцелуй, красавица.
ПЬЕРЕТТА(отступая назад, сердито). Умеете вы выбрать момент, ничего не скажешь! (Поднимает кувшин и почти бегом покидает комнату.)
<b>Ален</b> спешит за ней, но, не успев заметить, в какую сторону она повернула, направляется в коридор, ведущий в контору.
Картина четвертая
Холл
<b>Мадам Лоспиталье</b> и <b>Месье Велюз</b> сидят рядом; <b>Миссис</b> и <b>Мистер Бэбкок</b> стоят, склонившись над своими чемоданами. Жак — на стуле за стойкой регистрации.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Следует учитывать разницу в климате.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Тем не менее каждый вечер на Форуме мы видим этот душевный порыв, этот патриотический пыл, не чудесно ли? Во Франции почему-то подобного единения душ и сердец не наблюдается. Мне известно, что существует угроза Народного фронта и что коммунисты делают все, чтобы внести смуту в ряды рабочих. Нужно, чтобы миллионы людей очнулись от спячки. Надо, чтобы де Голль сказал свое слово. Я надеюсь на чудо.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. А вы помните о Бижаре? Все боятся Бижара.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. В самом деле, о Бижаре мы подзабыли. Но за ним ведь никого, кроме десантников, и нет. Ни тебе белого меньшинства, ни мусульман. Разве что молодежные движения. Ну владельцы предприятий. И сбросившие паранджу женщины.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Есть разница между владельцами крупных и мелких предприятий.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Точно то же говорит и мой муж…
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Крупные хозяева еще колеблются. Что касается десантников, то не забудьте: в армии их меньшинство.
Звонит телефон. <b>Жак</b> хватает трубку.
ЖАК. Алло!
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Париж…
<b>Жак</b> какое-то время слушает, потом кладет трубку.
ЖАК. Как пишется?
МИССИС БЭБКОК. Бэбкок.
ЖАК. Бэ, э, бэ…
<b>Миссис Бэбкок</b> направляется к висящей на стене фотографии, запечатлевшей молодого человека с киркой в руках у раскрытой могилы.
МИССИС БЭБКОК. Профессор Бэбкок.
ЖАК. Что вы говорите!
МИССИС БЭБКОК. Да, это он в тысяча девятьсот двадцать пятом году.
ЖАК. Насчет комнаты — надо дождаться господина Алена. Я ничего не решаю.
МИССИС БЭБКОК. Нельзя сказать, чтобы что-то здесь переменилось, Эдди.
Звонит телефон. <b>Жак </b>хватает трубку.
ЖАК. Алло! (Почти сразу вешает трубку.)
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Не вешайте трубку сразу, подождите! Они уже четвертый раз звонят! Это может долго продолжаться!
ЖАК. Так часто бывает.
МИССИС БЭБКОК. А господин Константин все еще здесь? Нет? А Аякс? Нет? А Орест? Тоже нет?
ЖАК. Месье Орест? Да, месье Орест здесь.
МИССИС БЭБКОК. Позовите его…
ЖАК. Не могу. Он не встает с постели…
МИССИС БЭБКОК. Мы не были здесь с тридцать девятого года…
ЖАК. А! Так вы бывали здесь раньше?
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ(подходя к Мистеру Бэбкоку). Позвольте представиться. Велюз, адвокат парижского суда. Трудов ваших я не читал, но мне часто встречались ссылки на них. Они внушают уважение.
<b>Миссис Бэбкок</b> улыбается.
Снова будете копать?
Входит <b>Месье Сорбе</b>.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Корсика взбунтовалась.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Да что вы говорите?!
МЕСЬЕ СОРБЕ. Арриги, знаете, депутат Арриги… Я случайно наткнулся на радио Монте-Карло… Так вот, Арриги и полковник Томазо захватили власть в Аяччо. Генерал Салан назначил Томазо губернатором острова. Общественные здания заняты парашютно-десантными войсками. В Париже Пфленлен признал, что утратил контроль над ситуацией.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Но он не смещен?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Напротив… Укрепляет позиции. Выступил по радио с отчаянным призывом. На самом деле все ждут неизбежной высадки десанта. Флот уже снялся с якоря. По всей стране, как грибы после дождя, возникают комитеты общественного спасения. Монпелье, Бордо, Тулуза. Сообщают о движении колонны танков в сторону Парижа. Генерал Шассен встал во главе военной части в Виллакублей. А в Париже спокойно, каждый занимается своим делом. Всеобщая конфедерация труда объявила о забастовке. Завтра во второй половине дня состоится демонстрация — от площади Республики до Насьон.
Входит <b>Ален</b>.
АЛЕН. Мадам, мы нашли вашу шляпу.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да, но автодрезина уже ушла. Дочь настояла на том, чтобы сначала дозвониться до Парижа. Не надо было ее слушать. Вечерние новости сегодня ужасны…
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Честно говоря, ничего неожиданного.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Так-то оно так. Но взять хотя бы профсоюзы, которые зашевелились. Ведь рабочие непредсказуемы. Они же на все способны. Не успеешь оглянуться. Я хочу сказать, не успеешь оглянуться, как они спровоцируют непоправимое. И в Париж никак не дозвониться.
<b>Жак</b> встает, уступая место <b>Алену</b> у стойки регистрации. <b>Месье Сорбе</b> изучает содержание витрины рядом со стойкой.
А вы что намерены делать?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мы? (Думает.) Жена в номере, отдыхает. Не привыкла к такой жаре. (Жаку.) Она просила две открытки.
ЖАК. Да, месье. (Открывает витрину, достает пачку открыток и раскладывает их на столе.)
<b>Месье Сорбе</b>, присев на корточки возле витрины, изучает содержимое нижней полки.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мне кажется, это ручная роспись.
АЛЕН (вступая в беседу). Совершенно верно, месье. Местные жители занимаются этим зимой, в промежутке между сборами урожая табака.
МЕСЬЕ СОРБЕ. И стоит, конечно, бешеных денег. (Рассматривает почтовые открытки.)
<b>Месье Велюз</b> берет блюдечко. <b>Жак</b> уходит. Входит <b>Эрик</b> с двумя бутылками оранжада: одну предлагает <b>Мадам Лоспиталье</b>, другую — <b>Месье Велюзу.</b>
АЛЕН. Поселю вас в двадцать третьем номере. Жак, покажи господам двадцать третий… (Замечает, что Жака нет.)
Входит <b>Мадемуазель Лоспиталье</b>; она в шортах и шейной косынке.
