— Думать, предположим, всегда надо, — на пороге кабинета стоял Колганов. Никто не заметил, как он открыл дверь. — А про квалификацию, товарищ Зимин, зря говорите. Ну ее, такую квалификацию! Если серьезных дел не будет, то честь и хвала нам. Обойдемся без такой квалификации, лишь бы убийств и других преступлений поменьше было. Согласны?

— Конечно, согласны, — ответил за всех Колесников.

— Алтаев, зайдите ко мне, у меня для вас есть материалы.

Минут через двадцать Игорь вернулся.

— Опять Аксеныч бумажки подкинул? — Колесников очень не любил бумажную работу: ответы на письма, составление всяких докладных, отчетов и тому подобные, как он говорил, «канцелярские выверты».

— Нет, это пришел ответ по семновскому делу, — ответил Алтаев. — Вы мои записи прочитали? Как ваше мнение — версии правдоподобны? Что делать будем?

— Как что делать?! Думать будем! — Колесников принял позу роденовского «Мыслителя».

— Брось кривляться, — сказал Зимин. — Ты лучше скажи, какая версия самая правдоподобная?

— Прохожий был убийца, простой прохожий! — торжественно объявил Валерий и добавил: — Ведь конкретнее ничего нет.

— Конкретнее есть. — Игорь взял сигарету. — Евгений Клышин. Друг, рядом стоял, а ничего не видел, дрались они, за одной девушкой ухаживали. Только «многовато» этого для убийства.

— Клышина проверяли, но я могу еще раз его проверить, — предложил Колесников.

— А я думаю, что убил парень в голубой куртке, — высказал свое предположение Зимин, — причем этот парень местный. В марте холодно еще, издалека без пальто не поедешь.

— Почему не поедешь? Валерка же ходит всю зиму в какой-то модной хламиде. Да еще шапку не носит. Может, тот парень такой же пижон.

— Нет! Десять лет назад такой моды не было, — авторитетно заявил Колесников.

— Есть еще одна версия, — сказал Володя, — а что, если Семнов попал в шайку и его дружки решили с ним за что-то рассчитаться?

— Правильно, Володя! Иди в архив и изучи сводки по преступлениям того времени, вдруг что-нибудь аналогичное встретится. Я попробую со свидетелями поговорить. А ты, Валера, займись Клышиным. Только проверяй его тихо, узнают, что МУР интересуется, косо глядеть будут.

— Или его обокрали, или он обокрал, но в общем-то нехороший человек. Так?

— Примерно. Сколько времени на проверку уйдет?

— Клышина я дня за три проверю.

— А мне нужно не меньше недели, — сказал Зимин.

— Хорошо. Тогда за дело! — подытожил Алтаев.

Прошло шесть дней…

Свидетели, с которыми говорил Алтаев, ничего нового, естественно, не сказали. Что знали и то забыли: столько лет прошло! Не шутка.

О Клышине Колесников узнал, что тот после школы уехал к своему дяде, брату матери, в Минск. Даже в институт поступать не стал, хотя учился в школе хорошо. Девушка, за которой ухаживали Семнов и Клышин, раньше допрошена не была: ее Клышин не назвал.

«А вдруг и вправду убийство из ревности?» — подумал Колесников и решил искать эту девушку. Один из школьных товарищей Клышина вспомнил, что девушку звали Наташа Голубева. К ней Валерий собрался поехать в понедельник.

Зимин сидел в архиве: усердно штудировал старые сводки, внимательно просматривал дела, похожие на семновское.

…В пятницу после обеда Алтаев и Колесников работали в своем кабинете. Вдруг дверь распахнулась и вбежал Зимин. Володя, всегда спокойный, пожалуй даже флегматичный, сейчас был не похож на себя.

— И что с человеком за одну неделю архив сделать может! — всплеснул руками Колесников.

Зимин вытащил из портфеля папку, бросил ее на стол, сел и сказал:

— Есть!

Алтаев и Колесников переглянулись: Зимин редко говорил так решительно и категорично.

— Неужели нашел?

Зимин уже успокоился и начал рассказывать, как обычно, с множеством подробностей:

— Ребята, раскопал одно любопытное дело. 12 марта 1969 года в Первую градскую больницу привезли гражданина Кускова с диагнозом: резаная рана спины…

— Ну и что? — перебил Колесников.

— Ты в состоянии спокойно дослушать до конца?

— В состоянии, — пробурчал Валера.

Зимин продолжал:

— Я за два месяца до убийства и за два после все дела прочитал, где ножевые ранения и убийства без причины. Так вот, про Кускова. Ранение было легкое, поверхностное, и его через день домой отпустили. Когда его вызвали в четвертое отделение милиции, он заявил: «Что ударили, сам виноват. Знаю, кто ударил, но не скажу. Не хочу милицию сюда путать — сам разберусь». Кто ударил, так и не установили.

— Ну и что? — спросил Алтаев.

— Самое главное то, что рассказала врач, принимавшая потерпевшего. — Зимин открыл папку и прочитал: — «Ночью, около двух часов, раздался звонок в дверь, вошли двое. Один весь в крови. Привел его парень лет двадцати, среднего роста, черноволосый, одет он был в голубую вельветовую куртку. Этот парень сразу же ушел».

— Вот это да! — воскликнул Колесников.

— Молодец, Володька! — Алтаев улыбался. — Теперь Кускова надо искать.

— Еще нужно узнать, кто же его ударил, раньше-то он не говорил.

— Теперь скажет. Какая ему разница? Ведь все сроки давности за это преступление прошли. А об убийстве Семнова Кусков может и не знать: он раньше на Шаболовке жил, далеко от Арбата.

— Сейчас такой план, — сказал Алтаев. — Я разыщу врача. Ты, Валера, возьмись за Кускова. Учти, это главное. О нем нужно знать все, абсолютно все, — подчеркнул Игорь. — Не исключено, что он имеет отношение к убийству.

Весть о том, что у группы Алтаева появились серьезные материалы по раскрытию убийства, мгновенно разнеслась по МУРу. Обычно, когда работа вступает в решающую фазу, все быстро узнают об этом. И по срочным ответам экспертов НТО, и по тому, что группа сразу же обеспечивается транспортом: машины дают безотказно и без излишних расспросов. Узнает об этом и канцелярия — ни одна бумага не идет на исполнение в эту группу.

Больше всех был доволен Колесников. Еще бы! Он входит в группу, стоящую на пороге раскрытия убийства десятилетней давности, активно проверяет главную фигуру, правда, вместе с Зиминым. Старые опытные сотрудники, раньше немного ворчавшие на молодежь за «излишнюю» грамотность, за манеру одеваться, вести себя, стали интересоваться, как идут дела, какие есть шансы.

Врач Николаева не удивилась вызову в управление. Она работала в институте Склифосовского, и ей частенько приходилось бывать в этом здании на Петровке. Но вопросы Николаеву удивили:

— Плохо помню, что было десять лет назад. Столько людей прошло за это время!

Алтаев показал доктору старый протокол допроса, и она вспомнила, что действительно случай такой был и парень ушел, так и не сказав, кто он. Опознать его она сейчас бы не смогла. Но ее старые показания должны были сыграть очень важную роль.

Через три дня решили вызвать Кускова. К этому времени уже знали, что он женат, у него двое детей, не судим, работает начальником колонны в таксомоторном парке, характеристики хорошие. К разговору готовились основательно: слишком много от него ждали.

Высокий плотный мужчина с большими залысинами на лбу держался спокойно. Его уверенный вид как бы говорил: «Перед вами человек положительный и уважаемый в обществе».

— Чему обязан знакомством? — поудобнее усаживаясь в кресле, спросил Кусков.

— Чистой формальности, — ответил Алтаев. — Проверяем старые дела, по которым срок давности прошел. Их в архив сдавать пора. Вот и беседуем с потерпевшими. Вы меня понимаете?

— Да не особенно. — Кусков неопределенно покачал головой. — Какой я потерпевший?

— Вот дело. — Алтаев открыл папку. — В марте 1969 года вас ударили ножом. Но так как прошло более пяти лет (а за указанное преступление наказание могло быть лишь до пяти лет лишения свободы), виновного к уголовной ответственности привлечь нельзя — истекла давность, — монотонно читал Алтаев.

— А, вот в чем дело! — оживился Кусков. — Было, было такое. Я ведь тогда и не назвал Виктора. Откровенно говоря, сам отчасти виноват был, да и мать его жалко было, больная она очень. Он, конечно, больше меня испугался, в больницу отвел. А вы, значит, так и не нашли? А говорят, все находите.