Друзья Петровского — крупнейшие деятели партии и государства — после нескольких попыток узнать о судьбе Петра в бессилии развели руками: Берия навесил на доверенный ему наркомат слишком тяжелые замки, чтобы можно было выведать, что творится за его стенами на Лубянке.

В конце 1938 года Петровский был вызван в Москву для разговора со Сталиным. Разговор, по словам Петровского, был короткий, но тяжелый, в резких тонах.

Спустя некоторое время после этого разговора Петровский был отозван из Киева в Москву и освобожден от обязанностей председателя Верховного Совета Украины и члена Политбюро ЦК КП(б)У.

Но это было лишь начало. За спиной Петровского подручные Берия уже стряпали на него гнусное «политическое дело», «расследование» которого началось в марте 1939 года.

Во время работы XVIII съезда ВКП(б) Петровский был обвинен в том, что он дружил с К. В. Сухомлиным, который, по данным НКВД, считался японским шпионом. Петровского обвинили и в том, что он будто бы знал о «связях» С. В. Косиора с иностранной контрреволюционной организацией и умолчал об этом. Предъявили Григорию Ивановичу и такое обвинение: он-де был против Кагановича как первого секретаря ЦК КП(б)У.

Конечно, после таких тяжелых обвинений Петровский не был избран на XVIII съезде, как всегда прежде, в состав ЦК ВКП (б).

Человек, который работал долгие годы вместе с Лениным, был его верным учеником и помощником, человек, который прошел тяжелые дороги подполья и гражданской войны, который так много сделал для победы социализма, — этот преданнейший партии человек, истинный интернационалист и гуманист оказался оклеветанным, лишенным доверия. Более года Сталин не разрешал давать Петровскому какой-либо работы.

Григорий Иванович в эти беспросветно тяжелые, трагические для него дни заболел, перенес инфаркт сердца.

Находясь более года не у дел, не получая никакой зарплаты или пенсии, Петровский оказался в очень затруднительном материальном положении. Младший сын Леонид, командовавший Московской Пролетарской дивизией, тоже попал в немилость и был отстранен от должности, а дочь Антонина зарабатывала немного, так что дети мало чем могли помочь отцу и матери. Помогал кое-кто из старых друзей, не побоявшихся приходить к опальному Петровскому. Григорий Иванович был благодарен им, но жизнь впустую, без дела была для его живой натуры безрадостна.

Позднее Петровский признавался друзьям, что в ту пору всерьез подумывал, не пойти ли ему на завод, опять стать к токарному станку, как в молодые годы. Его не смущало ни то, что он уже потерял часть профессиональных навыков, ни даже то, что он стар для такой работы — ему как-никак перевалило за шестьдесят.

Неизвестно, когда бы прекратилась вынужденная «безработица» Петровского и что бы он сам предпринял, если бы его близкие товарищи не посодействовали ему получить работу в Музее Революции СССР.

Итак, после вынужденной бездеятельности Петровский получил возможность работать заместителем директора Музея Революции СССР. Он, всю жизнь проживший среди тревог, волнений, в атмосфере острых политических схваток и многочисленных государственных забот, рука об руку с энергичными напористыми людьми — людьми революционного действия, — он, естественно, не сразу привык к своей новой работе. Но никто из его сослуживцев не слыхал, чтобы он жаловался на судьбу.

Начавшаяся война с гитлеровской Германией и бомбардировка Москвы с воздуха вынудили Советское правительство принять решение об эвакуации в глубь страны некоторых государственных и культурных ценностей.

В конце лета 1941 года все архивы и экспонаты Музея Революции, Музея народов СССР, Исторического музея, Государственной научной библиотеки и библиотеки Московского университета были упакованы и погружены в специальный эшелон. Комиссаром этого эшелона был назначен Петровский. С ним вместе из Москвы выехала и Доминика Федотовна.

Дочь Антонина и жена сына Леонида с внучкой остались пока в Москве, а сам Леонид с первых дней войны ушел на фронт. О Петре же, арестованном еще в 1937 году, ничего не было известно.

Отправленные из Москвы музейные ценности сначала были доставлены в город Хвалынск на Волге. Спустя некоторое время приехала в Хвалынск к родителям Антонина. Она привезла известие, что Леонид, пробиваясь из окружения с остатками своей дивизии, геройски погиб. Это сообщение так тяжело подействовало на Доминику Федотовну, что она слегла в постель и вскоре умерла. Так осенью 1941 года Григорий Иванович сразу потерял двух дорогих ему людей — жену и младшего сына.

Обстановка на фронте была тяжелейшая. В эту пору пришло указание — предлагалось немедленно погрузить имущество музеев в эшелон и отправиться дальше, в город Кустанай.

Жизнь в эвакуации для овдовевшего, полубольного Петровского была тягостна. Его мучила тоска по скоропостижно скончавшейся жене и погибшему на фронте сыну, терзали думы о судьбе старшего сына. Отвлекался Григорий Иванович от этих ненастных дум только на работе, в общении с сослуживцами и еще когда они все вместе ездили из Кустаная в почти обезлюдевшие колхозы помогать сеять или убирать хлеб. В такие дни Петровский преображался, молодежь удивлялась, откуда у него, перенесшего и личное горе и тяжелую болезнь, столько бодрости, жизнелюбия.

В Москву Петровский и другие сотрудники Музея Революции вернулись летом 1943 года.

Работа в Музее Революции СССР доставляла Григорию Ивановичу известное моральное удовлетворение. Познакомиться с историей русской революции приезжали люди из разных стран и в одиночку и целыми делегациями. И Петровский часто, отложив будничные дела и административные заботы, подолгу беседовал с приезжими, показывал экспонаты, вспоминал прожитое.

Очень много времени отбирали у Петровского письма: большая часть корреспонденций, получаемых музеем, присылалась на его имя. Каждое утро, придя на работу, Григорий Иванович садился писать ответы. Однажды он получил письмо, которое особенно растрогало его и живо напомнило трудные годы туруханской ссылки. Писал директор музея города Енисейска Красноярского края:

«…Старожилы енисейцы Вас не забыли. Ваша хозяйка Анна Гавриловна Бабыкина еще жива и в том же доме живет, она хорошо помнит, как Вы пришли к ней на квартиру, был сильный мороз, а на Вас было легкое пальто, и когда она Вам сказала: «Вы, наверно, замерзли», Вы ответили хозяйке: «Мое пальто теплое, оно на политической подкладке, терпением крытое…»

Такие письма приносили Григорию Ивановичу большую радость. Радовали его и многочисленные записи посетителей музея в книге отзывов.

Петровский любил время от времени просматривать эти записи, переведенные с разных языков.

«Мы с величайшим интересом осмотрели Музей Революции, в котором показаны документы героической борьбы русских рабочих за освобождение от их угнетателей.

1946 г.

Энрико — руководитель итальянской юношеской делегации».

«Без революции не было бы России. Без России не было бы свободы во всем мире.

Греческая делегация ЭАМ (13 подписей)».

«Я здесь увидел историю русской революции в картинах и документах. Этот рассказ все всегда будут слушать с глубочайшим интересом, потому что эта революция оказала влияние на все человечество. Увидеть все собранное в этом музее является для меня источником огромного вдохновения.

Сеид Саджат Захар, индийский писатель

5/VIII 1957 года».

«Когда мы вернемся в Испанию, мы расскажем обо всем, что видели в этом прекрасном Музее.

Испанские дети, детдом № 3 (в Тарасовке), ученики 6 кл. (15 подписей). 1946 г.».

«Мы считаем привилегией, что имеем возможность посетить Музей Революции в 40-ю годовщину Революции 1905 года и познакомиться с великой и героической историей советского народа. Выставка представляет живое изображение Революции и установление Советского Союза. Мы имели честь познакомиться с г-ном Г. Петровским, который был членом Первого Советского Правительства…

Американская делегация молодежи: Дорис Сеак, Елизавета С. Гроу, Молли, Джозеф, Ходсон, Лорри Дэй и другие».