— Вот так! — сказал он, глядя в ее злые глаза. Улыбнулся ей ласково и покровительственно погладил по лицу, осторожно убирая волоски, запутавшиеся в ее ресницах. Она была глубоко взволнована этим проявлением любви, но не могла ответить на его улыбку, не могла до конца избавиться от раздражения. Чувствуя ее недовольство, он провел руками по ее телу, обнял ее и нежно ласкал до тех пор, пока она не подчинилась ритму его движений. Потом ее глаза благодарно закрылись. Она с улыбкой поворачивала лицо из стороны в сторону. Теперь он отдался ее нежному порыву, быстро, но — как он осознавал даже тогда — с трудом успокаиваясь по мере того, как ее движения становились все медленнее и медленнее, еще медленнее, а потом стихли совсем.

— Ох, Вито, — сказала она наконец. Не сказала, а слабо вскрикнула.

— Я тебя люблю, — прошептал он. В тот момент это была одновременно и правда, и ложь. Он чувствовал себя сильным — потому, что ощутил ее нужду и потому, что отомстил ей. Он был уверен в победе — и все же было так же и ощущение беспристрастности, почти отчужденности, которой он не знал раньше.

— Я люблю тебя, дорогой, — сказала она. Ее глаза были влажными, и она старалась закрыть их рукой. — Я не понимаю, почему это происходит. Мне не следовало бы плакать. Я никогда не чувствовала такого. Я не привыкла к этому — пять раз за последние два дня. Раньше так никогда не было.

— Я рад. Ты заставляешь меня гордиться собой. — Сейчас ему было легче, он успокоился. Это тоже было что-то новое, более богатое ощущение, чем раньше.

— Ох, Вито, — вздохнула она, вытирая мокрые глаза и отворачиваясь от него, — что мы будем делать?

— Что делать?

— Да. Ведь не может же так продолжаться. Это невозможно.

— Да? Почему? Что невозможно?

— Ну, мы не можем просто… Мой Бог, за последние три дня мы почти не выходили из квартиры. Мы больше никого не видели. Это просто смешно!

— Ты имеешь в виду, что я просто мальчишка.

— Нет, милый. — Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и коснулась его лица. — Не в этом дело…

— Замечательно. — Его голос был спокойным. — Ты хочешь выйти и с кем-то встретиться?

Она замолчала и посмотрела в его черные глаза. На его лице не было и следа обиды. Он казался спокойным. Неожиданно она почувствовала прилив удовлетворения. Обняла его за шею и притянула его голову к своему плечу.

— Ты знаешь, — сказала она, — самое забавное во всем этом — это то, что мне плевать на всех.

— Мне тоже. — Он поцеловал ее руку.

— Черт с ними. — Она помолчала. — Я хочу у тебя кое-что спросить, но ты только не сердись, ладно?

— Угу.

— Если я дам тебе денег, ты сводишь меня поужинать?

— Почему бы и нет?

— Ты правда не сердишься?

— Почему я должен сердиться? Если у тебя есть деньги и ты хочешь их потратить, это твое дело. Конечно, я могу взять пару долларов у отца, но, черт побери, этого не хватит. Кроме того, я бы скорее предпочел тратить твои деньги, а не его. Ведь так мы как будто бы вместе. — Он помолчал. — Почти как будто бы мы женаты.

— Что мне в тебе нравится, так это то, что ты ведешь себя совсем не так, как большинство других мужчин. Может быть, это потому, что ты итальянец — у тебя чутье лучше. Тебя многое просто не заботит.

— Ну, — сказал он задумчиво, — я ведь еще не настоящий мужчина. Черт, я просто парень. Понимаешь, какой смысл сходить с ума? Я ничего не могу сделать — мне ведь еще только шестнадцать.

— Кажется, у тебя тут кое-что есть, — сказала она, глядя на его жесткие черные кудри, ниспадающие на бледно-оливковую кожу шеи. — Мой маленький итальяшка, — сказала она.

— Полегче.

— О, ну ты понимаешь, что я имею в виду.

Она почувствовала, что он улыбается, уткнувшись носом в ее плечо.

— Мой маленький итальяшка, — повторила она и закрыла глаза.

Алессандро положил газету на колени и сдвинул очки на кончик носа, чтобы видеть, как Вито завязывает галстук. Голые ноги, широкая рубашка, которой можно было бы дважды обернуть его стройный торс… И все же Вито выглядел далеко не по-детски. Алессандро подумал, что Вито держится совершенно свободно. Он удивительно взрослый и мужественный. Как? Алессандро изумился — когда? Что за чудо, как такое изменение могло произойти прямо у него под носом! И это произошло не постепенно, это произошло сразу же, внезапно. За завтраком Вито лакал молоко, как маленький звереныш. Вечером он был молодым щеголем, красивым, улыбающимся, самоуверенным, собирающимся на рандеву. Алессандро покачал головой.

— Ты знаешь, — сказал он, — у тебя дыра на носке?

Вито пожал плечами и ухмыльнулся отцу. — Нам нужна женщина, сказал он.

— Рек вассо! «Нам»! Что за наглость! Молодой петушок будет учить старого петуха. Ты напоминаешь мне о моих обязанностях?

— Чего это ты раскипятился? Кроме того, — Вито засмеялся, — привести женщину в дом могу и я.

— Если это та, — сказал Алессандро, показывая большим пальцем в потолок, — то я бы не возражал, ни чуточки.

Вито быстро обернулся и посмотрел на отца.

— Э-э — что ты имеешь в виду?

— Ах, — лукаво сказал Алессандро, — сейчас ты сердишься, да?

Вито продолжал смотреть в лицо отцу. Наконец убедился, что его дразнили без злости, и вновь повернулся к зеркалу. Спокойно, спокойно…

— Послушай меня, па, — сказал он и замолчал. — Если ты думаешь… То есть, ну, она, Айрис, не такая девушка. Женщина. Она не… Меня не заботит, что ты думаешь.

— Ах! Это то, чего я боялся. Я верю тебе. Уверяю тебя, что я тебе верю и именно это и внушает мне страх.

— Что ты имеешь в виду? Почему?

— Ах, Вито, Вито, Вито. — Алессандро вздохнул и снова зажег черную, ядовитую на вид сигару. — Если бы она была просто… Понимаешь… женщина, как эти — ну, это было бы по-другому, я бы сказал, что это пустяк, безделица. Но поскольку она серьезная женщина, хорошая, короче говоря, что получится из этого? Беда. Я больше ничего не вижу.

— Беда! Какая беда? Что здесь такого ужасного, чего мне нужно бояться? Она незамужем, она свободна. Никто не собирается застрелить меня. Ну чего мне бояться? Того, что скажут другие мальчишки? — Он отмахнулся.

Щурясь, Алессандро смотрел в окно сквозь клубы дыма, похожие на мрамор — толстые и с прожилками.

— Эгоизм юности, — пробормотал он вполголоса. — Тебе нечего терять, все только приобретаешь. Она… — Он остановился и пожал плечами.

— Что «она»? Продолжай.

— Ничего. Забудь это. Надевай брюки. Тебе нужны деньги?

— Нет. Все нормально. Спасибо, па. — Он смотрел себе под ноги.

Алессандро покивал головой.

— Beh, pazienza. Иди. Наслаждайся. Но вот что, послушай меня, хорошо? Если она хорошая женщина, ты тоже веди себя по отношению к ней хорошо.

— Па, я люблю ее. А она любит меня.

— Ладно, тогда люби ее. Но и хорошо относись к ней тоже. Не будь поросенком.

— Не буду, па, — сдержанно сказал Вито.

Посмотрим, подумал Алессандро. Может быть, нет. Но мы посмотрим.

— Не забудь взять ключ. И не ешь фасоли. Она вероломно убивает любовь.

— Если ты не будешь жареную картошку, — сказал Вито, — то я ее съем.

Айрис засмеялась.

— Боже, что за аппетит. Давай я положу еще тебе. Ты и масло все съел. Подожди, я попрошу официанта принести еще масла.

Вито остановил ее прикосновением руки.

— Официант, — позвал он, — будьте добры, еще масла.

— Ты меня убиваешь, — сказала Айрис, — ты абсолютно меня сразил.

Вито усмехнулся.

— Ладно, итак, тебе было семнадцать, когда ты вышла замуж впервые. Расскажи мне, что произошло дальше.

— Как ты думаешь, может, заказать еще что-нибудь выпить? — спросила Айрис.

— Конечно. Это твои деньги. Еще водки со льдом?

— Знаешь, что мне бы хотелось сделать с тобой прямо сейчас? — сказала Айрис.

— Эй! — свирепо прошептал он, сжав ее запястье. — Не здесь. Нас могут увидеть.

— Ну дури, милый, — протянула она ему на ухо. Он попытался отвести ее руку.