«Дорогой папа», — начал он писать и скомкал бумагу. «Дорогая борода», — написал он, ухмыляясь. «Борода» — это прозвище отцовских усов, его baffi. «Дорогая борода, я наверху, в 4-Б, ужинаю с мадонной». Зачеркнул последнее слово. «Ужинаю с той леди с кондиционером. Весьма спешная работа. Ха! Не звони мне. Я тебе позвоню». Подписался: «Пинно».

Отца это рассмешит. Он подпрыгнул и ухватился за притолоку, быстро подтянулся двенадцать раз и потопал, напевая, в душ.

Джули Франц в напряжении выжидал, когда можно будет выехать на Меррит-паркуэй из боковой улицы. Большой, усталый и весьма серьезный лосось готовился прыгнуть вверх по течению. Теплый, приятно пахнувший пластиком салон его серебристо-серого автомобиля с откидным верхом угнетал его, и хотя перед тем, как сесть в машину, он забросил туда свою дорожную сумку, туфли и клюшку для гольфа, в салоне оставалось все еще слишком много места, слишком много.

Мне бы следовало… подумал он, а затем прервал свои размышления весьма надолго, чтобы успеть занять случайную щель в потоке фар. Мне бы следовало завести собаку. У друзей, к которым он ездил на уик-энд, была собака, керри-блю-терьер по кличке Рори, который при первой встрече показался Джули крайне загадочным. Я так и не смог разобраться в этой проклятой штучке, подумал Джули, смеясь над собой, даже не смог как следует рассмотреть его морду, скрытую под шерстью. Потом из-под кудряшек показались нежный розовый язык, мокрый нос и яркие приветливые глаза. Все это произвело на Джули впечатление маленького, но острого откровения.

Хорошая собака, подумал он, уже представив себя хозяином пса и ощутив его привязанность. Но кто бы стал о ней заботиться?

Айрис. Она могла бы заботиться о собаке, кормить ее, гулять с ней. Это было бы хоть какое-то занятие для нее. Это было бы также — и это самое важное — нечто объединяющее их, нечто живое, вот что. Они могли бы сидеть и смотреть на эту чертову собаку или вместе выгуливать ее. Это было бы забавно. Почти как если бы у них был ребенок.

Непроизвольно он снял ногу у акселератора, потом вновь набрал скорость. Мысль о ребенке была не из лучших. К счастью, v друзей, к которым он ездил на уик-энд, не было детей. На самом деле, если бы у них были дети, он бы не принял их приглашения. Присутствие чужих детей заставляло его чувствовать себя так неуютно — практически виноватым — что он научился уклоняться от таких встреч.

Нет, напомнил он себе, ему нечего стыдиться. Он любит их, он звонит им, он водит их в кино, а деньги, которые он тратит на них — не будем даже говорить об этом, сказал он себе. Забудь это, даже не говори об этом.

Но развод — это его рук дело. Он признает это, почему бы и нет? За три года, прошедших с тех пор, как это произошло, самые болезненные воспоминания притупились, но его жена, Минна, — бывшая жена, напомнил он себе, — в глазах закона и в его собственных глазах все еще было «потерпевшей стороной». Она бы жила с ним вечно, скорее выбрав головную боль, скуку, раздражение, чем полное разрушение своей жизни.

И, конечно, развод, когда он произошел, оказался куда менее болезненным, чем она себе представляла. У нее была хорошая квартира, друзья, дети, летний домик, возлюбленные. Джули засмеялся. Она казалась более веселой, более хорошенькой и счастливой, чем была на протяжении тех четырнадцати лет, которые он ее знал.

Но дети… Он покачал головой. Если честно взглянуть на это, они в действительности не нуждаются в нем. Именно это и ранит больше всего. Ну что тут поделаешь? — подумал он. Что тут можно сделать? Таковы дети. Неужели я, продолжил он, диалог с каким-то воображаемым судьей, неужели я так же наплевательски относился к своему отцу, когда я был в их возрасте? Позже — возможно. Когда подрос и обнаружил, какая сложная это штука — жизнь. Но тогда?

Что тут можно сделать? Он вздохнул, перестроился в крайний ряд и нажал на акселератор. Кто в моем возрасте ездит на спортивном автомобиле? Эта мысль была такой нелепой, что он улыбнулся.

Сразу же он начал фантазировать, как расскажет об этом Айрис. И тут же услышал свой голос: ты знаешь, я ехал по Меррит-паркуэй, было весьма поздно, и вдруг я сказал себе — кому в моем возрасте нужен этот чертов спортивный автомобиль? Как тебе это нравится? Может быть, я старею, кто знает? Айрис, конечно, засмеется и ответит с тем присущим ей лукавством, которое придает такую пикантность даже обычным разговорам:

— Ты? Стареешь? О, дружище!

А может быть, она и ничего не скажет, подумал он безжалостно. Она могла себе это позволить.

Сука, подумал он. Иногда она приводила его в такое бешенство, что ему хотелось врезать ей в челюсть. Но — и этого не отнимешь — у нее был класс. Это приходится признать. Безусловно, она занималась стриптизом. И преуспела в этом. Успех. Конечно, она прошла трудный путь. В лей было больше этого проклятого класса и больше этой проклятой наглости, чем в любой женщине, которую он когда-либо знал.

И взгляни этому в глаза, добавил он, ты просто без ума от нее. Жениться? Я завтра же женюсь на ней, сказал он себе. Итак, конечно, я чокнутый. Ну, а кто немного не чокнутый? Я могу себе позволить быть чокнутым.

Он чувствовал, что его бизнеса, тех огромных денег, которыми он распоряжался, было достаточно для того, чтобы казаться если не нормальным, то процветающим. Это была его самая приятная мысль, его талисман. И это — а может быть, только это — не поддавалось никаким нападкам Айрис.

Если бы только, подумал он тоскливо, если бы только она так не издевалась над ним. Если бы только знать, чего она хочет. Но она всегда поддерживала его во взвешенном состоянии. И вот последний пример — телефонный звонок, раздавшийся несколько часов назад.

— Джуджу. Дорогой! — завопила она в трубку.

Он был удивлен и обрадован, необычайно обрадован тем, что она позвонила. Он не ожидал этого, даже не оставил ей номера телефона. Она знала только фамилию его друзей в Уэстпорте.

— Могу ли я тебя увидеть? — спросил он. — Могу ли забрать тебя?

— Нет, малыш, — ответила она. — Это будет слишком поздно, а я устала. Я буду спать.

— Спать? Отчего это ты так устала? Мне казалось, что ты собиралась провести уик-энд очень спокойно — пойти в зоопарк или еще что-нибудь в этом роде. Что ты делала, целый день играла в бейсбол?

— О, я была занята. Понимаешь, моталась туда-сюда. — Моментально в ее голосе появился ледяной оттенок, обеспокоивший его. Через мгновение она станет осторожной, равнодушной, отдалившейся от него.

— Ну хорошо, посмотрим, — добавил он, понимая, что вновь защищается. — Я должен вернуться в десять или в одиннадцать, и если ты захочешь, я позвоню тебе, когда доберусь до города.

— Да нет, не беспокойся. — Сейчас она говорила вяло, без интереса.

— Милая, малышка, я могу управиться быстрее. В это время обычно небольшое…

Она не ответила.

— Эй, ты слушаешь?

— Ага. Конечно.

— Я сказал, если ты хочешь, я могу…

— О, нет. Забудь это. Я просто позвонила, чтобы узнать, как ты. Завтра поговорим.

— Очень мило, что ты позвонила. Но ты уверена…

— Нет, Джули. Уже слишком поздно. Кроме того, я могу выйти встретиться с друзьями. Итак, до свидания. Я позвоню тебе завтра.

— Ну, увидимся… Ладно. Хорошо… — Он запнулся.

— Ага, хорошо. — Она засмеялась. — Пока.

Почему же она позвонила ему, спросил он себя. Только потому, что ей просто хотелось поговорить с ним, просто хотелось услышать его голос — точно так же, как и ему хотелось услышать ее голос? Кто знает, черт побери, сказал он себе. Кто знает? Может быть, он позвонит ей, когда приодет в город. «Может быть!» Он знал, что он это сделает. Она может спать, ее может даже не быть дома. Если ее не будет дома или если ему не удастся уговорить ее выйти, ему придется позвонить кому-нибудь еще. Итак, это обойдется ему в полтинник, а может быть, и в сотню. Черт возьми, это дороговато за одну ночь. Эта сука, подумал он, Айрис Хартфорд. И почему я с ней никак не разделаюсь?