Мисс Пакер поколебалась, потом дотронулась пальцем до подбородка Клэр, чтобы повернуть ее лицо к себе. Клэр машинально отшатнулась.
— Я хочу пойти поесть, — заявила Клэр, делая попытку подняться. Мисс Пакер остановила ее, нажав на плечо. Рука была твердой, но не грубой, но Клэр съежилась от этого прикосновения и села.
— У тебя дома не все в порядке. — Мисс Пакер не спрашивала, она утверждала.
— Нет, все хорошо, — быстро ответила Клэр. Она чувствовала, как бьется сердце и пульсирует кровь в висках, и старалась дышать ровно, глубоко. Клэр замечала, что мисс Пакер последние недели то и дело поглядывала на нее. «Так же она смотрит на кроссворд во время перемены, — написала Клэр в своем блокноте, — как будто у меня какая-то проблема, в которой надо разобраться». Но уже когда она писала эти слова, она чувствовала их несправедливость. Мисс Пакер заботилась о ней, она это понимала. Учительница подозревала, что дома у нее не все в порядке, и она была права.
Хотя Клэр не могла определенно сказать, почему неурядицы у нее дома стали тайной, которую она старалась тщательно скрыть. А она была не такая маленькая, чтобы ее можно было спрятать глубоко в кармане или в кулаке. Секрет этот следовал за ней повсюду, шуршал занавесками, сидел на корточках в углу комнаты, ходил с места на место, и весь день Клэр старалась отвлечь людей от присутствия этого секрета. На это уходили все ее силы. Но она справлялась. Она верила в это.
Она много улыбалась, смеялась и шутила с девчонками во время ленча и в школьном дворе до начала занятий. Она брала с собой много полезной еды на ленч, выполняла все домашние задания и тщательно следила за своей внешностью, каждый день разглядывая себя в большое зеркало перед тем, как выйти из дома. Чистая, отглаженная одежда, аккуратный хвостик на затылке, шарфы, шапки и перчатки в холодную погоду. Она мылась и чистила зубы тщательнее и чаще, чем раньше. Короче, Клэр стала идеальным ребенком, как с картинки, о котором хорошо заботились и которого любили.
Поэтому, когда мисс Пакер начала приставать со своими вопросами, Клэр могла сказать с уверенностью:
— Почему вы решили, что что-то не так? Я чувствую себя нормально. Выгляжу тоже. Разве нет?
Мисс Пакер печально вздохнула.
— Ты выглядишь… — Затем она, похоже, передумала. — Да, ты выглядишь нормально. — Она улыбнулась. — Я не хотела тебя огорчать, Клэр. Иди, ешь свой ленч.
Этот разговор с мисс Пакер состоялся за три дня до начала зимних каникул, и хотя Клэр ненавидела каждую его минуту, он некоторым образом пошел ей на пользу. Даже помог. На самом деле Клэр с ужасом думала об окончании занятий. Подобно человеку, повисшему над обрывом, Клэр цеплялась за знакомый школьный распорядок. Школьные каникулы ужасали ее: почти месяц просидеть дома, днем и ночью с матерью — каждый день с матерью, — ждать, когда что-нибудь случится, обязательно плохое, и помимо всего этого Рождество, которое не будет радостным. Клэр изо всех сил старалась об этом не думать, но тяжелые мысли наваливались на нее в любой момент. Жужжащий рой, от которого некуда скрыться.
Но мисс Пакер сказала: «У тебя дома не все в порядке», превратив, таким образом, и школу во врага. Внезапно каникулы в стенах дома показались благом: дом давал Клэр возможность по-прежнему хранить свою тайну. Осталось потерпеть всего три дня.
На третий день перед уходом домой дети сняли со стен и вынули из коробок подарки, которые они приготовили для родителей. Клэр сняла свой рассказ «Анника и медведи» и легонько провела ладонью по обложке. «Рассказ — всего лишь слова, живущие в голове человека, — подумала она, — они невидимы». Но она написала эти слова, сделала книжку, получился предмет, который занял свое место в мире предметов. Она гордилась весом книги. Никогда еще ей не удавалось так точно воплотить в жизнь свой проект. Она накинула лямку от рюкзака на плечо и пошла по коридору, осторожно держа книжечку двумя руками. Дети обгоняли ее, веселые, шумные. Кто-то крикнул: «Счастливого Рождества!» И все сразу закричали — радостно и громко.
Клэр отошла в сторонку, прислонилась к стене, согнула одну ногу в колене, поставила на колено рюкзак и рывком расстегнула молнию. Одним резким движением она сложила рассказ, как будто это был какой-то пустяк, журнал, которым прибили муху, и сунула его в рюкзак, смяв обложку.
«Прекрасно», — сказала она. Когда Клэр подняла голову, она увидела мисс Пакер, которая смотрела на нее. Клэр повернулась и стремглав побежала по коридору.
Выбежав на воздух, Клэр глубоко вздохнула и обернулась, разыскивая Джози. Она крутила головой из стороны в сторону, с отчаянием разглядывая толпу. Клэр забыла, что нужно постоянно думать о том, как она выглядит, ей хотелось только одного — поскорее уехать. Наконец она увидела темно-синюю машину мамы Джози, на которой Клэр должна была ехать домой. Машина трогалась с места. Она побежала к ней, размахивая руками и крича:
— Остановитесь! Вы меня забыли! — Но машина уехала. Клэр опустила руки и замерла. Толпа поредела, большинство детей уже расселись по машинам и отправились по домам.
И вдруг послышался автомобильный гудок. Гудеть, когда разбирали детей, не разрешалось, но звук не прекращался. Он доносился с учительской парковки.
— Мисс Пакер, — прошептала Клэр, и поскольку она была уверена, что бибиканье не прекратится, она повернулась и посмотрела.
Вовсе не мисс Пакер. Ее мать. Она не сидела в их белом «лендровере», а стояла рядом. Высокая, как королева. Одна рука просунута в открытое окно и нажимает на клаксон, другая поднята вверх и машет Клэр.
— Ох, нет, — сказала Клэр. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Когда мать увидела, что Клэр идет к ней, она села в машину и завела мотор.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — продолжала бормотать Клэр, садясь в машину и захлопывая дверцу. Она наклонила голову и прижала обе ладони ко лбу. При этом она слегка раскачивалась.
— Пожалуйста что, Клэр? — спросила мать спокойно, но Клэр сама не знала. Слово не относилось ни к чему конкретному, иначе то, о чем думала Клэр, было бы надеждой. А Клэр ни на что не надеялась. Для Клэр «пожалуйста» было простым выражением желания.
Клэр сидела так несколько минут, держась за лоб, подобрав колени и прижав локти к телу, как будто она в буквальном смысле держала себя в руках. Когда она наконец опустила руки и подняла голову, она не узнала дороги, по которой они ехали, причем ехали очень быстро — узкая дорога с поворотами и ухабами, большие деревья с каждой стороны. Клэр слышала глухие удары: предметы в багажнике бились о стенки машины. Клэр машинально потянулась к ремню безопасности.
— Сбрось скорость, — сказала она тоже машинально, прекрасно зная, что мать не послушает.
Мать сказала что-то, но Клэр не разобрала. Она не сводила глаз с дороги. Мать снова что-то сказала, тоже непонятное, уже громче, и рассмеялась. Краем глаза Клэр увидела что-то синее, движущееся взад-вперед.
— Что ты говоришь? — спросила она. — Ничего не понять. — Клэр глубоко вздохнула и повернулась, чтобы взглянуть на мать. Она была в мягком толстом белом свитере с высоким воротом, темно-синих джинсах, с бриллиантовыми серьгами на винтах. Волосы аккуратно заправлены за уши. Клэр ненавидела ее за то, что она так выглядит — как актриса или модель в отпуске. В руке мать держала два синих конверта.
— Счастливого Рождества в Каталонии, дорогая! — пропела мать. — Ты ведь не забыла?
Билеты на самолет — два билета на самолет в синих конвертах. Предметы в багажнике — багаж. Барселона. Из горла Клэр вырвался стон, и мать повернулась, чтобы взглянуть на нее.
— Нет, нет, нет, мы не можем лететь в Барселону, мама. Ты больна. Мы не можем быть в самолете, или в Испании, или где-то еще, пока ты больна. Разве ты не понимаешь, что с тобой что-то не так? Останови машину, мама. Пожалуйста. — Клэр говорила с матерью как с маленьким ребенком. Она понимала, что не должна паниковать. Если она сдастся, случится беда. Но пока она говорила, Клэр заметила что-то странное в лице матери. Ее правый глаз был большим, с черными ресницами, а левый глаз — меньше, ненакрашенный, почти незаметный. Две стороны лица не совпадали, и это сломило Клэр. Ее опять охватил гнев, и она закричала. В ярости она кричала «Остановись!», лягалась и колотила кулаками по приборной доске.
