Черкасский закричал, указывая на психопата, но на это никто не обратил внимания. Тогда Серёга врезал в рыло ближайшему китаёзе в форме.

Нелепо раскинув руки, милиционер упал на клумбу. Конечно же, там росли пионы. Второй мент тоже получил в ухо. Происходящее стало приобретать необычайный азарт. Но кайф, как всегда, не мог длиться вечно.

Обрушившаяся на затылок Сереги милицейская дубинка нагло оборвала такой интересный захватывающий кинофильм.

Следователь был нервный и какой-то не выспавшийся.

– Что со мной произошло? – Черкасский осторожно ощупывал на макушке здоровую шишку.

– У вас случился солнечный удар, – нехотя пояснил следователь.

– Так это солнце меня так…

– Нет, наши оперативники.

– Чего?!!

– Вы оказали сопротивление при аресте.

– Каком, blin, аресте?!!

Следователь сладко зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой.

– Вы обвиняетесь в убийстве.

– В убийстве? – русский оторопело вытаращился на китайца. – В убийстве этого… Кена Чжоу?

– Кена Чжоу? – следователь искренне удивился. – Отнюдь. Вы подозреваетесь в убийстве Гунь Сяотина.

– Кого? – услышанное имя ровным счетом ничего не говорило.

– Последнего императорского евнуха.

– Гомика?

– Нет, евнуха!

– А вы уверены?

– Уверен. Это ваше ружьё?

Следователь показал Серёге его верный помповик.

Черкасский кивнул:

– Моё.

– Именно из него и был убит евнух, – торжествующе закончил следователь. – Ружьё лежало у вас в рюкзаке. Стало быть, вы убийца.

Серёга хлопнул себя по лбу и весело рассмеялся.

Следователь посмотрел на него с опаской, так обычно смотрят на сумасшедшего.

– Я сплю, – весело пояснил ему Черкасский и радостно улыбнулся.

Камера была уютной.

Аккуратные узкие скамеечки, двухъярусные кровати. Отхожее место деликатно отгорожено фанерной ширмой. На стене напротив железной двери плакат с полуобнаженной Бритни Спирс из какого-то мужского журнала. Маленькое зарешеченное окошечко под самым потолком служило вкрадчивым напоминанием, что свобода близка но, увы, пока недоступна.

Серёга мрачно обвёл взглядом казенное помещение. Кроме него в камере сидело ещё два зека… то есть.… Какие, к чёрту, зеки? Подозреваемые!

Подозреваемые были колоритны.

В одном из них Черкасский с весёлым недоумением узнал кровавого Линь Бао. Второй нарушитель закона оказался буддистским монахом и смотрелся на фоне тюремной обстановки довольно дико.

Линь Бао грустно дремал на верхней секции двухъярусной кровати и на вошедшего новичка никакого внимания не обратил. Всклокоченная бородёнка маньяка обвисла и выглядела уныло и даже как-то жалко.

Буддистский монах на русского также совершенно не отреагировал. Он сидел на полу в позе лотоса и, судя по отрешённому выражению на умиротворённой физиономии, пребывал где-то на задворках нирваны.

«Всё-таки взяли голубчика!», – мысленно усмехнулся Серега, с интересом разглядывая босые пятки спящего психа.

Но в данный момент буддистский монах почему-то интересовал Черкасского больше, чем Линь Бао.

Русский часто слышал о всяких там йогах и прочих ненормальных, но вживую видел такое впервые. Ему страшно захотелось расшевелить монаха, а заодно и выяснить, как он сюда попал.

Сначала Серёга дружески похлопал буддиста по плечу.

Тот не отреагировал.

Охотник за артефактами озадаченно хмыкнул и, немного призадумавшись, щёлкнул монаха по лысой голове.

Не помогло.

Помахал рукой перед широко открытыми глазами, с, казалось, навеки остановившимся на одной точке взглядом. Но с таким же успехом русский мог бы размахивать руками перед каменным ликом какой-нибудь древней статуи.

Похоже, местные менты по ошибке арестовали манекен. С них, косоглазых, станется.

Копившееся в Черкасском раздражение искало выход.

Достав из кармана спички (которые почему-то у него не конфисковали) русский, беззаботно посвистывая, оторвал кусок бумаги от плаката с Бритни Спирс и, разделив его на четыре части, зловеще улыбнулся.

Линь Бао уже не дремал, а с интересом следил за загадочными манипуляциями крупногабаритного сокамерника.

Но Серёга этого не заметил.

Закусив губу, он аккуратно засунул длинные бумажки между пальцами на правой ноге монаха. Осторожно чиркнул спичку и зажёг импровизированные праздничные свечи.

В пионерском лагере «Солнышко», где в детстве Серёга отдыхал от тяжёлых будней учёбы, этот болезненный прикол назывался «Праздничный тортик».

– Зря вы это, – подал голос Линь Бао.

Черкасский недовольно обернулся.

– В смысле?

– Всё равно не поможет.

И действительно не успев догореть до конца, маленькие язычки пламени неким мистическим образом одновременно потухли.

– Я уже сколько раз пытался, – маньяк сладко зевнул. – И нос ему крутил, и за уши тягал. Поговорить ведь не с кем, скучно. Но этот даже не шелохнулся.

– Kruto, blin! А он долго здесь сидит? – поинтересоввлся Серега, с сожалением пряча спички обратно в карман.

– Уже почти пять лет.

– Что?!!

– А разве вы не слышали о деле Невозмутимого монаха Дзё?

– Каком деле?!!

– Об этом одно время много писали газеты, – принялся пояснять доктор, – что, мол, в тюрьме города Лоян сидит один странный монах. Не ест, не пьёт, лишь медитирует, находясь в постоянном трансе. И так вот уже на протяжении пяти лет.

– Врёшь!

– Нет, честное слово, всё так и есть, – быстро закивал Линь Бао. – Он что-то вроде местной достопримечательности. Надзиратели за деньги разрешают туристам смотреть на него в глазок железной двери.

Тут же глазок на двери камеры со скрежетом приоткрылся и в круглой дырке возник любопытный выпуклый глаз.

Став на цыпочки, Черкасский осторожно сбоку, чтобы не было видно, подкрался к двери и, набрав побольше слюны, с удовольствием плюнул прямо в мигающее око любопытного незнакомца.

В коридоре раздался дикий вопль, затем нецензурная брань (судя по интонациям).

Дверь камеры резко приоткрылась, и в проём задвинулся зверообразный надзиратель. Гневно оглядел подозреваемых и, не сказав ни слова, заехал по почкам крякнувшему от неожиданности Линь Бао.

Серега, спрятавшись за фанерной ширмой, трясся от душераздирающего хохота.

– Вот так всегда, – с грустью констатировал маньяк, когда надзиратель, грозно сопя, удалился. – Мне всю жизнь не везет, особенно с женщинами.

Справив малую нужду, Черкасский сел на узкую скамеечку у стены.

Буддистский монах, по-прежнему, изображал восковое изваяние самому себе.

– А за что его посадили, не знаешь?

– Кого его? – не понял доктор.

– Ну, монаха этого.

– Да в том-то всё и дело, – Линь Бао морщась, потирал поясницу. – Он тут собственно столько и сидит лишь потому, что местные бюрократы потеряли его дело. За что, про что арестовали, никто не знает. Ни начальник милиции, ни прокурор. А выпустить просто так нельзя, за что-то ведь его сюда пять лет назад посадили!

– Да, дела, – немного расстроился Серёга. – Похоже, застрял я тут конкретно.

– А вас за что взяли? – деликатно поинтересовался Линь Бао.

Русский внимательно посмотрел на сумасшедшего докторишку. Странно, но этот старик был чем-то ему симпатичен.

– Говорят, что я гея какого-то убил, – нехотя ответил Серёга. – Застрелил из помпового ружья.

– А вы действительно застрелили?

Странный вопрос. Хотя на осведомителя китаёза явно не тянул и уж тем более на подсадную утку.

– Да никого я не убивал, – честно признался Черкасский. – Ясное дело, глухаря вешают. Я вот в посольство русское с жалобой обращусь и посмотрю тогда на их раскосые mentovskie рожи.

Линь Бао в ответ сочувственно покивал.

– А меня вот за сексуального маньяка принимают, – грустно добавил он.

– То есть, как это принимают? – встрепенулся Серёга. – А разве ты не этот, не местный насильник?!!