— И? — снова повторил он раздраженно и нетерпеливо.

— Они знают Ямаото по его связям с Хольцером. Они обращаются к нему за помощью. Его люди концентрическими кругами, начиная от почтового отделения Чуо-ку, проверяют адреса и информацию о занятости. Может быть, в налоговых документах они натыкаются на некоего работника со странным написанием имени Харриоси. Теперь у них есть твое полное имя, но они не могут вычислить, где ты живешь, потому что ты аккуратен и тщательно оберегаешь эту информацию. Возможно, они пытаются вести тебя после работы, но ты показываешь им, что очень внимательно относишься к слежке, и она не срабатывает. Поэтому Ямаото делает так, чтобы твой босс пригласил тебя куда-то что-то «отпраздновать», а там тебе встречается настоящая женщина твоей мечты. Она может выяснить, где ты живешь, чтобы за тобой удобнее было следить в надежде, что ты потеряешь бдительность и приведешь их ко мне.

— Тогда почему она все еще со мной?

Я посмотрел на него. Хороший вопрос.

— Я хочу сказать, если Юкико должна была только передать им мой домашний адрес, она бы исчезла после первого же раза, когда я привез ее к себе. Но этого не случилось. Она все еще со мной.

— Тогда, возможно, ее роль — наблюдать за тобой, изучать твои привычки, узнать какую-то информацию, которая поможет ее людям скорее меня найти. Может быть, она подслушивает твои разговоры. Точно не могу сказать.

— Извините. Слишком все притянуто за уши.

Я вздохнул:

— Гарри, ты не в том положении, чтобы считать свое мнение объективным. Ты должен это признать.

— А вы?

Я снова посмотрел на него:

— Какая веская причина может заставить меня искажать картину?

Он пожал плечами:

— Может быть, вы боитесь, что я больше не буду вам помогать. Вы сами говорили: «Нельзя жить одной ногой на свету, а другой в тени». Может быть, вы боитесь, что я выйду на дневной свет, а вас оставлю в темноте?

На меня нахлынула волна возмущения, однако я сдержался.

— Дай-ка я кое-что скажу тебе, малыш, — сказал я. — Совсем скоро я сам планирую начать жить при свете дня. Тогда мне уже не понадобится твоя «помощь». Поэтому, даже если бы я был эгоистичным, манипулирующим другими куском дерьма, каковым ты, похоже, меня считаешь, у меня не было и нет ни одного мотива, чтобы постараться удержать тебя в тени.

Гарри вспыхнул.

— Извините, — произнес он через секунду.

Я махнул рукой:

— Забудь.

Он снова посмотрел на меня:

— Нет, правда, извините.

Я кивнул:

— Ладно.

Некоторое время мы сидели молча. Потом я сказал:

— Слушай, я могу представить, что ты чувствуешь по отношению к ней. Я видел ее. Это девушка с обложки, на которую нельзя не обернуться, встретив на улице.

— Гораздо больше, — тихо ответил он.

Упрямый, тупой недоносок. Единственная надежда, что эта холодная сука поймет, насколько он беспомощен, и подумает, а то ли это, что ей нужно. Хотя я бы не стал на это слишком надеяться.

— Суть в следующем: мне не доставляет никакого удовольствия давать тебе повод для сомнений. И я говорю тебе: здесь что-то не так. Необходимо быть осторожнее. Ничто не делает человека более беспечным, чем те чувства, которые сейчас тобой владеют.

Через какое-то время Гарри проговорил:

— Я подумаю о ваших словах.

Непохоже, однако, чтобы он собирался думать о них. Казалось, он хочет закрыть уши руками. Сунуть свою свежеостриженную голову в песок. Нажать клавишу «Delete» и стереть все, что только что услышал.

— Послушайте, я встречаюсь с ней сегодня вечером. Я буду внимательно наблюдать за ней.

Я понял, что теряю время.

— Я думал, ты умнее. — Я покачал головой. — Правда, думал.

Встав, я бросил несколько купюр на стол и вышел, даже не взглянув на Гарри.

Направляясь к железнодорожной станции, я размышлял о том, что незадолго до этого говорил Тацу о риске и награде.

Гарри способен очень на многое. Я думал, так будет всегда. Но он потерял осторожность. Оставить его в моей жизни означало бы повесить на себя еще больше риска, чем раньше.

Я вздохнул. Два прощания за один вечер. Тяжело. У меня ведь не так много друзей.

Однако сентиментальничать смысла нет. Сентиментальность — это неумно. Гарри стал обузой, и я должен оставить его.

Вернувшись в «Империал», я зашел в гостиницу со стороны парка Хибия. Мне всегда казалось, что любое место, где я останавливаюсь, — это потенциальная точка для засады, и пока я шел по просторному вестибюлю к лифтам, мой радар гулко отдавался в голове. Я автоматически сканировал пространство вокруг, обследуя в первую очередь диваны и кресла, откуда открывался лучший вид на вход, куда обычно сажают наблюдателя с заданием вычислить ожидаемую личность. Ничего подозрительного. Радар перешел в режим умеренной готовности.

Подходя к лифтам, я заметил потрясающей внешности японку около тридцати пяти, с волнистыми иссиня-черными волосами до плеч, контрастирующими с очень белой и гладкой кожей. На ней были вылинявшие джинсы, черные мокасины и черный свитер с треугольным вырезом. Женщина стояла посередине лифтового холла и смотрела прямо на меня.

Это была Мидори.

«Нет, — подумал я. — Посмотри получше».

С тех пор как около года назад в Нью-Йорке я в тени колонны смотрел на ее выступление в «Виллидж-Вангард», я видел не одну женщину, которая с первого взгляда напоминала Мидори. Каждый раз, когда это случалось, часть моего сознания заполняла пропуски деталями, возможно, желая поверить, что это действительно она, и иллюзия длилась секунду или две, пока более внимательный осмотр не объяснял полной надежды части сознания, что произошла ошибка.

Женщина смотрела на меня. Сложенные на груди руки начали опускаться.

Мидори. Сомнений не было.

Сердце бешено застучало. Пулеметная очередь вопросов взорвалась в голове.

Откуда она здесь? Что она снова делает в Токио? Как узнала, где меня найти? Как вообще кто-нибудь мог это узнать?

Я оставил вопросы в стороне и начал проверять второстепенные зоны вокруг. Если ты обнаружил один сюрприз, это не означает, что не может быть второго. На самом деле первый может оказаться сознательным отвлечением внимания, подставкой для простака перед смертельным ударом.

Ничто не настораживает мой радар. Ладно.

Я снова посмотрел на женщину, все еще надеясь, что повторный осмотр подскажет мне, что у меня начались галлюцинации. Не получилось. Это она.

Теперь Мидори стояла, разглядывая меня. Поза напряженная и какая-то решительная. Глаза устремлены на меня, но я не мог разглядеть их выражения.

Я снова осмотрел помещение, потом медленно пошел к тому месту, где стояла Мидори. Остановился напротив, подумав, что она непременно должна услышать громкий стук моего сердца.

«Соберись», — подумал я, не зная, что сказать.

— Как ты меня нашла? — все, что я смог выдавить.

Выражение ее лица было безмятежным, почти легкомысленным. Темные глаза излучали неосязаемый жар.

— Искала по справочнику людей, которые считаются мертвыми, — ответила Мидори.

Если она хотела напугать, ей это удалось. Я снова осмотрелся кругом.

— Ты чего-то боишься? — спросила она.

— Постоянно, — ответил я, снова уставившись ей в глаза.

— Боишься меня? Почему?

Пауза. Потом вопрос:

— Что ты здесь делаешь?

— Ищу тебя.

— Зачем?

— Не прикидывайся дурачком. Я же знаю, ты не такой.

Мой пульс стал ровнее. Если Мидори думает, что я начну раскрывать душу в ответ на ее неопределенные ответы, то она ошибается. Я в такие игры не играю, даже с ней.

— Ты собираешься ответить, как ты нашла меня? — спросил я.

— Не знаю.

Следующая пауза. И еще один взгляд.