Ее глаза загорелись, а рот приобрел форму идеальной буквы «О».

— Obrigado! — воскликнула она. — Спасибо! — Потом: — Você fala portugês? Вы говорите по-португальски?

Казалось, будто живой человек неожиданно решил поселиться в теле хостессы. Ее глаза, выражение лица, поза — все ожило, и я снова почувствовал ту жизненную энергию, что сопровождала ее танец.

— Совсем немного, — ответил я, снова переходя на английский. — Мне хорошо даются языки, и я стараюсь учиться понемногу везде, где приходится бывать.

Наоми медленно покачивала головой и смотрела на меня, как будто только что увидела в первый раз. Одним глотком прикончила виски.

— Еще один? — поинтересовался я.

— Sim! — последовал немедленный ответ на португальском. — Да!

Я заказал еще два «Талискера», потом повернулся к ней:

— Расскажите мне о Бразилии.

— О чем бы вы хотели услышать?

— О вашей семье.

Она откинулась на спинку стула, положив ногу на ногу.

— Мой отец — бразилец голубых кровей, представитель одной из старейших фамилий. Мама — японка во втором поколении.

В плавильном котле бразильского населения около двух миллионов этнических японцев — результат иммиграции, начавшейся в 1908 году, когда Бразилии требовались рабочие руки, а императорская Япония искала пути ассимиляции своей нации в различных частях мира.

— То есть вы научились японскому у нее?

Она кивнула:

— Японскому — у мамы, португальскому — у отца. Мама умерла, когда я была еще ребенком, и отец нанял няню-англичанку, чтобы я выучила еще и английский.

— Сколько вы уже в Японии?

— Три года.

— Все время в этом клубе?

Она покачала головой:

— В клубе год. Раньше я преподавала английский и португальский. Здесь, в Токио, по программе ЯОО.

ЯОО, или «Японский обмен и обучение», — финансируемая правительством программа, по которой иностранцы приглашаются в Японию, чтобы преподавать, в первую очередь свои родные языки. Судя потому, как средний японец владеет английским, у программы есть над чем работать.

— Вы научились так танцевать, преподавая иностранные языки? — спросил я.

Наоми рассмеялась:

— Я научилась танцевать, танцуя. Когда попала сюда год назад, я так стеснялась, что еле двигалась по сцене.

Я улыбнулся:

— Трудно представить.

— Правда. Я воспитывалась в очень приличном доме. И вообразить не могла, что займусь такими вещами, когда вырасту.

Подошла официантка и поставила на стол два хрустальных бокала с «Талискером» и два стакана с водой. Наоми, как истинный эксперт, капнула немного воды в виски, болтнула бокал один раз и поднесла к носу. Если бы она все еще работала в режиме хостессы, то подождала бы своей очереди и выпила после клиента. У нас прогресс.

— М-м-м-м, — замурлыкала она.

Мы чокнулись и выпили.

— О… — произнесла Наоми, закрыв глаза. — Как здорово!

Я улыбнулся.

— Как вы оказались здесь, в знаменитой на весь мир «Розе Дамаска»?

Она пожала плечами:

— Первые два года в Японии моя зарплата была около трех миллионов иен. Приходилось подрабатывать репетитором, чтобы получать хоть чуть больше. Один из моих студентов сказал, что знает людей, которые открывают клуб, где я смогу зарабатывать намного больше. И вот я здесь.

Три миллиона иен в год — около двадцати пяти тысяч долларов.

— Здесь, конечно, получше, — заметил я, осматриваясь по сторонам.

— Место хорошее. Большую часть денег мы получаем от приватных танцев «на коленях». Только танец, без касаний. Если хотите, могу станцевать для вас.

Танец на коленях — хлеб с маслом для ее экономики. И то, что Наоми предложила его в конце, — еще один хороший знак.

Я смотрел на нее. Она вправду симпатичная. Но я здесь по другому поводу.

— Может быть, позже. Пока мне очень приятно с вами разговаривать.

Наоми улыбнулась, по-видимому, польщенная. Я улыбнулся в ответ.

— Расскажите еще о своей семье.

Она сделала глоток «Талискера».

— У меня два старших брата. Оба женаты и работают в семейном бизнесе.

— Каком?

— Сельское хозяйство.

Связь с сельским хозяйством выглядела искусственно-неопределенной. Из того, что мне известно о Бразилии, это могло означать кофе, табак, сахар или их сочетание. Возможно, недвижимость. Я понял, что семья Наоми из обеспеченных, но она как-то очень сдержанна на сей счет.

— А чем занимаются женщины? — задал я следующий вопрос.

Она рассмеялась:

— Женщины изучают что-нибудь банальное в колледже, чтобы иметь приличное образование и уметь общаться на раутах, а потом выходят замуж в приличные семьи.

— Как я понимаю, вы решили сделать нечто противоположное.

— Я прошла этап колледжа — историю искусств. Но отец и братья рассчитывали, что после колледжа я выйду замуж, а я не захотела.

— И все же, почему Япония?

Наоми подняла глаза вверх и закусила губу.

— Глупо, конечно, но когда я слышу японскую речь, сразу представляю маму. Я уже начинала забывать японский, которому она научила меня еще в детстве. Это как будто теряешь часть самой себя.

На мгновение мне представился образ собственной матери. Она умерла, когда я был во Вьетнаме.

— Так и есть, — сказал я.

Некоторое время мы сидели молча.

Сейчас, подумал я.

— И как вам нравится работа здесь?

Наоми пожала плечами:

— Нормально. Время работы, конечно, безумное, зато и деньги хорошие.

— Администрация относится нормально?

Она еще раз пожала плечами:

— Нормально. Никто не заставляет тебя делать то, чего не хочешь.

— Что вы имеете в виду?

— Вы должны понимать. Иногда клиентам хочется большего, чем танец на коленях. Если клиент доволен, он приходит еще и оставляет хорошие деньги. То есть в заведениях, как наше, администрация может давить на девушек, чтобы те лучше угождали клиентам. Или делали кое-что еще.

Я придал лицу соответствующее озабоченное выражение.

— Кое-что еще?

Она взмахнула рукой:

— Ладно, пустяки.

Меняй курс.

— А что остальные девушки? — спросил я, оглядываясь. — Они откуда?

— О, со всего света. — Наоми показала на высокую темно-рыжую красавицу в красном с блестками платье, которая очаровывала любителя ботокса. — Элиза, из Швеции. А эта, рядом с ней, — Джулия, из Канады. Девушка, которая танцевала напротив меня, — Валентина, из России.

— А как насчет девушек из Японии?

— Марико и Таэка. — Наоми кивнула на миниатюрную парочку за угловым столом, активно веселящую явно опьяневших клиентов, похожих на американцев. — Не вижу Эмми и Юкико. Наверное, готовятся к танцу.

— Похоже, неплохая компания, — улыбнулся я. — И как вы ладите друг с другом?

Она пожала плечами:

— Как и везде. Некоторые из коллег могут быть твоими друзьями. От других ты совсем не в восторге.

Я улыбнулся, как бы готовый с удовольствием выслушать порцию сплетен.

— А кто вам нравится и кто нет?

— О, у меня вполне нормальные отношения почти со всеми.

Безопасный ответ на совершенно не тот вопрос. Я в восторге от ее уравновешенности.

Музыка в стиле «хаус» затихла, ее сменил «джей-поп». Одновременно на сценах появились две японки — на высоких каблуках и топлес.

— Это Эмми. — Наоми указала на хорошенькую пышноватую девушку на дальней сцене. Потом повернулась и кивнула в сторону ближайшей к нам сцены: — А это Юкико.

Юкико. Наконец-то мы встретились.

Ее длинные черные волосы, сверкавшие под сценическими прожекторами, струились по мягким контурам плеч, затененным изгибам талии, округлостям бедер. Девушка была рослая, изящная, с нежной белой кожей, высокими скулами и маленькими вздернутыми грудями. Сделайте ей высокую прическу, добавьте немного изысканной одежды — и вот вам куртизанка самого высокого мирового уровня.

«Это девушка Гарри? — подумал я. — Чушь».

— Она прекрасна, — сказал я, чувствуя, что потрясающая внешность Юкико требует какого-то комментария.