— О’кей, босс пригласил тебя в «Розу Дамаска» и…

— Ну да, он довольно много выпил и всем рассказывал, что я компьютерный гений. Одна из хостесс задала мне несколько вопросов насчет того, как сконфигурировать брандмауэр — она только что купила новый компьютер.

— Симпатичная?

Румянец возник снова.

— Вроде. У нее компьютер «Макинтош», поэтому она мне сразу понравилась.

Я поднял бровь:

— Никогда не знал, что такое может стать основанием для любви с первого взгляда.

— Ну вот, я ответил на несколько ее вопросов, — продолжал Гарри, проигнорировав мое замечание. — В конце вечера она спросила, не дам ли я свой номер телефона на случай, если у нее еще будут вопросы.

Я снова рассмеялся:

— Слава Богу, что не она дала тебе свой номер. А то бы умерла от старости в ожидании звонка. — Он улыбнулся, зная, что это скорее всего правда. — И вот она позвонила тебе…

— И кончилось тем, что я отправился к ней домой и сконфигурировал всю ее систему.

— Гарри, ты сконфигурировал всю ее систему? — спросил я, сделав большие глаза.

Он опустил взгляд, но я заметил улыбку.

— Вы же понимаете, что я имел в виду.

— Надеюсь, ты не собираешься… проникать внутрь ее системы безопасности, — не смог я сдержаться.

— Нет. Я не могу так с ней поступить. Она такая милая.

Господи, парень два раза подряд не смог распознать подколку уровня второго курса колледжа.

— Будь я проклят! Я рад за тебя, Гарри.

— Спасибо.

Я поднял стакан на уровень носа, сделал глубокий вдох, задержал на миг дыхание и глотнул виски.

— Это из-за нее у тебя изменился распорядок дня?

— Ну, клуб открыт до трех ночи, а она работает каждый день. К тому времени, когда она возвращается домой…

— Понимаю, — прервал я.

Хотя на самом деле довольно трудно представить себе Гарри рядом с устройством, у которого нет сетевого кабеля и мышки. Он настоящий интроверт, социально безнадежный человек, никаких контактов (насколько мне известно), кроме работы и вашего покорного слуги. Условия, которые меня всегда устраивали.

Я попытался представить себе его с хостессой из первоклассного заведения и не смог. Что-то тут не так.

Не будь козлом, подумал я. Не завидуй только потому, что не можешь никого пустить в свою жизнь.

— Как ее зовут?

— Юкико, — улыбнулся он.

— Юкико значит «снежное дитя». Красивое имя.

Гарри кивнул, выражение его лица снова стало глуповатым.

— Мне тоже нравится.

— И много она знает о тебе? — спросил я, глотнув «Лагавулина». Интонация невинная, но меня тревожило, не будет ли Гарри, в экстазе, как я понимаю, от своей первой любви, излишне откровенен с этой девушкой.

— Ну, ей известно о моей работе консультантом, конечно. Но не о… моих хобби.

Об экстремальной склонности к хакерству, хочет он сказать. Хобби, которое может привести в тюрьму, если о нем узнают власти. Или в могилу, если прознает кое-кто другой.

— Вещи такого рода трудно держать в секрете. — Для проверки я как бы высказал свое мнение.

— Не вижу повода, который мог бы привести к теме, — ответил он, глядя мне в глаза.

Из-за занавески появилась официантка и поставила заказ на барную стойку перед Гарри. Он поблагодарил ее, демонстрируя глубокое уважение к этим новым для него существам — женщинам, работающим в ресторанах и барах. Я даже улыбнулся.

В какой-то момент я осознал, что, если Гарри намерен начать жизнь обычного человека, для меня он станет менее полезным, а возможно, даже опасным. Рост его открытости внешнему миру может указать врагу противоположное направление к моему скрытому существованию. Конечно, если кто-то обнаружит связь между Гарри и мной, за ним тоже придут. Несмотря на все, чему я за эти годы попытался научить его, я знаю, на открытом месте у Гарри не будет средств защитить себя.

— Это твоя первая девушка? — спросил я.

— Я же сказал, она не совсем чтобы моя девушка, — ушел он от ответа.

— Если она так занимает твое внимание, что ты валяешься в постели до захода солнца, я употреблю это слово с полной уверенностью.

Загнанный в угол, Гарри искоса смотрел на меня.

— Итак? — снова потребовал я.

Он отвел взгляд.

— Ну, в общем, да.

Я не хотел вводить его в смущение.

— Гарри, я спрашиваю только потому, что в молодости иногда думаешь, что можешь получить два удовольствия сразу. Если ты просто развлекаешься с ней, тебе не нужно ей что-либо говорить. И ты не должен ей ничего говорить. Но если привязанность становится глубже, придется хорошенько подумать. О том, насколько ты хочешь сблизиться с ней, насколько важно для тебя твое хобби. Потому что нельзя стоять одной ногой на солнце, а другой в тени. Можешь мне поверить. Не получится. По крайней мере — надолго.

— Вам нечего беспокоиться, — ответил он. — Я не дурак, вы же знаете.

— В любви каждый становится глупцом. Это неотъемлемая часть любви.

Я заметил, что Гарри снова зарделся, услышав последнее слово, и понял, что он в него вкладывает. Но мне было все равно, как он расценивал свои новые чувства. Я знаю, каково это — жить изолированно, когда вдруг неожиданно появляется прелестная девушка, которую ты так ждал. Такое событие полностью меняет приоритеты. Черт, оно меняет все ценности. Я грустно улыбнулся, вспомнив о Мидори.

Словно читая мои мысли, Гарри произнес:

— Есть тут кое-что, о чем я думал вам рассказать. Но хотел сделать это лично.

— Звучит серьезно.

— Несколько месяцев назад я получил письмо от Мидори.

Прежде чем ответить, я прикончил «Лагавулин». Если письмо пришло так давно, несколько лишних секунд, пока я решу, как реагировать, не сделают погоды.

— Она знала, как тебя найти… — начал я, хотя именно это было уже понятно.

Он пожал плечами:

— Знала, потому что мы привозили ее в мою квартиру, чтобы заниматься музыкальными аспектами той решеточной шифровки.

Я обратил внимание, что даже теперь Гарри настойчиво добивался точного определения роли, которую Мидори играла в операции; он хотел подчеркнуть, что был способен справиться с шифровкой самостоятельно. Он очень чувствителен к таким вещам.

— Правильно, — сказал я.

— Она не знала моей фамилии. Конверт был адресован Харриоси. Слава Богу, иначе мне пришлось бы переезжать, а зачем такая заноза в заднице…

Гарри, как любой другой человек, ценящий уединенность, прилагает исключительные усилия, чтобы нигде — ни в счетах за коммунальные услуги, ни в подписке на кабельное ТВ, ни даже в арендных документах — не было никакой связи между его именем и местом, где он живет. Отсутствие связей такого рода необходимо при определенных видах работ, касающихся отзывных трастов, общество ограниченной ответственностью и других темных юридических хитросплетений, и все это может быть в мгновение ока уничтожено, если тетушка Кейко приходит к тебе в гости, запоминает адрес и решает из чувства благодарности прислать тебе, скажем, букетик цветов. Цветочный магазин заносит имя и адрес в свою базу данных, которую потом продает какому-нибудь маркетинговому отделу. Тот, в свою очередь, продает информацию кому-то еще, и теперь твое настоящее место жительства доступно любому парню с элементарными навыками хакерства и социального инжиниринга. Единственный путь восстановить уединение — переехать и начать упражнение заново.

Если то, что тебе прислали, — всего лишь обычное письмо, естественно, единственное лицо, которое может сопоставить отправителя с адресатом, — почтальон. Решать, допустимый ли это риск — дело личное. По мне, так недопустимый. Для Гарри, может быть, тоже. Но если на конверте написано только имя, без фамилии, все должно быть в порядке.

— Откуда пришло письмо? — спросил я.

— Из Нью-Йорка. Думаю, она там живет.

Нью-Йорк. Тацу отправил Мидори туда, сообщив ей, что я погиб. Он хотел отвести от нее подозрения в том, что у нее все еще мог находиться компьютерный диск, который отец Мидори украл у Ямаото. Диск, содержащий свидетельства об огромной коррупционной сети Японии — свидетельства, достаточные для свержения правительства. Полагаю, для нее этот шаг оказался вполне оправданным. Карьера Мидори в Америке пошла на взлет. Я знаю, потому что следил.