Он был поражен, и одновременно все вдруг встало на свои места – темные очки Лека, то, что он все время опускал глаза, общаясь с окружающими, и даже то, что жесты переводчика показались ему странно знакомыми… Вот тебе и мальчишка из приюта! А он еще проворочался вчера всю ночь с боку на бок, думая об этой девушке…

Черт побери, ну и хитра же бестия! А он-то еще сомневался, виновна ли Эсме во всем, о чем вчера так живо рассказывал Годфри… Разумеется, виновна, и не только в этом – с такой-то способностью к перевоплощениям! Целых два дня дочь учителя ловко дурачила его, а сама, видно, смеялась за его спиной. Что ж, ладно; но хорошо смеется тот, кто смеется последним…

Пальцы Йена инстинктивно сжали тонкую ткань саронга. Коварная красотка наверняка все продумала. Если Йен все-таки узнает, кто она такая, то отошлет ее обратно к отцу: тот будет зол на него не меньше, чем на нее, и заставит Йена жениться на ней. Наверняка папаша не поверит, что его чадо само проникло на пароход, а не было похищено.

Что ж, решил Йен, если план ее именно таков, то все равно этот номер у нее не пройдет – он не женится на малолетней шлюшке, какие бы интриги она ни плела, чтобы заполучить его в свои сети.

Чем больше Йен думал об этом деле, тем сильнее его душила злоба. И он еще сожалел вчера вечером, что бедняжке придется выйти замуж за мерзкого купца! Так ей и надо – не век же ей плести свои сети, заманивая в них ни в чем не повинных мужчин… Эх, был бы он ее отцом – задал бы упрямице хорошего ремня!

Когда первый приступ горячечной злобы прошел, гнев Йена уступив место холодному раздражению. Ремня он задавать ей не будет – есть способ и получше, чтобы отомстить этой пташке за все ее проделки.

Сунув платок в карман, Йен привел остальное содержимое шкатулки в изначальное состояние. Покидая каюту, он не без удовлетворения отметил, что дружная компания, должно быть, все еще режется в карты в гостиной, ибо на палубе никого не было видно, и второй пароход тоже не светился огнями.

Тщательно обыскав остальные каюты, Йен ничего заслуживающею внимания не выявил. Иного он и не ожидал – Чен, конечно же, позаботился о том, чтобы не оставить никаких улик. Впрочем, ему сейчас было не до Чена – злость на Эсме мешала послу сосредоточиться на чем бы то ни было еще, и в конце концов он, решив найти хоть какой-то выход своей досаде, направился в гостиную.

– Чен, можно тебя на минутку? – холодно произнес он.

– Ну как, сэр, нашли что-нибудь? – спросил китаец после того, как закрыл за собой дверь каюты. Йен отрицательно покачал головой.

– Тогда, возможно, бумаги и в самом деле уже покинули корабль?

– Возможно, но, черт побери, Чен, они мне нужны прямо сейчас! Пароход я уже обыскал – теперь придется обыскивать людей.

В глазах китайца мелькнул испуг, но он тут же поспешил взять себя в руки.

– Вы уверены, что это правильный шаг, сэр? Не стоит показывать вору, что вы обнаружили пропажу, – это может его спугнуть. Лучше подождать пару дней, и тогда уж…

– Я сам знаю, что мне делать! Начнем с переводчика. Будьте любезны, пригласите его сюда!

– Слушаюсь, сэр. – Послушно кивнув, китаец удалился.

«Ну погоди же, Эсме Монтроуз! – Молодой человек усмехнулся про себя. – Ты еще не знаешь, каково связываться с лордом. Йеном Уинтропом!»

С замирающим сердцем Эсме переступила порог уже знакомой каюты. Что понадобилось его сиятельству на этот раз?

Посол стоял в углу, боком к вошедшей, и в свете лампы она могла разглядеть лишь его силуэт.

– Оставь нас, – приказал он Чену.

Секретарь тут же удалился, но лорд Уинтроп не спешил начинать разговор – казалось, он был полностью погружен в чтение какой-то бумаги, лежавшей перед ним. Впрочем, Эсме не покидало чувство, что он притворяется занятым, а на самом деле пристально наблюдает за ней. Уж не разгадал ли посол ее загадку? Готовясь к побегу, Эсме наивно полагала, что ей придется общаться с ним не каждый день, но, как оказалось, она просчиталась. От того, что ей все время приходилось гнусавить, нос Эсме начал довольно сильно болеть, а от одной мысли о том, что их каюты разделяет всего лишь тонкая стена, ее бросало в дрожь.

И вообще ей до чертиков надоело жить в постоянном страхе. Одно дело – продумывать все в теории, и совсем другое – осуществлять столь дерзкий план на практике. Перед ней уже возникла масса непредвиденных проблем, а то, что, даже все узнав, лорд Уинтроп вряд ли сделает ей что-нибудь плохое, казалось теперь слабым утешением.

Зачем она понадобилась ему на этот раз? Снова в качестве переводчика? Но, кроме них двоих, в каюте никого не было… И почему он молчит, не задает никаких вопросов?

Наконец Уинтроп поднял взгляд… Эсме стало трудно дышать.

– Лек, – начал он, – из моей каюты исчезли кое-какие географические карты и важные бумаги. Скажи, вчера, когда ты был у меня, эти бумаги лежали на столе?

Эсме вздрогнула от неожиданности и тут же опустила глаза, чтобы посол не смог прочесть отразившийся в них ужас. Не хватало еще, чтобы ее заподозрили в воровстве!

– Я не обратил внимания, сэр. – Было заметно, что каждое слово давалось ей с трудом.

– Что ж, может быть, и так. Тогда позволь еще один вопрос. Как мне известно, ты много лет прожил во французском иезуитском приюте и наверняка говоришь по-французски так же бегло, как и по-английски… Может быть, ты связан с французами гораздо ближе, чем рассказывал мне?

Посол подошел к ней вплотную и скрестил руки на груди; при этом Эсме показалось, что она сейчас умрет от страха.

– Я не обманывал вас, сэр, – тихо проговорила она. – Французы плохо со мной обращались, поэтому я счастлив, что смог предложить свои услуги вам. – Эсме по крайней мере не лгала в одном: отцы-иезуиты действительно были известны чрезмерно строгим отношением к воспитанникам.

– Ты хочешь сказать, что не испытываешь благодарности к своим покровителям? К тем, благодаря кому ты не остался умирать от голода на улице?

Эсме молчала.

– Отвечай, я тебя спрашиваю!

– Разумеется, я благодарен им, сэр, но все равно они могли бы обращаться со мной помягче!

– И об отце Джозефе ты того же мнения?

Эсме снова замялась. Какого отца Джозефа он имеет в виду? Она несколько раз посещала иезуитский колледж, но не помнила никого, кто бы носил это имя. Впрочем, в последний раз она была там недели три или четыре назад – может быть, с тех пор в колледже появился кто-то новый?

От страха Эсме плохо соображала. Ей действительно что-то говорили о прибытии в их город нового священника – но, кажется, иезуитского, а не баптистского…

– Лек?

– Отец Джозеф, должен признать, в отличие от остальных был со мной довольно добр…

– Правда? А если я скажу, что никакого отца Джозефа в приюте никогда не было?

Эсме почувствовала прилив злости. Уинтроп явно хочет заманить ее в какую-то ловушку! Решив, что лучшая защита – нападение, она в упор посмотрела на посла:

– Тогда почему вы о нем спрашиваете, хозяин?

На мгновение в глазах Уинтропа мелькнул опасный огонек. Впрочем, скорее всего ей это только показалось: во всяком случае, в следующее мгновение лицо его снова стало отрешенно-суровым.

Йен наклонился к ней вплотную, и Эсме заметила, как напряглись его мускулы, словно он едва удерживал себя, чтобы не дать волю рукам.

– Лек, эти бумаги очень хотели бы заполучить французы. Признавайся, сколько они заплатили тебе? Тысячу? Две?

– Я не шпион, сэр! – От волнения Эсме заговорила своим обычным голосом. – Посудите сами – разве настоящий шпион пришел бы к вам из французского приюта? Он, я думаю, как мог скрывал бы свою близость к французам!

– Возможно, возможно… – Уинтроп смерил ее взглядом, от которого у Эсме чуть не подогнулись колени… Ей вдруг захотелось признаться этому человеку во всем и сдаться на его милость. Но, вспомнив, сколько неприятностей уже принес ей лорд Уинтроп, она гордо вскинула голову.