Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Тут я заметил, как в пятнадцати футах от меня воду рассекает странный треугольник. Акулий плавник. По спине пробежала дрожь — мерзкая, холодная, вязкая. Я что было сил принялся грести к носу шлюпки, поверх которого все так же виднелся брезент. Приподнялся на руках, опершись на круг. Но Ричарда Паркера не заметил. Его не было ни сверху, на брезенте, ни на ближайшей банке. Он притаился на дне шлюпки. Я приподнялся еще разок. И единственное, что успел разглядеть на другом конце, — как дергалась голова зебры. А когда снова спустился в воду, прямо передо мной скользнул плавник второй акулы.

Ярко-оранжевый чехол крепился прочной нейлоновой веревкой, пропущенной между железными люверсами чехла и закругленными гаками по бортам шлюпки. Я подплыл стоя к самому носу шлюпки. Брезент там был закреплен слабовато — его, как видно, просто перебросили через носовую часть, короткую, тупоконечную, и чуть прихватили веревкой, тогда как везде он был натянут в тугую. В одном месте, на носу, брезент провисал вместе с веревкой, так же слабо пропущенной через гаки с одного носового борта и с другого. Я вскинул весло, втиснул его рукояткой туда, в спасительную щель. И стал просовывать как можно дальше. Теперь у шлюпки появилось некое, хоть и неказистое, подобие бушприта. Я подтянулся повыше и обхватил весло ногами. Рукоятка его снизу упиралась в чехол, но брезент, веревка и весло выдержали. И я повис в каких-нибудь двух-трех футах над водой. Спину мне лизали гребни больших волн.

Так я и висел на весле, один-одинешенек, посреди Тихого океана: перед носом у меня был взрослый тигрище, подо мной сновали акулы, а вокруг бушевал шторм. Если б я только мог здраво оценить свои шансы на будущее, то наверняка разжал бы руки и ноги и выпустил весло и, может, утонул бы раньше, чем угодил в пасть акулам. Впрочем, не помню, чтобы хоть на миг задумался об этом тогда — в первые минуты, оказавшись в сравнительной безопасности. Я даже не заметил, как рассвело. И все держался мертвой хваткой за весло, а зачем — одному Богу известно.

Через некоторое время я придумал, как приспособить и спасательный круг. Я подтянул его из воды, насадил на весло. И стал дергать на себя, пока не пролез в него изнутри. Так что теперь можно было цепляться за весло только одними ногами. Появись, правда, Ричард Паркер, отцепиться от весла было бы не так-то просто, но уж если бояться, то чего-то одного, — лучше океана, чем тигра.

Глава 41

Стихия пощадила меня — я остался жив. Шлюпка не затонула. Ричард Паркер где-то затаился. Вокруг шныряли акулы, но не нападали. Волны хоть и обдавали меня брызгами, но уже не накрывали с головой.

Я видел, как с ревом и бульканьем кануло наше судно. Огни вспыхнули — и разом погасли. Я искал глазами своих, кого-нибудь, кто спасся, другую шлюпку — то, что могло дать мне хоть какую-то надежду. Но кругом было пусто. Только дождь, черные хищные океанские волны и среди них плавающие предметы — все, что осталось после трагедии.

Небо прояснилось. Дождь перестал.

Оставаться в прежнем, висячем положении было невозможно. Я продрог до костей. Шея от постоянного напряжения ужасно болела, голова тоже. Спину стерло о круг. К тому же чтобы разглядеть другие шлюпки, надо было приподняться повыше.

Я потихоньку стал сползать по веслу, покуда не уперся ногами в нос шлюпки. Делать это приходилось предельно осторожно. Я догадывался, что Ричард Паркер притаился на дне шлюпки под брезентом, спиной ко мне и мордой к зебре, которую он наверняка уже разодрал. Из всех пяти чувств тигры больше полагаются на зрение. Глаз у них на редкость острый — вмиг ухватывает малейшее движение. Слух тоже неплохой. Зато нюх так себе. Я имею в виду — в сравнении с другими животными, конечно. Я же, против Ричарда Паркера, и вовсе был глух, слеп и туг на нюх. Правда, пока что он меня не заметил и не почуял — должно быть, сырость мешала, а вой ветра и рокот волн и подавно, так что если я буду сидеть тихо, он меня и не услышит. Словом, жить мне осталось до тех пор, пока он меня не учует. А учует — растерзает и глазом не моргнет. Я все гадал, сможет ли он порвать брезент и выбраться наружу.

Но страх и рассудок боролись во мне, мешая прийти к верному ответу. Страх говорил — ДА. Это свирепая хищная громадина. Каждый коготь у него, что острый нож. Рассудок говорил — НЕТ. Брезент крепкий — выдержит, не то что японская ширма. Я плюхнулся на него со всего маху. Впрочем, Ричард Паркер распорол бы его когтями в считанные секунды без особого труда, однако выскочить из-под него, как черт из табакерки, не мог. К тому же он все еще меня не видел. А раз так, то зачем ему распарывать брезент и лезть наружу.

Я сполз еще ниже. Перебросил обе ноги через весло и уперся ими в планширь. Планширь — это верхний край борта, кромка, если угодно. Сполз еще чуть-чуть, чтобы ноги оказались в шлюпке. Все это время я не сводил глаз с брезента. Ричард Паркер мог в любой миг вырваться наружу и наброситься на меня. Несколько раз меня пронзала жуткая дрожь. Сильнее всего дрожали ноги — в них-то мне и не хватало твердости. Вот уже они уперлись в брезент — тугой, как барабан. Лучшего сигнала для Ричарда Паркера и не придумаешь. Дрожь пробежала и по рукам, но мне ничего не оставалось, как только держаться. Потом дрожь прошла.

Перевалившись почти всем телом в шлюпку, я вскочил. И заглянул за дальний край брезента. И, к своему удивлению, увидел, что зебра все еще жива. Она так и осталась у кормы — там, куда упала, и ни на что не реагировала, только бешено вращала глазами. Голова вместе с шеей неловко лежала на проломленной боковой банке и была повернута в мою сторону. Одна задняя нога сломана. И как-то неестественно выгнута. Осколок кости торчал наружу — из раны сочилась кровь. Лишь тонкие передние ноги зебры, кажется, были в обычном положении. Она их согнула и крепко прижала к скрюченному туловищу. Время от времени зебра дергала головой, подвывала и всхрапывала. А так — лежала неподвижно.

Красивое животное. Окрас яркий — местами белоснежный, местами иссиня-черный. Но страх мой был столь велик, что долго любоваться им я не мог; правда, мне было достаточно и мимолетного взгляда, чтобы восхититься ее безупречно четким, красочным полосатым узором и изящными обводами головы. Впрочем, куда более удивительным, и даже странным, было другое — почему Ричард Паркер до сих пор ее не убил. В обычных условиях он задрал бы зебру непременно. Так поступают все хищники: добычу они убивают. Хотя в теперешних обстоятельствах Ричард Паркер, похоже, был ошеломлен, и страх его, должно быть, оказался сильнее кровожадности. Иначе он уже давно разорвал бы зебру на куски.

Тут я догадался, почему он ее не тронул. И от этой догадки у меня сперва даже кровь застыла в жилах — правда, чуть погодя все же полегчало. Из-за края брезента показалась голова. Глаза испуганно глядели прямо на меня, потом голова скрылась, опять поднялась и опять же скрылась, поднялась еще раз и снова исчезла. То была лысая голова пятнистой гиены, похожая на медвежью. У нас в зоопарке их было шестеро: две главные самки и у них в подчинении четыре самца. Их должны были переправить в Миннесоту. Этот же был самец. Я узнал его правому уху: оно было порвано, хотя потом заросло, но отметина, след былой кровожадности, так и осталась. Только теперь понял я, почему Ричард Паркер не убил зебру: его уже не было в шлюпке. На таком крохотном пятачке им вряд ли удалось бы ужиться вместе — гиене и тигру. Наверное, он свалился с брезента за борт и утонул.

Но как же гиена попала в шлюпку — вот загадка. Не думаю, что гиены умеют плавать, тем более в открытом море. Выходит, она была здесь все время — затаилась под брезентом, вот я ее и не заметил, когда свалился на чехол, спружинив, как на батуте. Понял я и кое-что еще: из-за гиены те моряки и сбросили меня в шлюпку. Они, верно, решили, что гиена набросится на меня, и, может, я каким-то образом от нее избавлюсь, чтобы потом им самим завладеть шлюпкой, хоть бы и ценой моей жизни. Теперь-то я знал, почему они так рьяно махали руками, показывая на шлюпку, перед тем как выскочила зебра.

25
{"b":"19258","o":1}