Патриотизм, господствовавший в военное время среди большей части населения, готовность сделать все для победы Англии над гитлеровской Германией, не укладывались в жизненную концепцию Фреда Леннона. Незадолго до выхода в море он напился и умышленно опоздал к отплытию. Его интернировали и вскоре после этого водворили на другой «Корабль Свободы», который вышел в направлении Северной Африки. Сразу после высадки в одном из портов северо-африканского побережья он был арестован за воровство и на три месяца посажен в тюрьму. Денежной помощи для себя и маленького Джона Джулия отныне больше не получала. Иногда в Ливерпуль приходили письма от Леннона. Этим он считал свой долг по отношению к жене и ребенку выполненным. В одном из таких писем он посоветовал жене: «Это — война, дорогая, желаю тебе хорошо поразвлечься!»
Сей совет он мог бы приберечь для себя — Джулия Леннон добровольно шла навстречу своим удовольствиям. Она вела такой образ жизни, при котором маленький Джон мешал. Но был человек, который недреманным оком следил за всем, что позволяла себе Джулия, — ее сестра Мэри. Почти ежедневно она посещала Джулию, чтобы увидеть Джона и помочь всем, чем может. Она призывала Джулию к совести, требовала изменить образ жизни, заставляла заботиться о ребенке. Но все ее увещевания остались безрезультатными.
Мэри была замужем за владельцем молочной фермы и вела жизнь, полностью соответствующую нормам буржуазной морали. Супруги жили в двухквартирном доме на Менлав-авеню в ливерпульском городском районе Вултон — респектабельном местечке, в квартале «для лучших людей».
С того самого мгновения, когда Мэри, находясь в клинике, взяла Джона на руки, она влюбилась в него до безумия. Объясняется это тем, что ее детство и юность прошли в обществе четырех сестер. Молодая женщина, она ничего не желала так страстно, как родить сына. Но ее брак с Джорджем Смитом оказался бездетным. Она убедила Джулию в том, что если возьмет ребенка к себе на Менлав-авеню, будет лучше для всех. Джулия согласилась.
Мэри Смит рассказывает: «Я хотела, чтобы Джону было хорошо у нас с Джорджем, и он никогда не испытывал бы чувства, что стоит у кого-то поперек пути. Я решилась дать ему то, на что каждый ребенок имеет право, — гармоничную семейную жизнь».
Когда Джону «стукнуло» три с половиной года, он уже точно знал, что Мэри Смит, которую он называл Мими, — не его мать. «Мама» он говорил только Джулии. Если прежде Джулию Леннон лишь изредка можно было видеть на Менлав-авеню, то теперь она стала приходить почти ежедневно, — после обеда, на час или на два. В это время и сложились у Джона и его матери очень тесные отношения, что заметно повлияло на развитие ребенка. Джулия, конечно, вовсе не претендовала на воспитание Джона — она играла с ним, выполняла все его желания, занималась с ним тем, что доставляло ему удовольствие.
Тетя Мими, которая любила «своего» Джона и берегла его, как зеницу ока, проводила, тем не менее, свою воспитательную работу. Она выставляла требования, устанавливала нормы поведения и строго следила за их соблюдением. Неудивительно, что при таком стечении обстоятельств у ребенка возникло желание постоянно жить со своей матерью, чего, однако, не допускал образ жизни Джулии. О том, как ранний горький опыт душевно обременил Джона Леннона, можно узнать, прочтя строки песни «Мать», которую он написал, когда ему было почти тридцать лет:
«Мама, я был у тебя, но тебя у меня не было никогда,
Я искал тебя, но ты не искала меня…
Отец, ты покинул меня, но я никогда не покидал тебя.
Ты был мне нужен, но я не был нужен тебе…
Мама, не уходи.
Отец, вернись домой.»
Мэри и Джордж Смит были полны решимости усыновить племянника. Фред и Джулия Леннон были на это согласны. И только потому, что оба они почти никогда не доводили до конца необходимые формальности, усыновление не состоялось.
На улицах между Пенни Лэйн и «Земляничными полями»
Когда Джону исполнилось пять лет, тетя Мэри определила его в «Давдейл Праймери Скул» (государственная начальная школа для детей от 5 до 11 лет — прим. пер.).
Ученик «Давдейл Праймери Скул».
Все выглядело так, будто для Джона Уинстона началась карьера вундеркинда. Уже через пять месяцев он читал и писал. Директор школы аттестовал Джона как смышленого мальчика, который, по его мнению, будет делать все, что приносит радость, но ничего не станет совершать по предписанному образцу, предпочитая творчество.
Со вступлением в школьную жизнь для Джона началось освоение нового мира. Если до сих пор он жил, оберегаемый от внешней среды семьей тетушки, где играл главную роль, то теперь и в школе, и на улице должен был выдерживать конкуренцию. И то, и другое открывало волнующие возможности для его деятельной натуры. Мэри Смит озабоченно наблюдала за развитием племянника. Теперь, когда на известное время он ускользал из-под присмотра, она боялась, что он может подпасть под дурное влияние. Она следила за его дружескими увлечениями и принимала только того, кто происходил «из хорошего дома». То, что в школе Джон вел себя прилично, ее успокаивало. Она опасалась, что племянник пойдет по стопам отца, образ жизни которого вызывал у нее отвращение. Этот страх нередко заставлял ее относиться к своему питомцу даже строже, чем он того заслуживал. Поэтому Джон предпочитал баловаться за ее спиной. С дядей Джорджем у Джона были товарищеские отношения, потому что его симпатии выражались не таким диктаторским образом, как любовь тети.
Когда Джон уже писал и читал, дядя Джордж то и дело находил под своей подушкой маленькие записки от племянника: «Дорогой Джордж, не мог бы сегодня вечером меня помыть Ты, а не Мими?» или «Дорогой Джордж, не хочешь ли Ты пойти со мной в „Вултон-кино“?» По регламенту тети Мэри Джон раз в год поощрялся походом на новогоднее представление в «Ливерпуль Эмпайр», а летом ему иногда позволялось смотреть фильмы Уолта Диснея. Новогодние посещения театра чрезвычайно волновали мальчика. Они побуждали его писать маленькие стихи и рассказы и рисовать картинки, где сценические персонажи играли свои роли. Ему было семь лет, когда он начал писать собственные «книги». Одна называлась «Спорт и скорость в картинках». Он вклеивал в тетрадь карикатуры, шутки, фотографии киношных и футбольных звезд. Апофеозом стала придуманная им самим иллюстрированная история, которая кончалась уведомлением: «Если вам это понравилось, приходите на следующей неделе. Все будет еще лучше».
Джон очень много читал, что возбуждало его фантазию. От «Алисы в Стране чудес» он пришел в такой восторг, что изобразил всех персонажей. «Я жил как Алиса и Справедливый Вильям. Я писал собственные истории Вильяма, причем всё переживал сам. Позднее я стал сочинять настоящие стихи, среди них — вещи, полные чувств. Их я писал шифром, чтобы Мими не смогла их разгадать. Прочитав книгу, я хотел еще раз пережить ее сюжет. Поэтому в школе я всегда желал быть вожаком. Я хотел, чтобы все играли в те игры, о которых я только что прочитал».
Роли для каждого в этих играх определял Джон. Возражений он не терпел. От своих товарищей по играм он требовал полного подчинения.
Джон познакомился с Питом Шоттоном и Найджелом Уолли, ходившими в одну школу. К этой троице потом примкнул Айвен Воган, школьный товарищ Джона. Вскоре эта четверка стала представлять для Вултона серьезную опасность. Невинным развлечением неразлучных друзей был, например, такой трюк: кто-то карабкался на дерево, растущее на обочине шоссейной дороги, и лез затем по суку, нависавшему над проезжей частью. Вниз спускалась нога. Когда на дороге показывался двухэтажный автобус, ногу полагалось быстро поднять. Некоронованным королем считался тот, кому удавалось коснуться автобусной крыши.