— Я знала, что ты разозлишься…

— Я не злюсь, — перебила ее Ви. — Последнее время я много злилась, но это не злость. Я потрясена.

— Если тебя это утешит, я тоже. И еще я счастлива. Ко мне вернулась прежняя уверенность.

Ви взяла кружку и отхлебнула чай.

— Раньше я часто думала, будете ли вы когда-нибудь вместе. Он бы тебе подошел, Джина. Ты бы много работала и не забивала себе голову всякими глупостями. Теперь понятно, почему он так странно вел себя на похоронах, боялся смотреть мне в глаза. — Она опустила кружку, и Джина вдруг заметила, как постарели и ослабли ее руки. — Но тебе нельзя с ним быть.

Джина покрепче запахнула халат.

— Можно. Мы уже вместе.

— А дети…

— Они большие, мам.

— Только с виду, — возразила Ви. — Софи не хватит душевных сил, она не выдержит. И ты бы в ее возрасте не выдержала. У вас обеих нет братьев и сестер, а такие «единственные» дети всегда пытаются заполнить семейную пустоту другими вещами и людьми. Лучше иметь нелюбимых родных, чем вообще никаких. Только в семье мы по-настоящему учимся жить. — Она отставила кружку. — Если бы ты сказала мне раньше, я бы что-нибудь придумала.

— Нет, нам бы никто не смог помешать. Мы любим друг друга всю жизнь.

— Это еще не значит, что вы можете быть вместе. — Ви встала и тяжело оперлась на стол. Ее кулон раскачивался из стороны в сторону. — Я, кажется, поняла, почему ты так поступила. Да, поняла. И ты пойми: есть вещи, которые не поддаются лечению. А раз это нельзя излечить, доченька, с этим надо просто жить.

Джина вздохнула.

— Мам, сейчас уже никто так не думает.

Ви фыркнула.

— Могла бы и не говорить! Но вовсе не обязательно идти за стадом и думать, как все…

— Я его люблю! — воскликнула Джина. — И всю жизнь любила!

Ви медленно пошла к двери.

— Ну и что? — не оборачиваясь, сказала она. — Это не дает тебе права поступать как хочется.

На свежем воздухе у Ви неожиданно закружилась голова. Она кое-как добралась до ступенек, ведущих на ромашковую лужайку, и уселась на низкий каменный заборчик. Джину отсюда видно не было — вот и хорошо. Не хотелось ее видеть. Проще думать о ней, не глядя на это милое личико в обрамлении гладких темных волос — знакомое лицо незнакомки. Ви и в самом деле не сердилась. Она была встревожена и потрясена, но после смерти Дэна уже не могла сердиться. Ясно ведь, что Джина сделала это не со зла. Она слегка избалованная и сбилась с пути, но не злая. Конечно, ей не стоило выходить замуж за Фергуса, но и Ви не стоило верить, будто капрал Сай Дьюнанд заберет ее в Авенел, Нью-Джерси, где его матушка обрадуется ей так же, как обрадовалась бы, приведи он в дом соседскую девушку. Ничего страшного, что Ви на шесть лет старше сыночка. Мама не будет возражать, когда узнает тебя поближе. А теперь приласкай уставшего солдата, милая!

Ви закрыла глаза ладонями и надавила. Одному Богу известно, что перешло Джине от Сая Дьюнан да по темным неизведанным тропам генетики. Какая-то черта характера определенно перешла: склонность к легким удовольствиям, сиюминутным порывам. Но ведь и детство у нее было не из легких — Ви целыми днями работала, а по воскресеньям занималась домашними делами. Так прошло много лет. Может, поэтому Джина истосковалась по любви? Настолько истосковалась, что Фергус попросту не смог утолить ее голод. Жаль, она не нарожала побольше детей. Будь их четверо, ей некогда было б и задуматься, счастлива ли она.

Ну да что теперь мечтать! Ви встала и потопталась на месте: так-то лучше, ноги уже держат. Она оглянулась на дом и вспомнила, как всегда его недолюбливала из-за чересчур напыщенного вида. «Пока», — попрощалась с ним Ви.

Она вышла за ворота и двинулась в сторону Дитч. Некоторые жители тамошних приземистых домиков дожидались, когда освободится какая-нибудь квартира в Орчард-Клоуз. Она их не винила. История историей, а пить чай с потолочной побелкой и спать в сырых темных комнатах неохота. Лучше уж смотреть исторические передачи по телевизору и жить с удобствами, даже если вместе с удобствами приходится терпеть Кэт Барнетт. Ви простила смотрительницу, но еще не сказала ей об этом. Все тянула время и наблюдала, как по утрам Кэт обходит стороной дверь квартиры № 7 — дверь Ви.

В конце Дитч она свернула на Орчард-стрит. Прямо напротив возвышался «Би-Хаус» с нарисованной вывеской и двумя вазонами у входа — герань в них уже поникла к осени. Ви перешла улицу и остановилась у окон столовой. Пустые столовые всегда наводили на нее тоску, как пустые поля для крикета или театры. Что в них толку, когда никого нет?

Она прошла во двор. У кухонной двери стоял фургон винного магазина, и один поваренок в синих клетчатых брюках и белой рубахе, прислонившись к кузову, болтал о чем-то с водителем. Ви окинула его взглядом. Это был Кевин, фамилию не вспомнить… Раньше она иногда виделась с его тетушкой Фредой, когда по субботам ходила с Дэном в бар.

— Мистер Вуд дома? — спросила Ви.

Кевин отлепился от фургона и ответил:

— Ага. На кухне. Проходите, не стесняйтесь.

Ви никогда не была на кухне «Би-Хауса». Выглядела она зловеще: длинный стол посередине, рабочие поверхности из нержавеющей стали и огромная плита размером с корабельный бойлер. Ви стояла на пороге и боязливо оглядывала комнату. Второй поваренок сортировал какую-то зелень из ящика, а в углу за столом сидел Лоренс. На нем был только фартук поверх обычной одежды, а не поварской костюм. Ви кашлянула. Ее никто не услышал.

— Лоренс, — наконец произнесла она.

Тот поднял голову и сразу вскочил.

— Ви!

Она вошла в комнату, а Лоренс кинулся к ней.

— Ви, как дела? — Он поцеловал ее в щеку.

— Нормально, если учесть, что творится вокруг. У тебя есть минутка?..

— Ну, я немного занят. Опять куча постояльцев…

— Я ненадолго. — Ви взяла его за руку. — Всего на пару минут, Лоренс. Надо поговорить.

— То есть мне нельзя жить с тобой? — спросила Софи.

Они ехали в машине в сторону Ричмонда, на встречу с каким-то торговцем.

— Нет, я такого не говорил. Просто мы с Тони поругались…

— Знаю.

Она сидела у себя в комнате и отчетливо слышала, как голос Тони несколько раз чуть не сорвался на крик. Слов она не разобрала, а гордость и отвращение не дали ей приложить ухо к двери или слегка ее приоткрыть. Только один раз Софи услышала, как Тони воскликнул: «Ты же обещал! Обещал!» — и, несмотря на собственные интересы, пожалела его.

— Ты для меня важнее всего, не сомневайся, — сказал ей Фергус. — Но я вынужден признать, что стою сейчас перед некой дилеммой…

Софи приложила ладонь к животу. Он был совершенно плоский. Месячные должны были начаться позавчера и не начались. Позавчера она поговорила с матерью. Та напомнила, что по закону Софи должна учиться, год уже начался, и директор школы дважды звонил и спрашивал, где ее дочь. Джина пообещала, что через несколько дней Софи вернется к урокам.

— Это не выход, — наставляла ее Мама. — Нельзя пропускать школу из прихоти. Учиться — твой долг.

Софи пересказала их разговор Фергусу, и с тех пор он больше ни разу не спрашивал ее о школе или месячных. Ока покосилась на отца. Вот интересно, он сейчас думает о ее проблемах или озабочен своими? Софи с испугом осознала: вместо ярости, переполнявшей ее при мысли, что отцу куда важнее собственная жизнь, ее лишь охватывает тревога. Если она теперь скажет: «Пап, насчет беременности…», Фергус только напустит на себя озабоченность, пряча за ней внутреннее желание отгородиться от дочкиных бед, а потом практично и жестоко предложит свозить ее к врачу. Софи не хотела к врачу, по крайней мере не сейчас, когда папа так по-взрослому рассержен ее легкомыслием. Почему он не может сосредоточиться на ее чувствах, понять, зачем она переспала с Джорджем и поступила так опрометчиво? Она снова сжала живот, а затем тайком скрестила пальцы на обеих руках.

— Видимо, я должен все тебе рассказать, — хмурясь, проговорил Фергус.