На улице возле метро «Холланд-парк» Софи заметила цветочный киоск. Ей вдруг неудержимо захотелось подарить Фергусу цветы, однако это желание сопровождалось не менее сильным стыдом. Что будет значить этот подарок? Что она ему все простила? Это неправда. Софи долго любовалась пышным букетом желтых роз, похожих на аккуратные кочанчики идеальной формы. Бедняжки, их вырастили лишь затем, чтобы продать… Над цветами висели корзинки с авокадо и миниатюрными полосатыми дынями. Софи решила купить отцу авокадо, эдакий полезный подарок, в котором никто не углядит скрытого смысла.
Фергус подробно рассказал, как добраться до дома. Это в десяти минутах ходьбы от метро, идти нужно по направлению к району Шепердс-Буш. «И оглядывайся почаще, тут есть чудесные дома». А какие здесь деревья! Высокие, с пышными кронами, ни капельки не городские. Ослепительные витрины магазинов поразили Софи своей изысканностью. Сначала ей встретилась мясная лавка, на которую она взглянула лишь мельком, затем аптекарский магазин с витриной, заставленной ароматными маслами, и французская кондитерская — фруктовые пирожные напомнили Софи о каникулах во Франции, о белых пыльных дорогах, душистых холмах, старомодных гостиничных номерах и вкусе свежего хлеба, размоченного в кофе с молоком. «Сразу после красивой площади с домами вокруг поверни направо».
Цветочник продал ей авокадо в бумажном пакете, а на самом фрукте была наклейка: «Крупный». Софи отлепила ее и вместе с пакетом выбросила в урну. Лучше подарить авокадо как есть — протянуть Фергусу, когда он соберется ее поцеловать, чтобы немного оживить приветствие.
А вот и папин дом. Софи остановилась напротив и внимательно его осмотрела: рядовая застройка, три этажа, плоский фасад, крыльцо со ступеньками, черные перила и белая глянцевая дверь, на которой с обратной стороны висят шторы — солидные тяжелые шторы на подкладке. Софи сглотнула. Дом показался ей таким… обжитым. На крыльце даже цвела герань в вазоне, ползучая темно-красная герань с белыми глазками.
Софи медленно перешла улицу и замерла в двух шагах от двери. Можно было разглядеть большое зеркало у входа (Фергус забрал его из Хай-Плейс) и уголок дивана. Откуда-то в коридор попадало вечернее солнце, придавая всему золотое сияние. Даже по этим фрагментам и мелочам, увиденным с улицы, было понятно, что новый папин дом имеет такой же самоуверенный вид. С внезапной ясностью она осознала, что не вынесет этого.
Софи выудила из сумки авокадо и подошла к дверному звонку. Он был медный, а над ним — визитная карточка Фергуса в крошечной рамке, и рядом еще одна: «Энтони Тернер, реставратор». Кто…
Дверь открылась.
— Извини, не хотел тебя пугать, — сказал чудной на вид незнакомец. — Я увидел тебя из кухни и сразу догадался, кто ты. По фотографиям.
Софи изумленно на него уставилась. Он был невысокого роста, лет двадцати восьми — тридцати, с вьющимися черными волосами и широкой улыбкой. Одет в красную рубашку, белые джинсы и сандалии на веревочной подошве.
— Меня зовут Тони Тернер, — сказал он, протягивая Софи руку. — Фергус побежал в магазин за клубникой.
— Понятно… — Она покрепче сжала авокадо.
— Он скоро придет. Проходи.
Софи прошла за ним в коридор, выстланный крупной шахматной плиткой. Тут было много зеркал, а в углу стояла статуя — гипсовая девочка, которая всю жизнь украшала готическую беседку Хай-Плейс (Фергус говорил, что от дождя гипс растает, как сахар).
— Привет, — сказала Софи, погладив девочку по голове.
— Она чудесная, — заметил Тони Тернер. — Такая застенчивая.
— Раньше она была моя. Стояла в моем саду. — Софи убрала авокадо обратно в сумку.
— Да, конечно… — смутился Тони, а потом бодрым голосом произнес: — Хочешь посмотреть наш сад?
Наш?! Софи покачала головой:
— Я лучше дождусь папу.
Тони терпеливо ответил:
— Твой папа хотел, чтобы я его тебе показал.
— Пусть сам и покажет.
Софи жутко разозлилась. Она прошла в комнату, которую увидела с улицы, и потрогала знакомую мягкую спинку дивана. Это был ее диван, папин диван… их диван. Тони немного помолчал, глядя на хрупкие плечи Софи.
— Тогда я пойду к себе, — наконец, проговорил он, — пока Фергус не придет. Он всего на минутку вышел.
— Прости, мне вдруг страшно захотелось клубники на ужин, — сказал Фергус. — Я даже подумал, что встречу тебя на улице.
Он обнял дочь, не выпуская из рук пакет с клубникой, и Софи почувствовала ее запах — странный, резкий, почти ненатуральный. Отец совершенно не изменился и пах, как прежде, однако на нем была новая темно-зеленая рубашка с костяными пуговицами.
— Кто этот…
— Тони? Мой деловой партнер. Без него я бы не смог купить дом.
Софи отстранилась.
— Он сказал «наш» сад.
— Правильно. Дом принадлежит нам обоим.
— Ты мне ничего о нем не говорил! — по-детски заявила Софи.
— Скоро ты и сама все узнаешь. Он очень хороший. Уже шесть лет реставрирует для меня разные вещи. Недавно у него умерла мать, и он решил вложить наследство в половину дома.
— Говоришь разумно, — грубо ответила она.
Фергус взял ее за руку.
— Зато ты — нисколько. Пойдем, я покажу тебе дом. Увидишь, сколько тут твоих фотографий. Смотри: даже здесь две.
Софи обернулась и увидела два снимка, сделанных в разное время. На одном ей было три, на втором семь. Странно было видеть их в этой чудной, удивительно знакомой лондонской гостиной. На обеих фотографиях она глупо улыбалась, еще не зная, что ее ждет.
— Кухня у нас на первом этаже, — сказал Фергус. — Дверь оттуда выходит в сад. Я живу на втором, а Тони на третьем — он все-таки моложе и подниматься ему легче. Мы подумываем завести кошку.
Софи промолчала. Она подошла к окну и увидела маленький садик, уже полностью устроенный. Посередине на вымощенной площадке стояли белый стол и четыре белых стула. За садиком было здание, похожее на гараж.
— Из-за него мы и купили этот дом. Мастерская для Тони, небольшой склад для меня. А какая здесь сигнализация! Стоит дороже, чем сами стены.
Не глядя на него, Софи буркнула:
— Ты тут как будто сто лет живешь!
— А что удивительного? Ты же знаешь, как я люблю красивые дома, красивую жизнь…
— Еще как знаю! — закричала она, резко обернувшись. — Уж мне-то не знать! После всего, что ты с нами сделал!!!
Фергус осторожно положил клубнику на стопку антикварных журналов.
— Послушай, Софи…
— И не говори со мной таким тоном!
— Софи, я ведь все тебе объяснил, — спокойно сказал он. — Если ты не хочешь меня слушать или понимать, дело твое. Но я очень доходчиво тебе объяснил, почему я ушел.
Вспыхнув, она подошла ближе и зашипела:
— А обо мне ты подумал?! Ты не имел права уходить! — Фергус не ответил. Его уверенный и строгий взгляд сменился огорченным и даже уязвимым. Воспользовавшись этим, Софи яростно продолжала: — Ты меня бросил! Все эти годы ты меня фотографировал, кормил завтраками, читал сказки, давал на карманные расходы и убеждал, что я могу на тебя положиться! А потом взял и бросил!
— Да не тебя я бросил! — не выдержав, воскликнул он.
— А получилось, что меня! Мне остались только плачущая мать, разруха, горе, опустевший дом и сломанная жизнь! Сам-то ты живешь, как хочешь, а я должна расхлебывать кашу! Я люблю маму, мне ее очень жалко, но я не могу ее успокаивать, потому что сама еле держусь! Да и с какой стати?! С какой стати я должна исправлять то, что ты натворил? Ты учил нас жить, настаивал на такой жизни, а потом просто хлопнул дверью — делайте что хотите! И теперь показываешь мне новый дом, знакомишь с каким-то Тони, словно это нормально, словно ты имеешь на это право!
Фергус попытался взять ее за руки, но она спрятала их за спину.
— Не смей!
— Я люблю тебя…
Он вдруг показался Софи старым, жалким и нисколько не стильным.
— Неужели?
— Да. Наверное, я никого так не любил и не полюблю. Ты всегда будешь во мне, как кровь или воздух. Я не хотел, чтобы все так получилось… и не ожидал. Почему-то я надеялся, что ты поймешь…