Юпитера — Ио, Европа, Ганимед и Каллисто — образовали союз, который позднее стал Федерацией внешних планет.

Уилер ни разу не бывал ни на одной из них. Собственно, он впервые в жизни покинул родную Землю. Как и большинство землян, он слегка опасался Федерации, хотя как ученый не мог не восхищаться их достижениями. Он не верил, что будет война, но в случае возможных «инцидентов» — как назвали бы их прежние политики — обязательно остался бы на стороне Земли.

Трактор затормозил, и Джеймисон, потянувшись, оторвался от приборов.

— Ладно, на сегодня хватит. Давай поедим, пока я не превратился в каннибала.

Один угол трактора был оборудован под крошечный камбуз, но двое исследователей были слишком ленивы, чтобы пользоваться им в полной мере, и питались исключительно едой, уже приготовленной в обсерватории, — чтобы разогреть ее, нужно было лишь нажать кнопку. Кроме того, они не верили в лишения ради лишений. Если бы содержимое багажных отсеков машины изучил психолог, он пришел бы к выводу, что ее пассажиры страдают почти патологическим страхом голодной смерти.

Поскольку Солнце в небе светило постоянно, они спали, ели, спорили и ехали, когда им хотелось. Без малого тридцать часов они медленно пробирались вдоль подножия могучих утесов Залива, то и дело останавливаясь, чтобы надеть скафандры и провести разведку пешком. Они почти ничего не нашли, кроме нескольких минералов, хотя Уилер очень обрадовался, обнаружив необычный красный мох, которого его друг никогда прежде не видел.

Детально исследовать успели очень небольшую часть Луны, так что мох этот, вполне возможно, был неизвестен науке, и Уилер представил себе, как он получает все почести от ученых–ботаников. Надежды его грубо разрушил биолог обсерватории несколько дней спустя, но до того они доставляли ему немалое удовольствие.

Солнце все еще стояло высоко, когда они снова оказались на склонах Альп, хотя полдень давно миновал и в небе виднелся тонкий серп Земли. Уилер был в восторге от путешествия, но его начало утомлять тесное пространство трактора. К тому же все больше досаждали накопившиеся ушибы от толчков на ухабах.

Приятно было вернуться в оживленную комнату отдыха, пусть на столах и лежали все те же старые журналы и лучшие кресла занимали все те же люди. Казалось, за время их короткого отсутствия вообще ничего не изменилось.

Основной темой для разговоров был полный разрыв дипломатических отношений между юной и весьма симпатичной секретаршей директора и главным инженером, к которому, как все считали, она была наиболее благосклонна. Это событие почти затмило все другие новости, такие, например, как недавнее открытие математиков, что планета ван Хаардена обладает системой колец, подобно Сатурну.

Лишь прослушав информационную передачу с Земли, Уилер и Джеймисон узнали, что последнее требование Федерации о пересмотре соглашения по урану было получено и отвергнуто.

— Старый Крот будет горд за себя, — заметил Уилер.

— Да. Кто мог подумать, ч то старик гак интересуется политикой. Пойдем поговорим с ним.

Седой астроном сидел в дальнем углу комнаты, оживленно беседуя с одним из молодых физиков. Увидев двух друзей, он прервал разговор.

— Значит, вернулись. Я думал, вы свернете себе шеи в Море Дождей. Видели селенитов?

Упоминание сказочных лунных обитателей, описанных Уэллсом, было на Луне столь старой шуткой, что многие земляне воспринимали ее почти всерьез, полагая, что подобные создания существуют в действительности.

— Нет, иначе притащили бы одного, чтобы разнообразить меню. Что произошло, пока нас не было?

— Ничего особенного, насколько мне известно. Но вот Рейнольде думает, будто что–то обнаружил.

— Что значит, думаю! Знаю! Два часа назад все самописцы сошли с ума, и я до сих пор пытаюсь выяснить, что случилось.

— Какие самописцы?

— Измерители магнитного поля. Обычно поле постоянно, за исключением магнитных бурь, и мы всегда знаем, когда их ожидать. Но сегодня все индикаторы зашкалило, и я бегал по всей обсерватории, выясняя, не включил ли кто–то снаружи что–нибудь электромагнитное. Все варианты отпали, а значит, источник — вне обсерватории. Он все еще работает, и Джонс пытается определить его местонахождение, а я пришел сюда перевести дух.

— Уверен, что это не буря? Если она, то ее засекли и на Земле.

— Проверял. В любом случае, никакой необычной солнечной активности не наблюдалось, так что этот вариант я отбросил. К тому же поле слишком сильное. И наверняка искусственное, поскольку периодически то появляется, то исчезает. Словно кто–то щелкает выключателем.

— Звучит весьма таинственно. А вот и Джонс. Судя по его виду, нашему Чудо–Валлийцу удалось что–то выяснить.

В комнату поспешно вошел еще один физик, за ним волочилось несколько метров бумажной ленты.

— Есть! — торжествующе воскликнул он. — Смотрите! — Он развернул ленту на ближайшем столе, снискав несколько недовольных взглядов направлявшейся к нему группы игроков в покер. — Это запись изменений магнитного поля. Я уменьшил чувствительность одного из самописцев, так что его больше не зашкаливает. Теперь можно в точности увидеть, что происходит. В этих точках поле начинает быстро возрастать, превышая обычную величину в тысячу с лишним раз. Оно остается таким в течение одной–двух минут, а затем вновь снижается до нормального — вот так. — Джонс показал пальцем на участки, где возрастало и падало магнитное ноле. — Следует отметить две вещи. Возрастание происходит не мгновенно, но в каждом случае занимает около секунды. Похоже, оно растет по экспоненте — в точности так, как при подаче тока на электромагнит. Так же происходит и падение, в то время как плато между двумя точками идеально плоское. Источник всего этого явно имеет искусственную природу.

— Именно это я с самого начала и говорил! — встрял Рейнольде. — Но подобного магнита в обсерватории нет.

— Погодите минуту, я еще не закончил. Как видите, скачки поля разделяются практически равными интервалами, и мы отмстили точное время каждого из них. Я велел всем сотрудникам просмотреть записи всех автоматических самописцев, чтобы выяснить, не случалось ли в эти моменты что–либо еще. И как оказалось, почти во всех записях наблюдались определенные флуктуации. Например, когда поле возрастает, интенсивность космического излучения падает. Но наиболее странно выглядят показания сейсмографа.

— Сейсмографа? — снова перебил его Рейнольас. — Магнитных лунотрясений не бывает.

— Я тоже когда–то так думал, но вот они, перед вами. Если взглянете внимательно, увидите, что каждое из маленьких лунотрясений происходит примерно через полторы минуты после скачка магнитного поля, которое предположительно распространяется со скоростью света. Мы знаем, с какой скоростью распространяются волны внутри лунной породы — около двух километров в секунду. Землетрясение — простите, лунотрясение — видимо, побочный эффект. Вокруг масса магнитной породы, и, полагаю, она должна испытывать основательный толчок, когда возрастает пате. Вероятно, вы бы ничего не заметили, даже если бы находились в эпицентре, но наши сейсмографы настолько чувствительны, что фиксируют падения метеоритов в радиусе тридцати пяти километров.

— Должен сказать, — отметил Молтон, — что еще не встречал столь молниеносного научного исследования!

— Спасибо, но это еще не все. Затем я пошел к связистам узнать, не заметили ли и они чего–нибудь. Оказалось, они просто в бещенстве! Вся связь накрывалась ровно в те самые мгновения, когда имели место наши магнитные всплески. Более того, связисты запеленговали координаты источника, и мы в итоге определили его точное положение. Он в Море Дождей, примерно в десяти километрах к югу от Пико.

— Ну и ну! — сказал Уилер. — И как мы не догадались?

— Ты о чем? — туг же набросились на него двое физиков.

Вспомнив о данном слове, Уилер неуверенно посмотрел на Джеймисона, и тот пришел на выручку:

— Мы только что вернулись с Пико. Там ведется некий правительственный проект. Все в строгом секрете, и просто так не подберешься. На равнине стоит большой купол, уж точно вдвое больше, чем обсерватория. И судя по всему, внутри много чего есть.