— Да.

— Еще один щелчок по носу Федерации? Они владеют всеми ретрансляционными станциями за пределами Земли.

Директор пристально посмотрел на Уилера.

— Ну, не думаю, что поначалу им это понравится, — согласился он. — Но со временем таким образом удастся сократить расходы и существенно облегчить жизнь всем нам.

— Полагаю, вся эта таинственность ради того, чтобы Федерация не украла эту идею — иначе она сумеет вас обогнать.

Директор слегка смутился и не стал отвечать прямо. Поднявшись, он сделал рукой неопределенный жест.

— Это все, джентльмены. Надеюсь, ваше путешествие обратно в Альпы будет приятным. И пожалуйста, попросите друзей держаться подальше от этих мест.

— Спасибо, что были так откровенны, — поблагодарил Джеймисон, когда они уже поворачивались, чтобы уйти. — Мы никому ни о чем не расскажем. Но узнать правду было крайне интересно, ведь ходит масса слухов.

— Например?

— Мы–то, честно сказать, думали, что здесь урановая шахта, о которой столько разговоров.

Директор от души рассмеялся.

— Не слишком–то похоже на шахту.

— Вы правы. Что ж, до свидания.

— Всего доброго.

После того как Джеймисон и Уилер ушли, директор какое–то время продолжал стоять в мрачном молчании, а затем нажал кнопку связи с секретарем.

— Вы все записали?

— Да.

— Они славные ребята, и мне даже немного стыдно. Но если бы мы просто отправили их отсюда, пошли бы новые толки, и в итоге они с коллегами могли бы докопаться до истины. Теперь же их любопытство удовлетворено, и они будут молчать, тем более что эти парни, похоже, из тех, кто держит слово. Грязный трюк, зато, думаю, сработает.

Секретарь с уважением посмотрел на директора.

— Знаете, шеф, порой вы напоминаете мне того древнеримского политика… ну, вы понимаете, о ком я.

— Полагаю, Макиавелли… хотя он жил несколько позже, чем древние римляне. Кстати, наши экраны зафиксировали их появление?

— Да, тревога сработала как положено.

— Отлично! Значит, усиливать меры предосторожности незачем. Единственное, что мы могли бы предпринять, — публично объявить, что эта часть Луны является запретной зоной, но нам меньше всего хотелось бы привлекать к себе внимание.

— Как насчет людей из обсерватории? Могут заявиться и новые гости.

— еще раз свяжемся с Маклорином и попросим его усмирить любителей самодеятельных экспедиций. Он, конечно, совсем не прост, но, думаю, послушается. А теперь займемся отчетом.

Джеймисон и Уилер не стали возвращаться прямо в обсерваторию: там их ждали не раньше чем через несколько дней, а на Луне оставалось еще множество неисследованных уголков. Визит в купол стал для них чем–то вроде разрядки накопившегося напряжения. Им открылась тайна, что всегда возбуждает, впрочем — тайна не настолько захватывающая, как они ожидали.

— Ну, куда теперь? — спросил Уилер, когда купол скрылся за горизонтом.

Джеймисон достал крупномасштабную фотографическую карту Моря Дождей и ткнул в нее пальцем.

— Сейчас мы находимся здесь. Я намерен описать круг, чтобы показать тебе лунный пейзаж во всей красе. До Залива Радуги всего три сотни километров по относительно ровной местности, и я направляюсь в ту сторону. Когда доберемся гуда, поедем на север, пока не достигнем края равнины, а затем через горы обратно в обсерваторию. Будем дома завтра или послезавтра.

Почти четыре часа, пока Джеймисон вел трактор через Море Дождей, за иллюминаторами плыл однообразный ландшафт. Время от времени они проезжали мимо низких хребтов и маленьких кратеров высотой всего в сотню–другую метров, но большую часть пути местность была почти ровной.

Вскоре Уилер перестал обращать внимание на окружающую обстановку и попытался читать, но из–за тряски ему пришлось отказаться от этой идеи. В любом случае, единственной книгой в тракторе была «Динамика множественных звездных систем» Маклорина, а сейчас как–никак был короткий, но отпуск.

— Сид, — неожиданно спросил Уилер. — Что ты думаешь насчет Федерации? Ты же с многими оттуда встречался.

— Да, и они мне понравились. Жаль, что тебя не было, когда улетела последняя группа. В обсерватории их гостило человек десять, изучали оснастку телескопа. Хотят построить сорокаметровый рефлектор на одном из спутников Сатурна.

— Дело полезное. Я всегда говорил, что здесь мы слишком близко к Солнцу. Но, возвращаясь к теме… по твоим ощущениям, они готовы начать войну с Землей?

— Трудно сказать. Они вели себя крайне открыто и дружелюбно, но мы ведь с ними ученые, так что найти общий язык было несложно. Будь мы политиками или государственными служащими — все могло бы быть иначе.

— Черт побери, мы и есть государственные служащие! Кто платит нам зарплату?

— Да, но ты понял, что я имел в виду. Думаю, их мало волнует Земля, хотя они достаточно вежливы, чтобы э того не показывать. Ясно, что распределение запасов урана — больная для них тема; они часто об этом говорили. Главная их идея в том, что атомное топливо нужно, чтобы освоить холодные внешние планеты, а Земля вполне обойдется альтернативными источниками энергии. В конце концов, многие тысячелетия обходилась.

— И кто, по–твоему, прав?

— Не знаю. Скажу лишь одно — если найдут новые месторождения урана и Земля не отдаст Федерации большую долю, нас ждут неприятности.

— Не думаю, что до этого дойдет.

— Я бы не был так уверен. Как говорил Старый Крот, на Земле немало тех, кто опасается Федерации и не хочет давать ей больше власти. Федерация это знает, так что они могут сперва взять свое, а уже потом начать спорить.

— Гм… В таком случае рал, что наши друзья возле Пико все–таки не добывают уран, — задумчиво проговорил Уилер — Ай!.. Л без этого нельзя было?

— Извини. Но не стоит ожидать, что за разговорами я объеду все ухабы. Похоже, придется отрегулировать подвеску. Пора «Ферди» в ремонт. Так, впереди гора Геликон. Следующие несколько километров молчим — тут дорога весьма коварная.

Трактор повернул на север, и над горизонтом медленно поднялась огромная стена прекрасного Залива Радуги, простиравшаяся на запад и восток, насколько хватало взгляда. Зрелище так завораживало, что Уилер замолчал бы и без подсказки; за следующий час, пока трактор приближался к утесам высотой в пять километров, он не произнес ни слова.

Уилер вспомнил, как впервые увидел Залив Радуги в пятисантиметровый телескоп на Земле, много лет назад. Казалось почти невероятным, что теперь он и в самом деле преодолевает его стены. Сколь удивительные перемены принес двадцатый век! Трудно было представить, что в его начале у человечества не было даже намека на авиацию, не говоря уже о том, чтобы оно могло мечтать о выходе в космос.

История двух тысячелетий будто спрессовалась в один–единственный веке его технологическими достижениями и двумя чудовищными войнами. За первые полвека люди освоили воздушный океан более, чем океан водный за всю историю.

В последнюю четверть века первые примитивные ракеты достигли Луны, и извечному затворничеству пришел конец. Через одно поколение появились дети, для которых слово «дом» уже не означало зеленые поля и голубое небо, — настолько быстро шла колонизация внутренних планет.

Говорят, история никогда не повторяется в точности, но некоторые сцены проигрываются опять и опять. Нити, связывавшие новые миры с Землей, неизбежно рвались. Население завоеванных планет оставалось все еще крайне малочисленным, но оно состояло из наиболее ярких умов человечества. Освободившись наконец от тяжкого бремени земной истории, они намеревались создать цивилизации, которые избежали бы ошибок прошлого. Цель была вполне благородной, и рано или поздно она могла осуществиться.

Венера стала первой планетой, которая объявила о независимости и создала собственное правительство. На какое–то время возникла заметная напряженность, но здравый смысл победил, и с начата двадцать первого века лишь мелкие разногласия омрачали отношения между двумя правительствами. Десять лет спустя Марс и четыре обитаемых спутника