Это новое злодейское преступление царского правительства вызвало огромную волну возмущения не только среди трудящихся Москвы, но и по всей России.

В пламенных листовках, выпущенных через несколько дней, Московский комитет большевиков призывал рабочих Москвы к отмщению, к дальнейшей борьбе с правительством, подсылающим из-за угла наемных убийц:

«Товарищи!

18 октября у Технического училища убит Николай Эрнестович Бауман, наш товарищ социал-демократ, талантливый и смелый партийный работник, только на-днях освобожденный из Таганской тюрьмы, где он просидел около полутора лет…

Мщение, товарищи!.. Вот как борется с нами наш царь, на душе которого уже миллионы убийств, вот как действуют его наемники, убивающие нас за деньги из-за угла!..

Готовьтесь к вооруженному восстанию, товарищи!..»{«Листовки московских большевиков 1905 г.» M. 1941 стр. 229–230.}

В другой листовке МК отмечал значение похорон Баумана и звал рабочих на дальнейшую борьбу: «Товарищи!

Московские рабочие и все население никогда не забудут день 20 октября. Мы хоронили одного из наших вождей, товарища Баумана, предательски убитого царским черносотенцем. Но печальная похоронная процессия превратилась в торжественное победное шествие организованного пролетариата, всеми признанного творца и вождя великой русской революции. С десятками красных знамен, с нашими грозными песнями шли мы через всю Москву, шли стройными рядами, смело и гордо, и сотни тысяч московского населения приветствовали нас».

Далее в листовке освещалась картина расстрела безоружных около университета, когда «толпа ночных убийц стреляла в темноте из засад». Листовка заканчивалась гневным призывом: «Теперь весь мир убедился, что мы были правы, требуя революционного устранения всей царской администрации, начиная с самого царя и кончая последним городовым. И мы добьемся этого, товарищи, добьемся вооруженной рукой!..»{«Большевистские прокламации и листовки по Москве и Московской губернии». М.—Л., 1926, стр. 345–346.}

И действительно, кровь большевика Баумана и жертв расстрела демонстрантов, участников похорон, еще крепче спаяла рабочих Москвы с ее передовым отрядом — партией пролетариата.

Шли годы.

Это были годы самой тяжелой, самой свирепой, столыпинской реакции, когда в России «черносотенный террор свирепствовал во-всю. Царский министр Столыпин покрыл виселицами страну. Было казнено несколько тысяч революционеров. Виселицу в то время называли «столыпинским галстуком»{«История ВКП(б) Краткий курс», стр. 94.}.

Рабочий класс, потерпев временное поражение в революции 1905 года, отступил с боем и накапливал силы для нового, победоносного наступления.

И. В. Сталин, оценивая события 1905 года, указывал: «Нет, товарищи! Российский пролетариат не разгромлен, он только отступил и теперь готовится к новым, славным боям. Российский пролетариат не опустит обагренного кровью знамени, он никому не уступит руководства восстанием, он будет единственным достойным вождем русской революции»{И. В. Сталин, Соч., т. 1, стр. 205.}. Партия большевиков «неустанно собирала силы для нового подъема революционного движения». Великие вожди партии Ленин и Сталин — неустанно работали над укреплением боеспособности партии пролетариата, над расширением ее влияния на массы, над укреплением тесных связей партии с массами трудящихся. «Нас недаром прозвали твердокаменными», — говорил Ленин о большевиках.

В апреле 1912 года рабочий класс начал переходить в наступление: расстрел безоружной толпы венских шахтеров вызвал мощный протест рабочих всех районов России. Это был ураган, всколыхнувший «успокоение», о котором трубили столыпинские усмирители. И товарищ Сталин в своей знаменитой статье «Тронулась!..», помещенной в газете «Звезда», гениально предвидя события, писал:

«Ленские выстрелы разбили лед молчания, и — тронулась река народного движения. Тронулась!..»{И. В. Сталин, Соч, т 2, стр. 238.}

Рабочий класс вновь встал плечом к плечу, вспоминая недавние годы открытых выступлений против царизма. Рабочие всей России и в особенности Москвы помнили как свою первую победу незабываемый день похорон Баумана — демонстрацию протеста. И рабочие вновь и вновь шли на далекое Ваганьково… Могила Баумана для московского пролетариата стала символом новых, грядущих боев.

Убийство и в особенности похороны твердокаменного большевика еще более сплотили пролетариат с его передовым отрядом — партией большевиков. Ц. С. Зеликсон-Бобровская пишет, что «кровь Николая Баумана сцементировала рабочий класс и трудящихся Москвы с московской большевистской организацией, поведшей их через ряд испытаний к другому октябрю — к победному Октябрю 1917 года»{Ц. С. Зеликсон-Бобровская. Незабываемые встречи. Воспоминания о Ленине. М., 1947, стр. 44–45.}. Рабочие Москвы и всей России увидели, кто действительно борется не на словах, а на деле за победу пролетариата, за его ведущую роль в надвигающейся революции. Похороны Баумана, когда буквально вся рабочая революционная Москва шла в колоннах нескончаемой процессии, всколыхнули московский пролетариат. В отчетах районных комитетов большевиков сообщалось, что после демонстраций-похорон «наша партия приобрела еще большее влияние на московских рабочих», что «похороны большевика-ленинца Баумана значительно укрепили наши связи с рабочей массой». Рабочая Москва стала охотнее прислушиваться к большевистским лозунгам — таковы многочисленные отзывы районных партийных работников 1905–1907 годов.

Ежегодно, в первомайские дни и в годовщину похорон своего любимого руководителя и друга, московские рабочие небольшими группами, по три-четыре человека, пробирались на Ваганьково. Бережно и любовно украшали они могилу Баумана алыми и красными цветами. Полиция запрещала какие-либо сборища, речи. Более того, сторожам кладбища был отдан строжайший приказ: не допускать возложения венков и цветов на могилу. Правительство боялось нового взрыва рабочего гнева и старательно пыталось уничтожить все проявления памяти трудящихся Москвы о их верном товарище.

Но вновь и вновь появлялись у могилы, на ближайших дорожках, как капли свежей крови, красные гвоздики, алые розы и огненные маки. Девушки-работницы с Пресненской мануфактуры, пожилые металлисты от Гужона и Густава Листа, наборщики, железнодорожники — все считали своим почетным долгом навестить могилу «дяди Коли».

Между ушедшим в грозные дни 1905 года бойцом и борющимися за его дело оставшимися на боевых постах товарищами-рабочими протянулись крепкие, незримые нити. Рабочая Москва помнила о Баумане; с негодованием и ненавистью вспоминали рабочие о подлой вылазке черносотенца{Михалин был осужден Московским окружным судом лишь к тюремному заключению на полтора года. Но уже через 5.месяцев Николай II его помиловал. Лишь в двадцатых годах убийца-черносотенец был обнаружен органами ГПУ и понес заслуженную кару.}.

На подпольных собраниях, на маевках в Сокольниках в 1910–1912 годах, когда в Москве вновь и вновь разрасталась стачечная волна, рабочие с любовью и уважением произносили имя Николая Эрнестовича Баумана.

И с особой силой эта кровная связь московского пролетариата с деятельностью верного ученика Ленина сказалась в Октябрьские дни 1917 года.

Московский комитет РСДРП(б) на заседании (под председательством М. Ф. Владимирского) 20 октября (2 ноября) в годовщину похорон Баумана, рассмотрел вопрос «о чествовании памяти т. Баумана». Исполнительная комиссия Московского комитета предложила делегировать от МК двух товарищей на Ваганьковское кладбище: «со всех сторон идут делегации… у могилы т. Баумана будет устроен митинг».

И в воскресенье 23 октября (5 ноября) 1917 года, за два дня до получения из Петрограда первой вести о начавшихся боях за власть Советов, на Ваганьковском кладбище произошло волнующее, знаменательное событие.

По постановлению Пресненского районного совета многие фабрики и заводы отправили делегатов-рабочих в Ходынские казармы. Рабочие несли знамена с надписями: «Да здравствует единение рабочих и солдат!»