– Через полгода, если так и дальше пойдет, мы объявим о помолвке. А еще через полгода обвенчаемся.

– Так долго, – стонал он.

– Да ведь прежде у тебя были совсем другие пять лет, – отвечала Джулия. – Умом и сердцем я в тебя верю, но внутренний голос мне говорит: подожди. Не забывай, я принимаю решение и за своих детей.

Ох уж эти пять лет – что было, то прошло.

В августе Джулия на два месяца уехала в Калифорнию навестить родных. Ей хотелось проверить, как Дик обойдется без нее. Они переписывались каждый день; его письма были то веселыми, то подавленными, то нетерпеливыми, то полными надежд. Работа у него ладилась. Медленно, но верно он возвращался к нормальной жизни, дядя в него уверовал, но разлука душила его тоской. Когда Джулия стала замечать у него нотки отчаяния, она сократила свой визит на неделю и пересекла страну с запада на восток.

– Слава богу, ты здесь! – воскликнул он, когда они под руку выходили из здания Центрального вокзала. – Я извелся. Несколько раз чуть не пустился в запой, меня останавливала только мысль о тебе, а ты была так далеко.

– Дорогой мой… дорогой, ты такой измученный, бледный. Эта работа тебя выматывает.

– Нет, просто жить одному до того тоскливо. Ложусь спать – а мысли не отпускают. Давай скорее поженимся, ты согласна?

– Не знаю, посмотрим. Сейчас твоя Джулия с тобой, а все остальное неважно.

Через неделю его депрессия отступила. Когда он грустил, Джулия утешала его, как ребенка, прижимая к груди его прекрасную голову; конечно, она бы предпочла всегда видеть его уверенным в себе, знать, что он в любой момент сможет ее приободрить и рассмешить, окружить заботой и любовью. Вместе с подругой она сняла квартиру, а потом стала ходить в Колумбийский университет на курсы биологии и домоводства. Поздней осенью Дик начал водить ее на футбольные матчи и новые спектакли, на прогулки в Центральный парк, где уже выпал первый снег, а несколько раз в неделю они проводили вечера у камина в ее гостиной. Но время шло, и у обоих нарастало нетерпение. Незадолго до Рождества у нее на пороге возник нежданный гость – Фил Хоффман. Впервые за много месяцев они встретились. Нью-Йорк, сплетенный из множества непересекающихся лестниц, не способствует встречам даже близких друзей, а в случае натянутых отношений делает все, чтобы и вовсе развести людей в разные стороны.

Теперь они были чужими. Не скрывая своего скептического отношения к Дику, Фил автоматически сделался ее врагом; в то же время она заметила в нем перемены к лучшему: некоторые острые углы сгладились; он работал помощником окружного прокурора и уверенно поднимался по карьерной лестнице.

– Значит, ты выходишь за Дика? – спросил он. – Когда?

– Уже скоро. Когда мама приедет.

Он многозначительно покачал головой:

– Джулия, не связывай с ним свою судьбу. Говорю это не из ревности, я умею проигрывать, но нет ничего хуже для такой чудесной девушки, как ты, чем очертя голову броситься в скалистое озеро. С чего ты взяла, что человек способен изменить свою стезю? Порой мы выдыхаемся, дрейфуем параллельным руслом, но я никогда не слышал, чтобы человек изменился.

– Дик изменился.

– Возможно. Но это «возможно» очень растяжимо. Будь он невзрачен с виду, но дорог тебе, я бы сказал «в добрый час». Хорошо, если я ошибаюсь, но, черт подери, мне ясно как день, что ты повелась на его смазливую физиономию и вкрадчивые манеры.

– Ты его не знаешь, – преданно отвечала Джулия. – Со мной он другой. Ты не знаешь, как он нежен и отзывчив. Не кажется ли тебе, что ты сейчас ведешь себя низко и мелочно?

– Хм. – На мгновение Фил задумался. – Я хотел бы увидеться с тобой через несколько дней. Но сперва переговорю с Диком.

– Оставь Дика в покое! – выкрикнула она. – У него и так достаточно переживаний, не дергай его. Настоящий друг постарался бы помочь, а не плел козни у него за спиной.

– Я прежде всего друг тебе.

– Мы с Диком теперь одно целое.

Но через три дня Дик приехал к ней в неурочное время, когда обычно находился в офисе.

– Я здесь не по своей воле, – как ни в чем не бывало сказал он, – а под угрозой разоблачения; это все Фил Хоффман.

Сердце чуть не выскочило у нее из груди.

«Неужели он сорвался? – подумала она. – Снова взялся за старое?»

– Тут замешана девушка. Ты сама нас познакомила прошлым летом и велела мне быть с нею поласковей – Эстер Кери.

Теперь ее сердце замерло.

– После твоего отъезда в Калифорнию мне стало так одиноко, а тут случайно подвернулась она. Я ей понравился еще при первом знакомстве, и мы стали встречаться. Потом ты вернулась, и все закончилось. Расставание было не из легких; я и подумать не мог, что она ко мне настолько прикипела.

– Ясно. – От смятения у нее пересохло в горле.

– Постарайся понять. Эти одинокие вечера. Если бы не Эстер, я бы, наверное, взялся за бутылку. Я никогда ее не любил… я никого, кроме тебя, не любил… но мне требовалось простое участие.

Он обнял ее, но она похолодела, и он отстранился.

– Значит, сгодилась бы любая, – медленно выговорила Джулия. – Первая попавшаяся.

– Нет! – воскликнул он.

– Я ждала, что за время моего отсутствия ты твердо встанешь на ноги и без посторонней помощи снова научишься себя уважать.

– Я люблю только тебя, Джулия.

– Но тебя может утешить любая женщина. На мне свет клином не сошелся, верно?

У него на лице появилось все то же выражение уязвимости, которое Джулия видела не раз; присев на подлокотник кресла, она провела рукой по его щеке.

– В таком случае что ты можешь мне предложить? – требовательно спросила она. – Я думала, мы, победив твою слабость, станем сильнее вдвойне. Но что ты теперь можешь мне предложить?

– Все, что у меня есть.

Она покачала головой:

– Ничего. Лишь привлекательную внешность… но вчера в ресторане, где мы ужинали, метрдотель тебе не уступал.

Этот разговор длился два дня; они так ни к чему и не пришли. Время от времени она прижимала его к себе и касалась губ, которые так любила, но руки ее словно обвивали сноп соломы.

– Я уеду, чтобы ты могла все обдумать, – сказал Дик, отчаявшись. – Не знаю, как мне без тебя жить, но умом понимаю, что ты не выйдешь за человека, обманувшего твои надежды и доверие. Дядя собирался отправить меня по делам в Лондон…

В тот вечер, когда он садился на пароход, полутемный причал навевал уныние и тоску. Джулию поддерживала лишь убежденность, что с ним ее не покинет воплощение силы; ей достанет сил и без него. Но когда на его чистый лоб и безупречный подбородок падал призрачный свет, когда к нему поворачивались все лица, когда его преследовал чей-то взгляд, ее охватывала гнетущая пустота, а на языке вертелось: «Ничего, дорогой, попробуем справиться вместе».

Но справиться с чем? Человеку свойственно балансировать на рискованной грани между победой и поражением, но ввязаться в азартную игру на грани жизненного равновесия и катастрофы…

– Ох, Дик, будь разумным, будь сильным и возвращайся ко мне. Изменись, изменись, Дик… изменись!

– Прощай, Джулия… прощай.

Она видела Дика в последний раз: стоя на палубе, он закуривал сигарету, и огонек спички высветил его профиль, чеканный, словно камея.

По воле судьбы в начале и в конце с ней был Фил Хоффман. Именно он сообщил ей дурную весть, сделав это со всей возможной деликатностью. Входя к ней в квартиру около половины девятого, он незаметно оттолкнул ногой лежавшую под дверью утреннюю газету. Дик Рэгленд пропал в море.

После ее первого безумного приступа горя он намеренно повел себя с некоторой жестокостью.

– Он хорошо себя знал. У него иссякла сила воли; он больше не хотел жить. Чтобы только ты себя не винила, Джулия, расскажу тебе вот что. Последние четыре месяца он практически не появлялся на работе – с того самого дня, когда ты уехала в Калифорнию. Дядя его покрывал; а эта командировка в Лондон и вовсе была фикцией. Энтузиазм Дика очень быстро иссяк.