— Она сказала леди? Другим леди?

Финн сделал паузу:

— Нет.

— Она сказала, что выйдет за вас?

— Пока нет.

— Она сказала, что любит?

Финн ткнул в сторону Джакомо проводом, который держал в руке.

— Послушай, приятель, ты переходишь все границы. Хватит. У меня нет привычки болтать о женщинах вообще, и уж тем более не с таким женоненавистником, как ты. Уж не знаю, откуда тебе все известно, но…

— Это нетрудно, синьор Берк, — вздохнул Джакомо. — Я видел ваше лицо утром, я видел свет в вашем окне ночью, когда остальные были темными.

— Я часто работаю по ночам.

— Работаете? — Джакомо закатил глаза. — Смешно. Значит, вот как англичане называют это дело.

— Ну почему ты пристал именно ко мне? — взвыл Берк. — Что я тебе сделал?

— От этой работы одни неприятности. Увидите. Однажды вы убедитесь, что я прав. Женщинам нельзя доверять.

Финн выпрямился. Завтра наступит первый день лета, и хотя двери каретного сарая были широко распахнуты, чтобы впустить прохладный ветерок с холмов, к полудню в мастерской становилось очень жарко и душно, особенно когда работало динамо, заряжая батарею для вечерних испытаний. Он почувствовал, как с затылка под воротник потекла тонкая струйка пота.

— Для леди Морли соображения чести — не пустой звук. Я бы доверил ей свою жизнь, — утвердил Финн и дотянулся свободной рукой до стакана воды, стоящего на краю стола.

Джакомо пожал плечами:

— Все любовники, молодые любовники, одинаковы. Они думают, что знают все. Они думают, что узнали самое важное, чего никто раньше не знал. Но помяните мои слова, мистер Берк, женщины не могут быть честными по своей природе. Они не стоят.

Финн поперхнулся водой и долго не мог откашляться.

Джакомо оживленно жестикулировал.

— Они не стоят, мобильны, словно весенний ветер.

— Как что? Ах, я, кажется, тебя понял, — произнес Финн, поставил стакан и задумчиво почесал подбородок. — Ты хотел сказать, что они неустойчивы, переменчивы.

— Ну, да, я так и сказал. Помните песню? — И Джакомо удивительно приятным голосом пропел: — «Сердце красавицы склонно к измене и к перемене…» Так вот. Это чистая правда.

— Да, но ведь оказалось, что красавица вовсе не была ветреной. И в этом смысл арии. А ветреным был герцог. В этом и заключается ирония.

Джакомо нахмурился:

— Вы меня запутали.

— Опера, Джакомо. «Риголетто». Твоя песня — ария из этой оперы.

Мужчина придал себе вид оскорбленного достоинства:

— Я не слушаю никаких опер. Я только слышал, как люди пели песню.

— Очаровательная история, можешь мне поверить. Занимательный сюжет. Только конец грустный. В любом случае она опровергает твое мнение о женщинах. Та женщина, о которой в ней идет речь, благородна до мозга костей. — И Финн устремил на садовника улыбающийся взгляд.

Джакомо прищурился.

— Вы так думаете, синьор Берк. Она вам так сказала. — Он взял конверты и стал их перебирать. — Прочитайте письма, возможно, там написано, что я имею в виду.

— Ради Бога, Джакомо! — Финн досадливо поморщился. — Откуда ты можешь знать, что написано в моих письмах? И какое они имеют отношение к леди Морли?

Теперь Джакомо взглянул на Финна с улыбкой:

— Когда не будете заняты, синьор. Когда у вас будет время.

Финн уже открыл рот, чтобы ответить, но в это время в мастерскую вошла Александра.

— Доброе утро, Финн. Как поживает батарея?

Улыбка Джакомо трансформировалась в оскал.

— Я ухожу, синьор Берк. Всего хорошего, синьора Морли!

Она лишь смерила его холодным взглядом. Александра и Джакомо так и не смогли найти общий язык.

— Все в порядке? — спросила она Финна.

— Да, я почти закончил. Я бы поприветствовал тебя как следует, дорогая, но, боюсь, в данный момент привязан к проводу. — И он показал на проводок, который все еще держал в руке.

Александра засмеялась.

— Тогда мне придется взять приветствие на себя. — Она подошла, перегнулась через батарею и крепко поцеловала его в губы. — О, ты пахнешь фантастически. Машинное масло и пот. Неповторимое сочетание. Обожаю. Ты в своей стихии.

— Ты — моя стихия, — сказал Финн, — но все равно я польщен. Может быть, раз уж ты здесь, передашь мне хомут? Он там, на скамейке.

— С удовольствием. — Она отыскала хомут и вложила в протянутую ладонь. — Я хотела принести почту, но она уже исчезла. Не сомневаюсь, это Уоллингфорд проверяет твою корреспонденцию. Он что-то подозревает.

— Он всегда что-то подозревает, дорогая. Полагаю, у него самого какие-то проблемы. В любом случае, дорогая, почту уже принес Джакомо. Она там. — Он отошел от батареи, вытер руки относительно чистой тряпкой и обнял гостью за талию. — А теперь, дорогая, я поздороваюсь с тобой, как должно.

Ее реакция оказалась, как всегда, стремительной. Она бросилась в его объятия и потянулась к губам для поцелуя. Весна была в самом разгаре, солнце теперь поднималось высоко в синем небе и припекало довольно сильно. Александра, как и женщины из деревни, избавилась от нижних юбок и ослабила корсет. Теперь под одеждой, которой стало заметно меньше, явственно ощущалось ее тело. Чуть припухшие губы напоминали о ночных безумствах. Финн уловил знакомый запах, и его фаллос моментально отреагировал, отвердев и изрядно увеличившись в размерах.

Александра, вероятно, это почувствовала. Хрипло застонав, она прильнула к любимому мужчине и зашептала ему в ухо:

— Помнишь, ты говорил, что не имеешь обыкновения совокупляться с женщинами в библиотеке?

— Я никогда даже не рассматривал такую возможность, — сказал он, представляя, как Александра навалилась на массивный стол с ножками в виде львиных лап, а ее маленькие округлые ягодицы призывно белеют на фоне задранных юбок.

Что поделать, он всего лишь слабый мужчина.

Она положила руки на его ягодицы и прижала к себе, чувствуя, как его твердое орудие упирается ей в живот.

— Не знаю, как насчет библиотек, но мастерская, по моему глубокому убеждению, вполне подойдет.

— Блудница! Приходишь в мою святая святых со своими лилиями и фривольными идеями, чтобы отвлечь меня от работы!

Она засмеялась и отстранилась.

— Не я это начала. Не надо было отталкивать меня прошлой ночью.

Финн взял ее руки в свои и решил не выпускать, чтобы они были у него на глазах.

— Видишь ли, дорогая, ты сейчас находишься как раз в середине месячного цикла. Поэтому я не рискую приближаться к тебе. Во всяком случае, выступающая вперед часть меня не должна находиться вблизи тебя.

Александра застонала, высвободила руки и закрыла ими лицо.

— Как ты умудряешься все это считать? Это унизительно.

— Я обязан считать, дорогая, — заговорил он тихо и довольно спокойно. — Я знаю не понаслышке, как живется ублюдку, и не могу допустить появления на свет еще одного.

Ее плечи поникли. Александра убрала руки и внимательно вгляделась в лицо Финна. Ее щеки порозовели.

— И все же, дорогой, я буду вечно признательна твоему отцу за то, что он не был столь осторожным.

Финн привлек любимую к себе. Она не сопротивлялась.

— Просто выйди за меня замуж, дорогая, и все вопросы будут решены.

— Ты знаешь, что я не могу.

— Ты можешь не пользоваться моими деньгами. Хочешь, я вообще откажусь от своей собственности. Только будь моей.

— Я и так твоя.

Александра уткнулась лицом в грудь мужчины. Ему показалось, что ее дыхание проникает под не слишком чистую ткань рабочего халата и приятно щекочет кожу, и его руки напряглись. Но он знал, что на нее давить нельзя.

— В любом случае я, по-моему, хорошо потрудился, утешая тебя ночью.

Она затряслась от смеха:

— Ты был великолепен. Утром я проснулась и сразу придумала дюжину способов ответить тебе взаимностью, если бы хватило сил.

— Теперь, пожалуйста, подробнее…

Она отпрянула и прижала пальчик к его губам.

— Не сейчас. Боюсь, я пришла, чтобы сказать только одно: я не смогу помогать тебе на испытаниях сегодня вечером. Завтра будет шумное празднество и угощение. Абигайль не дает домочадцам присесть и сама крутится как белка в колесе.