Синьорина Морини снова кивнула:

— Возможно, вы немного поможете мне с бобами?

Александра взялась за работу и стала откладывать дефектные бобы в сторону.

— Конечно, вы старались, я в этом не сомневаюсь. — Домоправительница адресовала свои слова бобам, громоздившимся перед ней. Ее красный шарф на фоне белоснежных стен кухни казался еще ярче. — Очень трудно научить юную девушку быть женщиной. Задача многократно усложняется, если вы и сами очень молоды.

— Я должна была проявить больше ответственности, когда была такая возможность… и средства, — задумчиво проговорила Александра, тоже обращаясь к бобам.

Оказалось, что сортировка бобов — задача вовсе не трудная и работа идет довольно быстро. Гигантская куча уже заметно уменьшалась, а кучи хороших и плохих бобов быстро росли. Выяснилось, что очень приятно наблюдать за процессом работы, когда практически сразу видишь результат. Александра сама удивилась, ощутив удовлетворение. Нечто подобное она испытывала в своей прошлой жизни, когда груда неотвеченных писем на ее лондонском столе постепенно уступала место стопке аккуратно запечатанных конвертов, готовых к отправке.

С единственной разницей — сортировка бобов приносила конкретную пользу.

— Я должна была уделять ей больше внимания, — продолжила она. — Абигайль всегда отличалась независимым нравом, ей хотелось учиться, исследовать и все такое. Похоже, она совершенно не стремилась найти мужа. Поэтому я тоже не слишком беспокоилась. А теперь, вот что получилось.

— Леди Абигайль — очень красивая девушка, — сказала синьорина Морини. — Хорошая и умная. Вы должны ею гордиться.

— Да, конечно, она чудесная девочка. И намного красивее, чем я, если на это кто-нибудь обратит внимание. Но она уже не ребенок. В этом-то все дело. Она не может продолжать вести себя как ребенок.

Александра слушала свои слова и не понимала, зачем все это говорит. Открывает душу служанке, как будто близкой родственнице. Но было так хорошо сидеть в теплой кухне за столом рядом с симпатичной и все понимающей синьориной Морини, занимаясь нехитрой домашней работой, что она отмахнулась от непрошеных опасений.

Кроме того, итальянка, должно быть, понимала не больше одного слова из трех ею сказанных.

— Почему не может? — поинтересовалась домоправительница и показала рукой в сторону окна, выходившего на кухонный дворик, за которым начинался склон, покрытый светло-зеленой весенней травой. — Она здесь счастлива, разве нет? Здесь есть чем заняться. Если она захочет любить, то найдет любовь.

— Полагаю, любовь — это не главное, — вздохнула Александра. — У нее нет приданого. И ей необходим муж именно сейчас, пока она не лишилась очарования юности. Я не должна была привозить ее сюда. Получается, что еще один год потерян.

Морини пожала плечами:

— Если она захочет замуж, то выйдет за герцога.

Александра засмеялась:

— За герцога? Знаете, мне не хочется вас разочаровывать, синьорина, но это даже не обсуждается. Во-первых, Уоллингфорд не из тех, кто женится. А во-вторых, она только что высыпала ему на голову мешок гусиного пуха.

Синьорина, улыбнулась улыбкой опытной понимающей женщины:

— Великолепно. У надменного герцога наверняка раньше не было женщины, которая вываляла бы его в перьях.

— Нет, — хихикнула Александра и сама себе удивилась. У нее никогда не было склонности к глупому хихиканью. — Уверена, такой женщины у него действительно не было.

— Он влюбится в нее, — уверенно предсказала синьорина Морини, — я не сомневаюсь.

Александра, в отличие от домоправительницы, такой уверенности не испытывала и потому промолчала. Она подобрала последние бобы, положила их на места и только тогда заговорила:

— Все сделано.

— Grazia, mia donna, — сказала синьорина Морини и встала из-за стола. — Вы мне очень помогли. Бобы будут готовы к ужину.

— К ужину, — повторила Александра.

К своему немалому удивлению, она поняла, что ждет его с нетерпением.

Кулак Уоллингфорда с размаху опустился на обеденный стол. Тарелки задребезжали.

— Берк, неужели ты не слышал ни слова?

Финн аккуратно поправил свою тарелку.

— Боюсь, я действительно ничего не слышал. У меня возникла проблема с батареей, которую я никак не могу решить, и твое брюзжание ничуть не помогает. Пенхоллоу, друг мой, передай мне, пожалуйста, оливки.

— Что? — Лорд Роуленд повернулся к нему и растерянно моргнул. — Ты сказал, оливки?

— Да. Они стоят слева от тебя. Да, именно эти. Спасибо.

Кулак Уоллингфорда снова соприкоснулся со столом.

— Берк, ты несносный ублюдок!

— Ваша светлость, — воскликнула леди Сомертон.

— Прошу меня простить, леди Сомертон, но этот человек заслужил все, что я ему говорю. Дело в том, что я пытаюсь защитить его же собственную жалкую шкуру!

Уоллингфорд схватил свой стакан и влил в себя изрядную порцию кьянти. Взгляд, которым он в это время одарил Финна, должен был заставить того содрогнуться от страха.

— Могу тебя заверить, что моя шкура в безопасности, — спокойно ответил он.

— Его светлость уверен, — сказала леди Морли, положив вилку и нож на пустую тарелку, — что я хотела соблазнить вас, чтобы выиграть это глупое пари.

Вмешалась Абигайль, сидевшая на другом конце стола.

— Но это же абсурд, — завила она. — Если ты соблазнишь мистера Берка, автоматически будет засчитана ничья, разве нет?

Все головы повернулись в сторону мисс Хэрвуд. Она отнеслась к столь повышенному вниманию с восхитительной сдержанностью и лишь переводила взгляд с одного лица па другое, как будто искала ответ на свой разумный вопрос.

— Да, — наконец сказал Финн. — Думаю, что так и будет.

Мисс Хэрвуд повернулась к герцогу:

— Вот видите? Так что можете не переживать по поводу соблазнения, ваша светлость. Ни один разумный человек не станет изобретать такой план. Два объявления в «Таймс». Кто же пойдет на такое?

Физиономия Уоллингфорда угрожающе побагровела.

— Боже правый, Уоллингфорд, — сказала леди Морли. — Вам необходимо обратить самое пристальное внимание на состояние нервной системы. Так недалеко и до апоплексического удара. Вы обладаете медицинскими знаниями, мистер Берк?

— К сожалению, только самыми поверхностными, — ответствовал Финн и положил в рот оливку. — Их хватит только на то, чтобы в крайнем случае ослабить его галстук.

— Рад, — сказал ледяным тоном Уоллингфорд, — что не даю вам скучать. Можете потешаться надо мной сколько угодно, но ты, — он указал пальцем на Финна, — и ты, — на этот раз он указал пальцем на лорда Роуленда, — понятия не имеете, что задумали эти женщины. С момента нашего прибытия сюда месяц назад они строят козни и изводят нас, стараясь сделать нашу жизнь здесь невыносимой и заставить уехать, чтобы замок остался только в их распоряжении. Даже вы, леди Морли, не настолько испорчены, чтобы отрицать этот очевидный факт.

Леди Морли пожала своими изумительными плечами:

— Я была бы счастлива, проводив вас отсюда, Уоллингфорд, и никогда этого не скрывала.

«Только Уоллингфорда». Финн положил в рот еще одну оливку и с наслаждением почувствовал ее нежную соленость. Или она по каким-то, известным только ей причинам, пытается заставить герцога ревновать, или… Но его мозг отказался развивать эту мысль, Если леди Морли хочет привязать к себе одного из мужчин, находящихся в этой комнате, то это, вне всяких сомнений, Уоллингфорд. Все остальное было бы понижением ее теперешнего социального положения, на что леди Александра ни за что не согласится.

Уоллингфорд злобно прищурился:

— Прекрасно, леди Морли. Я хотел бы предложить вам внести изменение в пари. И повысить ставки.

— Ох, Господи, тебе что, нечего больше делать, Уоллингфорд? — поморщился Финн. — Читай! В твоем распоряжении достаточно книг. В конце концов, мы именно для этого сюда приехали.

— Герцог может присоединиться к нашим литературным дискуссиям в салоне, — сказала леди Морли. — Мы были бы рады услышать мнение мужчины. Хотя должна предупредить, Что на случай плохой погоды в наш салон следует приносить зонтик.