Том неуверенно посмотрел на огромного орла. Его огромные когти поскальзывали по гладкому каменному полу.

— Обещаешь, что мы не полетим далеко?

— Да-да-да! Хватит лепетать, залезай.

Том вздохнул. Разве у него был выбор?

— Ладно.

— Будь осторожен, старина, — прошептал мамонт. — Он безумен, груб и…

— Придержи язык, скирда плесневелая! — перебил его огромный хищник.

Том осторожно зашел орлу за спину и обеими руками обнял его могучую шею.

— Так? — с беспокойством спросил он.

Больше держаться было не за что.

— Для начала сойдет, — проскрипел орел. — Теперь перебрось ногу через мою спину и, ради всего святого, держись крепче.

Мальчик так и сделал, и огромная птица, несколько раз взмахнув широкими крыльями, взмыла к стеклянной крыше. Затем она протиснулась сквозь разбитую панель и снова взлетела, поднимаясь все выше над залитыми дождем домами. Вцепившись в орлиную шею, Том подался вперед, чтобы лучше видеть проносящийся внизу серый город. Горели рождественские огни, по тротуарам, втянув головы в плечи, уныло брели под зимним дождем нагруженные покупками прохожие. Несколько ребятишек остановились, восторженно показывая пальцами на летящую в вышине огромную птицу, но больше никто не обратил на них внимания.

— Мерзкая погода, — ворчливо заметил орел. — Надоел этот дождь. Держись крепче.

Внезапно он начал резко набирать высоту. Том почти повис на руках, когда они едва ли не вертикально взмыли сквозь низкие тучи. Ветер засвистел у него в ушах. Наконец вспыхнул ослепительный свет, и они вынырнули навстречу совершенно новому пейзажу. На фоне ярко-голубого неба убегали вдаль бесконечные холмы розовых облаков с золотистыми кромками. Орел выровнялся и полетел над ними, неторопливо и размеренно взмахивая крыльями.

— Ты же говорил, мы не полетим далеко! — попытался перекричать свист ветра Том.

— Мы и не собираемся! — ответила птица. — Взгляни-ка вперед.

Щурясь от яркого солнца, мальчик разглядел радиомачту с мигающим красным огоньком на вершине, словно перископ высунувшуюся из моря облаков примерно в полумиле от них.

— Недурное место для дружеской беседы, верно?

Через минуту они были на месте. Том с облегчением убедился, что конструкция, издалека выглядевшая хрупкой, на поверку оказалась металлической, прочной и даже достаточно широкой, чтобы на ней сидеть. Как только орел приземлился, он спустил ноги на перекладину, крепко схватился руками за стойку и развернулся лицом к заходящему солнцу. Птица была права — место оказалось отличное, словно они прибыли на самую вершину мира.

— Так-то лучше, — проронил орел, устраиваясь напротив. — Я предпочитаю места повыше, если ты не против. Не люблю привлекать внимания, сам понимаешь.

Теперь наконец Том смог получше разглядеть огромную птицу. Она определенно не походила ни на одного известного ему орла и великолепно смотрелась в золотистых лучах солнца. Перья были длинными и широкими, иссиня-черными с белыми крапинками на концах, а живот покрывали леопардовые пятна. Крупная голова оказалась блекло-серой, с пронзительными желтыми глазами и длинным белым клювом, придававшим птице неизменно свирепый вид. Шею у основания окружал воротник из синих перьев, пальцы оканчивались огромными, словно грабли, оранжевыми когтями. Она выглядела могучей и быстрой, но мальчик не мог соотнести ее ни с одним известным ему уголком мира.

— Полагаю, ты гадаешь, что я за существо, верно, Том?

Том кивнул. Он никогда не видел так близко ни одного крупного орла, но был уверен, что они выглядят совершенно иначе.

— Так ты…

— Сборная солянка, приятель. Помесь, если хочешь. Страус, сова, беркут, казуар, кондор, китоглав, бородач… кто угодно. Лучшие части, собранные вместе. Поэтому я и не нравлюсь этим ребятам там, внизу.

— Почему же?

— Потому что я не подлинный. Я никогда не жил и не мог жить. Поэтому недостоин места в музее. Кстати, я все равно ни за что не согласился бы торчать в этой мрачной дыре, — добавил огромный хищник резким тоном. — Не по нраву мне торчать на одном месте.

— Значит, Август… сделал тебя?

— Вот именно. Как воплощение одной из своих бредовых фантазий. Но если задуматься, получилось просто великолепно. Я хотел сказать, что все работает! Старина Август был большим мастером в подобных делах.

Том уставился на удивительное существо. Казалось невероятным, что оно сметано из множества разных птиц и все же выглядит таким… ну, настоящим.

— Так почему же ты ко мне привязался?

— Видишь ли, Том Скаттерхорн, мы с тобой оба путешественники и во многом схожи. На свете не много таких птиц, как я, и таких людей, как ты.

Том ничего не понял.

— Что это значит — оба путешественники? Я не такой, как ты.

— О, точно такой же, приятель. Я поверил твоему рассказу о том плетеном сундуке, потому что путешествовал и сам. Только другими путями. — Птица скосила на него сердитый желтый глаз и кивнула. — Вот так-то, приятель.

— Но как?

Огромный орел взъерошил перья и отвернулся к заходящему солнцу.

— Hirundo[32] — позвал он. — Будибуди!

Из облаков вынырнула черная точка и молниеносно ринулась к ним. Она по высокой дуге обогнула мачту и начала снижаться, описывая круги. Когда крохотная голубоватая тень промелькнула мимо Тома, он узнал в ней ласточку. Орел склонил голову набок и мягко заговорил на каком-то странном, неизвестном мальчику языке. Птаха отвечала ему.

— Это мой штурман, Том, — тихо пояснил орел. — Видишь? Мы понимаем друг друга.

Он продолжил беседовать с ласточкой, присевшей на металлическую опору над их головами.

— Ты, должно быть, гадаешь, как я научился разговаривать с моим приятелем? Ладно, открою маленький секрет, — проскрипел орел. — Когда Август произвел меня на свет, он дал мне нечаянное преимущество над нашими друзьями там, внизу. Я способен говорить на языке птиц. Настоящих птиц, понимаешь, не чучел. И все благодаря вот этому. — Орел поднял лапу и постучал огромным когтем по своей странной голове. — «Описательному словарю коренных языков Западной Австралии» тысяча восемьсот девяносто первого года. Вот чему. И там есть один древний диалект, некогда известный людям, но теперь безвозвратно утраченный.

Том был поражен, но поверил. Он видел, как Август набивает черепные коробки экспонатов подвернувшимися под руку газетами или страницами старых книг.

— Понимая, что в музее мне не рады, и будучи по натуре своей бродягой, я начал во время прогулок разговаривать с этими ребятками, — продолжил орел. — И от них узнал, что есть способы вернуться назад. Или переместиться вперед, если хочешь.

— Вперед и назад… то есть во времени?

— Если хочешь, да.

Солнце утонуло под розовыми облаками, и небо вокруг полиловело. Голова Тома шла кругом, сознание попросту не вмещало все это.

— Значит, птицы могут путешествовать во времени?

— Нет, приятель, — проворчал орел. — Не все. Только некоторые, те, кто знает нужные места. Надо разбираться в атмосферных помехах, магнитных силах и всевозможных штуках, о которых вы, ребята, и представления не имеете.

— Какие места? — спросил Том.

— Сейчас попытаюсь объяснить. — Огромная птица на миг задумалась, глядя, как волны розовых облаков захлестывают радиомачту. — Просвет между ударом молнии и раскатом грома — там они, например, бывают, а иногда еще отражаются в радуге или соскальзывают по смерчу. Надо только точно определить угол и скорость подлета — вот и все дела.

Мальчик пораженно уставился на орла: тот говорил обо всем этом как о чем-то само собой разумеющемся и, похоже, не выдумывал.

— И ты можешь видеть такие места?

— Ну, не совсем видеть. Со временем у тебя вроде как чутье появляется, где именно они могут быть. Знаю, это кажется полной чепухой, но так оно и есть.

— Значит, ты на самом деле бывал в будущем?

— Да, приятель.

— Ну и как там?

— Отлично, приятель, — насмешливо ответил орел. — Настоящий рай. Высший класс.