Я уставилась в неясные очертания. Хотела окликнуть, но слова не шли из горла, сколько ни открывала рот. Фигура двинулась навстречу — крупная, тучная. Это была Щука.

— Что-нибудь хотели, мисс Брет?

— Н-нет. Я не могла уснуть, вышла глянуть, все ли в порядке с Эдвардом.

— С Эдвардом будет все в порядке, — сказала она, словно отметая как неуместное всякое сомнение в этом.

— Спокойной ночи, — попрощалась я.

Она молча кивнула. Я вернулась в комнату, закрыла дверь. Я никак не могла прийти в себя от мысли, что за мной, ничего не подозревавшей, следили.

Что ей было там нужно? Подслушивала за дверью комнаты, которую занимали Моник и Редверс? Готовилась в случае надобности броситься на выручку «мисси» Моник?

Я вернулась в постель. Как ни странно, меня бил озноб при такой влажной жаре. Прошли, казалось, бесконечные часы, пока меня сморил сон.

Наутро меня подняла Перо, принесшая в комнату завтрак. Он состоял из мятного чая, гренок с маслом и приторным джемом неизвестно из каких фруктов, ломтя арбуза и пары сахарных бананов.

— Устали? — спросила улыбающаяся Перо. — Плохо спали?

— Это от непривычной постели.

Она бесхитростно, по-детски улыбалась. Удивительно, как все меняется с наступлением дня. При свете сочившегося сквозь ставни солнца обстановка комнаты была убогой, но отнюдь не зловещей. Пока я завтракала, явился Эдвард. Присев на мою кровать, он хмуро заявил:

— Мисс Брет, не хочу здесь оставаться. Хочу продолжать плавание на «Невозмутимой леди». Как вы думаете, капитан возьмет меня с собой?

Я молча мотнула головой.

— Жаль, — вздохнул он. — Вряд ли мне здесь понравится. А вам?

— Поживем — увидим, — уклонилась я.

— Но капитан завтра отплывает.

— Он еще вернется.

Это утешило его не меньше моего.

Редверс к этому времени вернулся на судно. Шантель была занята с Моник, которая опять занемогла. Все время, пока она была у больной, Щука не выходила из комнаты, не сводя глаз с Шантели — по словам сестры, она впивалась в нее, словно василиск или Медуза Горгона.

— Уж не знаю, что, по ее разумению, я делала с ее драгоценной мисси. Я было пожаловалась, но мисси сказала, пускай останется. Пришлось смириться, иначе она непременно устроила бы истерику.

Эдвард был не так требователен, как ее подопечная. Раз ему было нельзя с капитаном, то не отходил ни на шаг от меня. Решив осмотреться, я спросила Перо, где мы будем проводить уроки.

Счастливая тем, что может услужить, она жестом указала наверх. Там размещалась старая классная комната, где в свое время училась мисси Моник, сообщила она. Она с готовностью покажет.

Собрав привезенные с собой учебники, мы поднялись в просторную комнату наверху. Окна были без ставен, и из них открывался хороший вид на бухту. Я сразу заметила стоявший на якоре корабль, но, чтобы не расстраивать, не стала говорить Эдварду.

В комнате имелись большой стол и приставленная к нему деревянная скамья. Последняя развеселила Эдварда: мигом оседлав ее, он принялся погонять скамейку, крича то «но!», то «тпру!», пока я осматривалась по сторонам. В книжном шкафу обнаружилось несколько учебников и книг для чтения. Открыв стеклянные дверцы и перелистав книжки, я признала их полезными.

Пока я рассматривала книги, явилась Щука. Эдвард опасливо поглядывал на нее. Я догадалась, что она уже делала попытки втереться к нему в доверие, изображая любящую няньку, но ему это не нравилось.

— Вы уже здесь, мисс Брет, — заговорила она. — Я смотрю, вы времени не теряете.

— Нам пора возобновлять уроки. Вот и проводим разведку местности.

— Разведку местности, — подхватил Эдвард, стегая скамейку. — Но!

Щука приторно-сладко улыбалась мальчику, но он ее словно не замечал.

Когда она подсела к нему не скамейку, он немедленно вскочил и принялся гонять по комнате.

— Я «Невозмутимая леди», — пронзительно взвизгивал он, подражая корабельной сирене. — Все на месте и готовы к отплытию, сэр.

Я невольно рассмеялась. Щука тоже улыбалась, демонстративно отвернувшись от меня к нему. Когда она снова повернулась ко мне, ее глаза сверкнули, опять вогнав меня в дрожь, как накануне ночью, когда я увидела ее в коридоре.

Рядом с книжным шкафом стояло кресло-качалка вроде того, что я видела на балконе. Она села и начала раскачиваться. Меня раздражал скрип несмазанных балансиров, а ее присутствие угнетало. «Неужели так и будет ходить за мной следом?» — недоумевала я. Я твердо решила, что не стану терпеть ее присутствия на уроках, но пока что не могла просто так выдворить се, и, так как ее молчание действовало на нервы, я заговорила первой:

— Я вижу, у нас тут настоящая классная комната.

— Чего вы не ожидали? Думали, на Коралле нет классных комнат?

— Разумеется, ничего подобного я не думала. Но у комнаты такой вид, словно в ней училось несколько поколений.

— С чего вы это взяли? Здесь ничего не было, пока месье не построил этот дом.

— И миссис Стреттон была единственной ученицей?

— Ее звали мисс Баркер.

— Кого?

— Гувернантку.

И, улыбаясь чему-то своему И что-то бормоча, энергично раскачала качалку. Судя по тону, ее высказывание было нелестным для мисс Баркер.

— Она приезжала из Англии? — осведомилась я.

— Да, с одной семьей, — кивнула она. — Первым приехал муж: посмотреть, смогут ли они здесь закрепиться. С ними были мальчик и девочка, а при них гувернантка. Тогда месье решил, что пора учиться и мисси Моник. Гувернантка приходила сюда, в этой комнате давала им всем уроки: мисси Моник, мальчику и девочке.

— Надо полагать, она была рада компании.

— Какое там! Все время дрались. Девочка ее ревновала.

— Жаль.

— А мальчик, натурально, влюбился.

Мне стало не по себе. Я представила Моник: дерзкого, испорченного ребенка.

— Значит, гувернантка давала им вместе уроки, — продолжала я. — Большое удобство.

— Это продолжалось недолго. Они уехали: не прижились на острове. А мисс Баркер осталась.

— И что с ней сталось?

— Умерла, — с улыбкой сказала Щука.

— Печально.

— Это было не сразу. Сначала учила нашу мисси, и та ее полюбила. Она была плохая гувернантка, нестрогая. Хотела нравиться мисси…

— Потакала, — подсказала я.

Она раскачивалась взад-вперед.

— И она умерла. Похоронена на холме. У нас там христианское кладбище.

Огромные глаза скользнули по мне: верно, снимали мерку для гроба.

До чего неприятная особа!

Днем на берегу случилась большая суматоха. Я отдыхала в своей комнате, скрываясь от жары. Этому обычаю следовали все в доме — и, по-моему, вообще, на острове. Ничего не делать, лежа за закрытыми ставнями в самое жаркое время дня, представлялось мне единственно возможным способом существования.

Я слышала шум, но не придала значения — о том, что произошло, мне рассказала Шантель.

— Наш бравый капитан сегодня герой дня, — объявила она, врываясь ко мне.

— В каком смысле герой?

— Пока ты здесь валялась, в бухте решался вопрос жизни и смерти.

— Капитан…

— Да, еще раз выказал свою доблесть.

— Шантель, прошу тебя, будь серьезней.

— Он спас жизнь Дика Каллума.

— Что? Капитан?

— Ты будто удивлена. Неужто не ждала от него такого героизма?

— Расскажи толком, что произошло. Неужели он…

— Да. Представь себе, выглядит, будто не имеет никакого отношения к происшедшему. Словно каждый день спасает людей.

— Но ты так и не говоришь, что случилось.

— Как ты нетерпелива! Короче говоря, Дик Каллум надумал искупаться. Его предупреждали, что здешние воды кишат акулами, но он лишь отмахнулся. Только сунулся в воду, акулы насторожились. Вдруг его схватила судорога. Он закричал. Наш капитан оказался на месте и — как там у Шекспира? — на высоте положения. Спас его. Вытащил прямо из челюстей акулы-убийцы.

— Он это сделал?