— Перо принесла свечи, но предупредила, чтобы не зажигали, пока есть возможность что-нибудь разглядеть без света. Свечи на острове в большой цене.

— Не верю, чтобы они так обеднели. Подозреваю, что у нашей мадам мания откладывать денежки. Сейчас ты очень миленькая, Анна.

— Это от света дорогих свечей. Он скрывает все недостатки. Сама знаешь, как он смягчает черты лица и придает блеск глазам.

— Удивляюсь, что нас зовут к семейному столу — всего-навсего сестру и гувернантку.

— Она призналась, что так оно выходит дешевле.

— И мне сказала.

— Анна, мы с тобой попали в сумасшедший дом, — рассмеялась Шантель.

— И нам остается только одно: ждать.

Она подошла к окну и растворила ставни.

— Иди сюда. Увидишь корабль.

Он стоял на якоре в бухте, там же, где, должно быть, стояла когда-то «Роковая женщина».

— Невольно чувствуешь себя в безопасности, — заметила я.

— А что ты скажешь, когда он уйдет, Анна?

Я вздрогнула.

— Посмотрим.

— Ничего, это всего на два месяца.

— Ты уверена?

Она улыбнулась.

— Абсолютно. Не останусь ни на один лишний день.

— Значит, ты уже решила?

— Всеми косточками чую, — шутя ответила она, — больше мне не выдержать.

— Ты выражаешься как пророчица.

— Если угодно.

— Мне бы не хотелось остаться здесь одной.

— «Куда ты идешь, туда и я пойду». На этой библейской ноте пойдем-ка вниз к обеду.

Шантель распахнула дверь, освещая подступы к керосиновой лампе, тускло чадившей в глубине коридора. Я затворила ставни и задула свечу. В наступившей темноте комната приняла жутковатый вид.

Но сквозь щели ставен просматривались очертания «Невозмутимой леди», стоявшей на якоре посреди бухты, а внизу, должно быть, уже появился Редверс. Я была рада, что его присутствие скрашивало наш первый вечер на Коралле.

Стол украшал поразительной красоты канделябр. Несмотря на странность всего, что меня окружало, я сразу заметила его: юная богиня держала планку, на которой крепились свечи. «Бесценная вещица, — мысленно определила я. — Французская работа, как и большинство стоящих предметов, которые попадались в доме. Вполне достойна версальских столов». Свечи отбрасывали на все вокруг мерцающие тени. Нас оказалось довольно-таки много в первый вечер. «Каково будет, когда за этим столом будет сидеть всего четверо», — поежилась я.

Во главе стола сидела мадам де Лауде. По ее правую руку помещался Ред. Напротив, поражая всех на удивление легким дыханием, сидела Моник. Справа от нее был Айвор Грегори, слева — Дик Каллум. Нас с Шантелью посадили друг против дружки.

Подавали Перо и Жак: Щука, надо полагать, была занята на кухне. Основным блюдом была рыба неизвестного мне вида, вероятно, обитательница здешних вод. Следом подали бобы и овощи, потом тающий во рту ананас. Запивали мы французским вином отменного качества, хоть я и не знаток по этой части.

Поначалу беседа текла гладко. Говорили о плавании, о спутниках-пассажирах, с которыми расстались. Я то и дело чувствовала на себе глаза Реда, а, отворачиваясь, ловила взгляд Дика Каллума. Шантель затеяла легкий флирт с Айвором Грегори. Особенно разговорилась Моник, поощряемая снисходительными кивками матери.

Мадам де Лауде держалась очень важно: я в самом деле поверила, что она много принимала в свое время. Я представила эту комнату, заполненную гостями и целиком обставленную стильными вещами вроде украшавшего наш стол канделябра.

— Как считаете, капитан, — неожиданно спросила хозяйка, — сестре Ломан и мисс Брет здесь понравится?

— Надеюсь, что понравится, — неуверенно ответил он.

— После Англии им все здесь покажется другим. Здесь действительно все другое, правда?

— Да, несколько теплее, — шутливым тоном сказал Редверс.

— Мне сразу захотелось, чтобы они приехали, как только узнала, что их наняла леди Кредитон. Я наслышана, как они оказались полезны… во время плавания. Надеюсь, они пожелают остаться.

— Да, обе были полезны, — подтвердила Моник. — Сестра Ломан меня прямо изводила.

— Мадам де Лауде поймет, что я это делала ради вашего блага, — парировала Шантель.

Моник надула губки.

— Она заставляла меня соблюдать диету и вдыхать этот вонючий дым.

— По предписанию врача, — уточнила Шантель. — Кстати, подтвержденному присутствующим здесь доктором Грегори.

— Я убежден, мадам, что миссис Стреттон повезло, что ей досталась такая дельная сестра, — отозвался доктор Грегори.

— Сестра Ломан смотрела за мной, а мисс Брет за Эдвардом. Эдвард постоянно искал общества своего отца — следовательно, его искала и мисс Брет.

Неожиданно я услыхала собственный, словно чужой, голос:

— Эдварду не так часто позволялось подниматься на мостик, и, естественно, он пользовался любой возможностью, чтобы узнать побольше.

Моник смотрела то на меня, то на Шантель. Я догадалась, что она что-то затеяла. «Интересно, что она рассказала матери», — мелькнуло у меня в голове.

— Принято считать, что, когда на борту пассажиры, главная обязанность капитана — делать, чтобы им было не скучно, — заговорил Ред. — Увы, это заблуждение, хотя, уверяю вас, это было бы очень приятно. Дело капитана — вести судно. Разве не так, Каллум?

Дик Каллум с готовностью подтвердил его слова, прибавив, что и для офицеров главная забота — корабль.

— И нет никакой жизни вне службы? — поинтересовалась мадам.

— Отчего же, и на нашу долю выпадает момент, когда мы вольны отвлечься в обществе, только не так часто, как хотелось бы.

— Поэтому капитанскую жену держат чуть не в заточении, — вставила Моник. — Грустно, не правда ли?

— Как, по-вашему, доктор, плавание благоприятно сказалось на моей дочери?

— Думаю, что да, — ответил Айвор Грегори.

— Прежде чем отбудете с острова, вы должны поговорить с местным врачом. Он очень стар и, увы, неважный. Но лучшего нет. Скоро ему на замену приедет молодой человек — из наших островитян. Он сейчас в Англии, практикуется в одной лондонской больнице.

— Завтра же отправлюсь к нему, — обещал Айвор, — и передам досье миссис Стреттон.

— Досье! — вскричала Моник. — Будто речь идет о преступнице, отбывающей наказание.

Все неловко засмеялись, и мадам, разряжая обстановку, сообщила, что кофе подадут в салоне, и пригласила перейти туда.

«Салоном» оказалась длинная комната с выходившими на балкон окнами до пола. В окна виднелась одичавшая лужайка. На балконе стояли кресло-качалка, стол и пара плетеных тростниковых стульев. Из-под пестрых туземных циновок выглядывал щербатый паркет. Мое внимание сразу привлек стол. Несомненная работа Жоржа Якоба. Эбоновый шпон с дивным зубчатым орнаментом по краям. Не удержавшись, я провела пальцами по поверхности черного дерева. На ней был густой слой пыли. Такое отношение граничило со святотатством. Кроме стола, имелось несколько стульев еще более раннего периода с желобчатыми спиральными ножками; их парчовая обивка залоснилась, но это дело поправимое — главное, прекрасная рама и орнамент из маргариток доказывали их подлинность.

Перо внесла кофе, поставив прямо на стол Якоба. Дешевый поднос был здесь неуместен, но кофейник, молочник, сахарница и щипцы явно были из английского сервиза георгианского времени.

Скользя по парчовому покрывалу стула, мадам де Лауде осведомилась, как нам нравится здешний кофе. Пока она разливала его по чашкам, я гадала, какова была жизнь в этом доме при покойном муже. Теперь она боролась с бедностью, экономила на свечах, при том что была окружена предметами, стоившими целого состояния.

Комнату освещали лампы. Их было всего две, в противоположных углах: света явно недоставало, в комнате царил полумрак. Я задумалась, как бы расставила мебель. Непременно перенесла бы сюда замечательный канделябр, который видела в столовой. Постаралась бы собрать вместе предметы одной эпохи.

Моник вредничала весь вечер. Разговор сбился на Рекса Кредитона. Мадам де Лауде не терпелось узнать о нем как можно больше: она вообще не скрывала своего любопытства к Кредитонам. Неужели рассчитывала благодаря браку Моник избавиться от бедности?