Я приняла приглашение, и мы отправились в открытой коляске. Мы с миссис Маллой укрывались от жаркого солнца под зонтами и широкополыми шляпами.

Странное чувство охватило меня: мысли возвращали в те далекие дни, когда я жила здесь с родителями. Видя женщин, прямо в реке стиравших белье, разглядывая резьбу по слоновой кости и медную чеканку, ковры и шелка на базарах, я словно вернулась в детство. Проезжая мимо кладбища на горе Малабар, я искала глазами страшных стервятников.

Когда я поделилась своими воспоминаниями с Диком Каллумом, он живо заинтересовался. Миссис Маллой и старший помощник слушали вполуха, только из вежливости: их больше интересовало собственное общество.

Мы сошли с коляски у чайной и далее гуляли по отдельности: миссис Маллой и старший помощник и я с Диком Каллумом. Перед входом в чайную уличные торговцы разложили свой товар: красивые шелковые шали, кружевные скатерти и салфетки, ослепительно белых резных слоников с острыми бивнями. Они наперебой зазывали нас что-нибудь купить, и мы остановились. Я приобрела скатерть, которую решила послать домой для Элен, и слоника для миссис Баккл. Я похвалила шелковую шаль с серебристо-голубым шитьем. Дик Каллум купил ее.

— Прямо неловко их разочаровывать, — пояснил он свой поступок.

В чайной было прохладно. К нашему столу тотчас подошел иссохший старик продавец с павлиньим веером. Дик купил мне веер в подарок. Пока мы пили освежающий чай, он спросил:

— Что будет после нашего прибытия на Коралл?

— До этого еще далеко.

— Недели через две после Сиднея.

— Сначала надо доплыть до Сиднея.

— Вы там останетесь?

— Это еще не решено. Леди Кредитон с самого начала ясно обрисовала мое положение. Если я придусь не ко двору или мне самой захочется вернуться, то меня возвращают за счет компании. То же касается и сестры Ломан.

— Я заметил, вы близкие подруги.

— Не представляю, как бы я жила без нее, хотя совсем недавно даже не подозревала о ее существовании. Мы сблизились словно сестры, иногда мне кажется, будто знаю ее всю жизнь.

— Очень эффектная особа.

— Я не встречала никого красивее ее.

— А я встречал, — сказал он, серьезно глядя на меня.

— Не верю, — возразила я шутливым тоном.

— Хотите знать кого?

— Едва ли — все равно вам не поверю.

— Но если я в этом уверен…

— Значит, вы заблуждаетесь.

— Не представляю, что станет с «Невозмутимой леди» после того, как вы сойдете на берег. Моряки привязчивый народ, многие имеют друзей на берегу.

— Тогда и мы подружимся.

— Хоть одно утешение. Хочу вас кое о чем попросить. Выйдете за меня замуж?

Мои руки вцепились в веер: вдруг стало снова жарко.

— Вы… вы это серьезно?

— Естественно.

— Но вы меня почти не знаете.

— Знаю вас с самого отплытия из Англии.

— Это совсем недолго.

— На судне быстро узнаешь людей. Это все равно что жить в одном доме. Не то что на берегу. Наконец, разве это имеет значение?

— Да, и большое. Нужно досконально знать человека, с которым вступаешь в брак.

— Возможно ли досконально узнать другого? Во всяком случае, вас я узнал достаточно, чтобы понять, чего хочу.

— В таком случае вы… поспешили.

— Я никогда ничего не делаю сгоряча. Я все обдумал и решил: Анна создана для меня. Красива, умна, добродетельна. Одним словом, надежна. Это качество я ценю превыше всего остального.

В первый раз в жизни мне делали предложение, хоть мне уже минуло двадцать восемь. Как это расходилось с моими давними представлениями, еще из той поры, когда я мечтала, что кто-нибудь сделает мне предложение. Бесстрастный, сухой реестр моих достоинств, главным из которых признавалась надежность.

— Слишком рано я завел об этом разговор, — вдруг сник он.

— Вероятно, вам вообще не следовало об этом заговаривать.

— То есть, вы хотите сказать, ответ будет «нет»?

— Только таким он и может быть, — сказала я.

— Так и быть, пока что принимаю. Он еще может измениться.

— Вы мне по душе, — сказала я. — Вы были очень ко мне добры. Я уверена, вы такой же надежный, какой считаете меня, но я не думаю, что это достаточное основание для вступления в брак.

— Есть и другие причины. Я вас люблю, разумеется. Я не умею красиво выражаться, как некоторые. Не то что наш галантный капитан, который, уж я-то знаю, разразился бы пылкой речью… и действовал бы соответственно — при том что в действительности не думал бы и половины того, что наговорил.

Я пристально глянула ему в глаза.

— Почему вы его так не любите? — требовательно спросила я.

— Возможно, потому, что чувствую вашу к нему симпатию. Анна, выбросьте его из головы. Не давайте играть вами, как это было с другими.

— Другими?

— Господи, неужели вы думаете, что вы первая? Гляньте на его жену. Как он с ней обращается.

— Довольно-таки обходительно.

— Обходительно! Да он родился обходительным. Это у него орудие, средство обольщения. Шарм! Вот что дало ему место в Замке, пост в компании. Да, шарма у него не отнимешь — как и у его матери. Этим и прельстила сэра Эдварда. Поэтому наш капитан волен идти своим беззаботным путем — может быть замешан в скандал, который погубил бы любого другого, но выручает шарм, его вечное оружие.

— Не понимаю, о чем вы.

— Вы ведь слышали о «Роковой женщине»? Если нет, то пора услышать. На корабле было состояние. Говорят, сто тысяч фунтов — все в бриллиантах. И что с ним случилось? Что сталось с торговцем? Он умер на борту и, как водится, был погребен в море. Сам видел, как гроб уходил в воду. Службу отправлял капитан. Бедняга Джон Филлимор, так скоропостижно умереть! А его бриллианты? Куда они делись? Никто так и не узнал. А корабль был взорван в заливе Коралл.

Я поднялась.

— Не хочу слушать.

— Садитесь, — сказал он, и я повиновалась. Меня занимала вдруг происшедшая с ним перемена: пылкая ненависть к капитану выдавала, что он в самом деле верил, будто Редверс убил Джона Филлимора и похитил его бриллианты.

— Я должен с вами говорить, Анна, — продолжал он, — потому что люблю вас. Я обязан вас спасти. Вы в опасности.

— В опасности?

— Мне известны все ее признаки. Я плавал с ним и раньше. Не стану отрицать, у него есть подход к женщинам, который мне недоступен. Он вас обманет, как до этого обманул свою бедную жену, хоть и не смог выйти сухим из воды. Истинный пират, если хотите знать. Двести лет назад туда была бы ему прямая дорога, непременно плавал бы под Веселым Роджером. К сожалению для него, сейчас не поживишься на больших морских дорогах, но, если можно завладеть состоянием в сотню тысяч фунтов, он своего не упустит.

— Вы отдаете отчет, что говорите о собственном капитане?

— На судне я беспрекословно выполняю его команды, но сейчас я не на борту. Я разговариваю с женщиной, на которой хочу жениться, и намерен донести до нее всю правду. Так где бриллианты? Ясно, где — и не одному мне, — но, понятное дело, ничего не докажешь. Спрятаны в надежном укрытии где-нибудь в иностранном порту. Дожидаются в кубышке своего часа. Сами знаете, бриллианты так просто не сбудешь. Их можно узнать, поэтому и вынужден действовать с оглядкой. А сокровище подождет. Главное, раздобыл — теперь он не хуже других.

— Дикая логика.

— Могу подкрепить доказательствами.

— Почему бы вам не выложить их самому капитану?

— Анна, дорогая, вы не знаете капитана. У него на все найдется ответ. За словом в карман не лезет. Разве не он так ловко избавился от судна — места преступления? Капитан, потерявший корабль! Много ли найдется таких? Другого бы выгнали взашей — спрятался бы на заброшенном островке вроде Коралла и носу не казал людям. Впрочем, он там не пропал бы с его сокровищами, жил бы себе богачом.

— Вы меня поражаете второй раз за день, — заявила я. — Сначала объяснением в любви ко мне, а потом — в ненависти к капитану. И, должна отмстить, у вас больше пыла в выражении ненависти, чем в любви.