— Ты был бы рад… рад… — кричала она, заходясь в кашле.

Я приблизилась к ним, капитан покосился на меня.

— Сам отнесу, — вдруг сказал он и взял ее на руки, как ребенка.

Я пошла следом за ними в ее комнату. Чувствовала за спиной изумленное молчание всех остальных: на минуту даже забыли о мальчике.

Опасаясь, что приступ близится к кульминации, я мечтала, чтобы она поскорее оказалась у себя и я могла помочь. Сказав капитану, чтобы послал за доктором, я дала ей прописанную микстуру. Мне казалось, она вот-вот умрет. Это был наихудший приступ со времени моего приезда.

Пришел доктор Элджин, но к этому времени ее дыхание выправилось. Она сильно обмякла от упадка сил, но я была уверена, что угроза для жизни миновала. Перед самым появлением доктора я смогла сообщить ей, что Эдвард нашелся.

Ко второй сцене в один день я была, признаться, не готова. Эдварда нашла я. Это случилось сразу после того, как я дала его матери лекарство и, поудобнее устроив ее, отлучилась к себе в комнату за носовым платком. Свой я отдала Моник. В стене моей комнаты имелся вместительный шкаф величиной с чулан: в нем можно было ходить в полный рост. В этом шкафу, положив на вешалки подушку, уютно свернулся Эдвард.

— Тебя все обыскались, — выговорила ему я. — Немедленно выходи и покажись ради всего святого.

И, взяв за руку, передала его Бетси. Увидев ребенка, та только открыла рот.

— Он пробыл все это время в моем шкафу, — сказала я. — Сообщите всем поскорее, что мальчик цел и невредим.

Я вернулась к больной, где через пару минут узнала, что явился доктор.

День выдался изнурительный. Наконец Моник устроили на ночь. Доктор Элджин дал ей опия, предупредив, что она проспит до утра. Она нуждалась в покое. Я тоже отправилась к себе, решив лечь пораньше. Мне нужно было о многом передумать. Только я сняла платье и, переодевшись в халат, стала расчесывать волосы, как моя дверь распахнулась настежь — и я с изумлением увидела мисс Беддоус. Ее лицо было искажено: должно быть, плакала перед этим; пенсне на носу дрожало, кожа пошла красными пятнами. Редко мне случалось видеть столько злобы — она была направлена на меня.

— Вы будете утверждать, что вы тут ни при чем, — вскричала она, — но я знаю, это сделали вы! Вы злая. Всегда меня ненавидели.

— Мисс Беддоус, — обратилась я к ней, — прошу вас, успокойтесь.

— Я спокойна, — крикнула она.

— Прошу меня простить, но это далеко не так.

— Не пытайтесь применять ко мне свои сестринские фокусы. Не надо со мной сюсюкать. Я считаю…

— А я считаю, что вам изменил здравый смысл.

— Он изменил мне с первого раза, как я вас увидела, иначе была бы наготове.

— Мисс Беддоус, прошу вас успокоиться. Сядьте и расскажите, что произошло.

— Что вы устроили, то и произошло.

— Не представляю, о чем вы говорите. Что такое я могла устроить?

— Чтобы меня отослали. С самого приезда вкрадывались в доверие Эдварда.

— Но…

— Конечно, вы будете отрицать. Сестра Ломан, вы лгунья. Я это знаю. Вы хотите убрать меня с дороги. Невзлюбили и решили смахнуть словно муху.

— Уверяю вас, я не понимаю, о чем вы. Как я могу защищаться, если не знаю, в чем меня обвиняют?

Она осела на стул: растерявшаяся, напуганная женщина.

— Пожалуйста, расскажите, — тихо попросила я.

— Меня выгоняют, — сказала она. — Леди Кредитон послала за мной. Сказала, что, по ее мнению, я неправильно воспитываю Эдварда. Мне велено собраться и уезжать: не в ее обычае уведомлять служащих заранее. Вместо уведомления мне вручили жалованье за месяц вперед.

— О… нет!

— Делаете вид, что удивлены? Вы ведь этого хотели.

— Мисс Беддоус, у меня и в мыслях не было ничего подобного.

— Разве не вы всегда намекали, что у меня нет подхода к мальчику?

— Никогда.

— Он все время пропадал здесь.

— В соседней комнате его мать.

— Он к вам приходил.

— Я его полюбила. Умный мальчик. И ничего больше, уверяю вас.

Она вскочила, надвинулась на меня.

— Это вы его спрятали. Вы держали его в шкафу. Да-да, не отпирайтесь, я знаю.

— Мисс Беддоус, ничего подобного я не делала. Чего ради?

— Потому что знали, что мной недовольны. Решили, пускай это будет последней каплей, как оно и получилось.

— Могу сказать только одно: вы неправы. Мне бы следовало рассердиться на вас, но я вас жалею, мисс Беддоус. Мне ужасно жаль. У вас достаточно… денег?

Ее лицо скривилось от боли. «О Боже, — подумала я, — помоги одиноким женщинам! Особенно тем, которые воспитаны в благородной бедности: этим достается всех больше».

— У меня есть месячное жалованье, — ответила она.

Я пошла к столу, открыла ящик, достала две пятифунтовые бумажки.

— Вот, возьмите, — сказала.

— Я скорее умру, — театральным тоном отвергла она.

— Ну, пожалуйста, я прошу.

— Чего ради вы меня просите?

— Потому что вы в чем-то меня подозреваете. Я не уверена, в чем именно. Думаете, это мои происки. Все совсем не так, но, раз вы меня заподозрили, я просто обязана уговорить вас принять эти деньги.

Она попеременно смотрела на деньги и на меня: я прочла по ее глазам, что она рассчитывала, сколько сможет протянуть на них. Я тотчас представила, как она, сидя в жалкой меблированной комнате, пишет письма по объявлениям, которые представляются такими солидными на бумаге. Представила спесивых въедливых хозяек, брюзгливых старух, которым понадобилась компаньонка, проказливых мальчишек вроде Эдварда. Слезы готовы были навернуться на мои глаза. Она тоже заметила их — они были красноречивее любых слов.

— Но я думала… была уверена… — забормотала она.

— Что это я спрятала ребенка? Но чего ради мне это делать? Неужели сами не видите, насколько это надуманно. О, я вас понимаю. Вы ужасно расстроены. Леди Кредитон поступила… бесчеловечно.

Она часто закивала.

— Прошу вас, пожалуйста, принять эти деньги. Это малость, конечно. Как бы я хотела дать вам больше!

Она села, уставившись перед собой, и я сунула деньги в карман ее платья.

— Сейчас заварю вам хорошего чая, — сказала я. — Чашку крепкого сладкого чая. Сами поразитесь, как вам полегчает.

Я поставила чайник. Я вовсе не была так спокойна, как казалась со стороны: у меня подрагивали руки.

Пока грелся чайник, я заверила ее, что немедленно дам знать, если услышу о подходящем месте. Ведь я, с моей профессией, вращаюсь среди людей. Буду иметь ее в виду.

Она сказала, прихлебывая чай:

— Я должна перед вами извиниться.

— Забудем об этом, — отмахнулась я. — Я вас понимаю. Это все от потрясения. Утром вам станет легче.

— Утром я уезжаю, — сказала она.

— Куда вы поедете?

— В городе имеется один недорогой дом с меблированными комнатами. Надеюсь, что-нибудь подвернется в скором времени.

— Я в этом уверена, — сказала я.

Уходя, она смотрела на меня как на подругу. Что до меня, то я была тронута. Непременно дам ей знать, если услышу о вакансии.

11 июля. Сегодня меня позвала леди Кредитон. Я успела позабыть жуткий страх, который она способна навеять, так как слишком редко удостаивалась чести быть принятой. Она не сгибаясь сидела на смахивавшем на трон резном жестком стуле. Белоснежный капор вполне мог сойти за корону, до того царственно она его носила.

— Сестра Ломан, прошу садиться. — Я села. — Я послала за вами, так как имею для вас предложение. У меня было несколько бесед с доктором Элджином, который уведомил меня, что состояние вашей больной не улучшается.

Она строго посмотрела на меня, будто в этом была повинна моя некомпетентность. Только я не мисс Беддоус — меня не испугаешь.

— Не сомневаюсь, что доктор Элджин объяснил вам причину, — сказала я.

— Он считает, что для нее нехорош наш климат. Поэтому я и пришла к этому решению. Миссис Стреттон предстоит навестить ее родные берега. Если это пойдет на пользу ее здоровью, мы убедимся, что здешний климат действительно ей вреден.