— Эх, Александр Сергеевич Пушкин! — Николай даже попытался спеть, но получилось не ДДТ, а воровская песня.
Николай заехал за Аленой, и они сходили на концерт, где сидели на лучших местах. Девушка у Николая была самая лучшая в Ростове, а бойцы, присматривавшие за порядком — самые умелые, преданные и трезвые в городе. Денег у Николая в Ростове тоже было больше всех.
После концерта Николай устроился с Аленой на заднем сиденье «мерса», а за руль сел Дима — лучший водитель юга России, участник всяческих гонок по бездорожью.
Они ехали не долго, но Николая несколько разморило. Он положил свою тяжелую голову Алене на колени, а та гладила его по затылку.
— Валерка жениться собрался, — пробормотал Николай, когда они выехали из города.
— Повезло ему, — чуть слышно ответила Алена.
— И я хочу, — договорил Николая, а девушка замерла, ожидая продолжения, и Николай продолжил: — Может, мне на тебе жениться? Если ты не против, конечно.
Она была не против. И они стали говорить об этом.
День догорал на западе, осталась от него лишь красная полоска.
Через некоторое время тачка остановилась возле ворот загородного дома. Водитель нажал на клавишу дистанционного пульта, но тот отчего-то не сработал и ворота не открылись. Чертыхнувшись, вылез из тачки. Сзади остановился джип, в котором ехали охранники.
— В чем дело, Саш?
— Электроника чертова заела!
— Эти в доме тоже спят. Вызываем — ноль эмоции. Завтра всем разнос устрою. — Из джипа выбрался старший, и они вместе пошли к воротам.
Каждый занимался своим. Одни чертыхались и открывали ворота, другие пускали слюни и рассуждали о том, как станут бракосочетаться, третий… Третий сидел в кустах со снайперской винтовкой, прицеливался. Прицелился и спустил курок. Пуля преодолевала в секунду восемьсот тридцать метров, но до «мерса» было намного меньше. Пуля пробила стекла, разорвала ткань пиджака, кожу, ребра, пробила сердце жениха. Вторая пуля с той же скоростью ударила Николаю в шею, прошла через ткани горла, разрубив по пути позвоночник, выскочила наружу, тут же, как нож в масло, вошла в голову девушки и, пробив ее насквозь, продырявила дворцу «Мерседес-Бенца» и ушла в мягкий, нагревшийся за день асфальт.
Сразу же после снайперских выстрелов яркая полоса прочертила полосу в ночи и ударила в машину охраны. Это сработал 76-миллиметровый реактивный гранатомет. Тишина вместе с джипом лопнула жутким грохотом и в мгновение ока ослепительный шар-гриб стал подниматься над месте, где произошла расправа. Не стало дорогих тачек. Не стало живой плоти в тачках. Все превратилось в бессмысленную, огненную материю.
От ближайших кустов в сторону пожарища рванули две человеческие тени. Тени-человеки, одетые в удобную черную одежду. До пожарища и трупов им дела не было никакого. А вот, водила-охранник, залегший у ворот… Как всегда что-то заклинило, что-то оказалось в другом месте. Так и заканчивается по ошибке жизнь… Подбежавшие начали стрелять из короткоствольных автоматов и убили водилу-охранника с первой очереди. Люди-тени выпустили по второй и третьей контрольной очереди и тем удовлетворились.
В «Мерседос-Бенце» горело тело Николая и тело его девушки. Фамилия у Николая была Драгунов. Раньше не было повода ее назвать, а теперь повод появился…
* * *
Вчера Алексей звонил Николаю в Ростов и узнал о том, что Валера уехал в Киев, а Дикий в Москве готов начать операцию. И еще Николай сказал, что собирается денек-другой отдохнуть.
— О'кей! — согласился Леха. — Отдыхай. Созвонимся.
У Алексея тоже дел поднакопилось. Следовало подписать договора с местным элеватором на поставки риса. Бизнес бизнесом, но когда поживешь в деревне, то невольно становишься крестьянином.
Полдня Леха провозился на элеваторе. Люди, с которыми договаривался заранее, опаздывали, время шло. После куда-то подевались бланки с типовыми договорами, после еще что-то. Но эта русская безалаберность не раздражала. Традиция такая. И ничем ее не исправишь. Да и зачем?…
Сидя со станичниками на завалинке, Алексей вспомнил, как вчера отправлял Свету к ее родителям. Света забрала малыша Дикого и уехала — бабушка хотела понянчиться со внуком. И еще Света сказала о том, что дом под Питером почти готов. Можно мебель заказывать. Мебель! Алексей не мог представить босса копающимся в грядках… С другой стороны, сколько им еще будет все сходить с рук. Могут когда-нибудь и убить. Очень даже могут. Пуля, она не разбирает. Какими бы умными они все ни были, но прошмыгнет случайная пуля и — мозги вдребезги! И еще Алексей вспомнил, как Инна вчера вечером заявила, что и им пора заводить детей. Леха был не против. Очень даже за. Но сперва не мешало б закончить дела, связанные со стрельбой и кровавыми разборками. Всего-то немного осталось потерпеть…
Закончив, наконец, дела с медлительными крестьянами, Леха отправился домой, ехал не спеша — было приятно смотреть по сторонам, наблюдая мирную жизнь и никуда не торопиться.
Он вырулил на свою улицу и, подъезжая к дому на второй скорости, стал мягко тормозить. Когда он поворачивал, ему что-то в окружающем его пространстве не понравилось. Не понял — что. Напротив лехиного дома стояла темно-синяя «семерка» с тонированными стеклами, скрывавшими тех, кто был (или не был) в салоне. «Ага, — мелькнула мысль, — соседи тачку купить сподобились. Давно собирались». На машине не было номеров — поэтому Леха так и подумал. А подумал он так, потому что расслабился, проведя день на рисовых просторах и болтая на элеваторе с бесхитростной публикой. Постоянно находиться в напряжении никто не может.
Леха сделал несколько шагов к калитке, из-за которой ему приветливо махала рукой Инна. Но вот в ее лицо что-то изменилось — Леха успел заметить гримасу ужаса, сменявшую улыбку. Более он не вглядывался и правильно делал. Тут уже сработал инстинкт. Он мгновенно отклонился в сторону, к своей тачке, а тачка у него была обычная — «Мерседес-Бенц». Леха юркнул, оказался на корточках, выхватил из-под летного полотняного пиджаки «Макарова».
— Инна, ложись! — крикнул.
Инна не заставила себя упрашивать.
«Вот тебе и детки, — мелькнула у Лехи мысль. — Вот тебе и грядки». Он видел, что у «семерки» открыта задняя дверца, а в салоне видел мужчину в знакомой маске, державшего в руке пистолет с глушителем. Повидал Леха таких людей и пистолетов, сам таким был. «Пук-пук-пук» — это началась стрельба. Отдаленные шумы тачек на шоссе, шум ветра, кряканье уток — выстрелы никак не выделялись на общем дневном фоне.
Леха перекатился по земле к багажнику, вскочил и выстрелил в ответ. Вместо пистолета из «семерки» поливали уже автоматным очередями. Выстрелы разорвали в клочья несколько штакетин на заборе. Инна вскочила и побежала к дому. «Лежи», — хотел крикнуть Леха, но не успел. Его жена надела утром красный сарафан. Что-то от сарафана стало отделяться, какими-то точками, многоточиями…
«Попали! В Инну попали! Подонки!» Инна стала падать, падать, упала. Это были обрывки, а не мысли. Леха нажимал спусковой крючок, и пули летели в сторону тачки. И в его сторону летели. Ударило в плечо и в грудь. Бросило на землю. На пыльную летнюю землю. «Какая пыльная», — подумал Леха и потерял сознание.
Те, кто приехал в «семерке», тоже особенно не радовались, да и не могли они. Последние пули стрелок выпускал уже мертвым; поскольку одна из лехиных пуль пробила ему сердце. Водиле тоже не повезло. Мозги у него были вдребезги и он уронил кровавые остатки головы на руль. Голова врубила клаксон, который траурно загудел, сообщая окружающей действительности, данной нам в ощущениях, о том, что в станице появились покойники…
* * *
— К вам Коненков, — доложил секретарь.
ВП нажал кнопочку селектора и ответил:
— Пусть войдет.
В приоткрытое окно в комнату сочился сквозняк. Лето продолжалось, и Нева свинцово текла все в ту же сторону, а шпиль Петропавловки блестел, как ему и положено. Отдавались приказы, приказы выполнялись, дело двигалось.