Это были Николас и Джорджия. Розалинд вошла в кухню. В халате и со взъерошенными волосами она выглядела очень молодо.

— Доброе утро вам обоим, — улыбнулась он. — Вы со Скаем неразлучны, не так ли? Элис не с вами?

Оба что-то неловко пробормотали, и Скай разрядил напря-женность, предложив гостям кофе и гренки, пока мать пошла принимать душ.

— Не знаю, как мне ее выпроводить, — оправдывался он.— Она так устала после вчерашней поездки. Не могу же я вытолкать ее из дома.

— Может быть, нам подождать их у входа? — предложила Джорджия.

— Но это будет выглядеть несколько странно, разве не так?— заметил Николас. — Двое тинейджеров целый день стоящих у порога дома.

— Это не будет целый день, — ответил Скай, — Они собираются появиться здесь утром.

Послышался приглушенный стук в дверь.

— Слишком поздно, — произнесла Джорджия. — Бьюсь об заклад, что это они.

Скай вышел в холл и прислушался. Он услышал голоса за входной дверью, а потом она открылась. В дом вошла его соседка сверху, Джилл, которая кормила Ремеди. Она держала под мышкой газету, а в руке — бумажный пакет из местного кондитерского магазина; он чувствовал запах свежеиспеченных рогаликов.

— Скай, — сказала Джилл. — Тебя тут спрашивает какой-то мужчина, он священник или что-то вроде того. Мне его впустить?

Беатриче привыкала к своему новому дому в Палаццо Дукале. Здесь у нее была комната, намного больше ее старой в Палаццо ди Кимичи, и маленькая хорошенькая гостиная с зеленым шелком на стенах, рядом с анфиладой комнат отца и таким же видом на реку. Она теперь была очень занята, превращая элегантные роскошные комнаты в место, где она чувствовала бы себя дома, и скоро ей придется принимать гостей в старом palazzo на Виа Ларга. В Джилии соберутся члены семьи ди Кимичи со всей Талии, чтобы принять участие в свадебных торжествах.

Последний раз семья в полном составе собиралась вместе на похоронах Фалко, и Беатриче твердо решила изгнать из памяти это воспоминание, оказав сердечный прием гостям, которых приведет сюда счастливое событие. Ей стало любопытно, думал ли ее отец о том же, тщательно разрабатывая план празднеств. Готовились к трем дням пиров, турниров, маскарадов и процессий, и княжна как хозяйка, единственная женщина джилийской ветви ди Кимичи, должна была все предвидеть.

Она очень редко оставалась одна и, хотя и была рада помощи, которую предлагал ей Энрико, тайный агент ее отца, очень устала от его постоянного присутствия: казалось, он всегда находился за ее спиной и на шаг от нее.

Этим днем, через неделю после переезда в новый дом, Беатриче стояла у окна своей гостиной, наслаждаясь несколькими минутами уединения. Наступало теплое время года: скоро придет апрель, до свадеб осталось только три недели. Уровень воды в реке очень поднялся, и она это заметила, вспомнив, какой мокрой была зима. По крайней мере, дожди уже, похоже, закончились; было бы ужасно досадно, если бы пышные наряды невест промокли насквозь, подумала она. Она посмотрела на ту сторону реки, где стоял новый дворец Нуччи, а за ним простирались его обширные сады.

Беатриче вздохнула. Она не понимала, почему отношения между двумя семьями так испортились — она помнила время, когда они наносили друг другу визиты достаточно любезно. Нуччи и ди Кимичи были соперниками с кровавой историей, но они являлись и двумя самыми богатыми семействами города, а это означало, что их члены должны хоть иногда общаться. На ее губах заиграла улыбка, когда ей вспомнился один из дней своего детства, когда три мальчика Нуччи и две их сестры нанесли визит ди Кимичи на Виа Ларга. Взрослые вели бесконечные разговоры и пили вино, а всех детей выгнали во внутренний двор, как щенков. Камилло Нуччи и ее брат Фабрицио придумали одеть стоявшего среди клумб бронзового Меркурия и составили план действий.

Беатриче принесла из комнаты матери шарфы, ожерелья и нижнюю юбку, а Камилло, Фабрицио и Карло нарядили статую, уложив одежду изящными складками. Маленькая княжна вместе с Филиппо Нуччи и младшими мальчиками и девочками наблюдала за ними. Все это происходило еще до того, как родился Фалко, а Давиде тогда только начал ходить, и его держала на руках старшая сестра. Беатриче вспомнила, как смешно выглядел Меркурий в своем пышном наряде и как их ругали герцог и Маттео Нуччи.

А теперь и Давиде, и Фалко мертвы, а их семьи стали злейшими врагами. В редких случаях, когда Беатриче встречала кого-нибудь из Нуччи на улице, они упорно глядели мимо, не замечая друг друга, даже несмотря на то, что Грациэлла сидела с ними и оплакивала Фалко, а после гибели Давиде Беатриче передавала им свои соболезнования.

Стук в дверь отвлек ее от тяжелых мыслей.

— Пришел кондитер, ваше высочество, — доложил Энрико. — Хочет поговорить с вами о марципанах.

— Я приду сейчас же, — сказала Беатриче.

Потребовалось бы большое количество сахара, чтобы подсластить горечь отношений и смягчить острые углы, когда две семьи неизбежно соберутся вместе,

Сульен и Джудитга стояли на пороге. Брат Сульен выглядел точно так же, как монах любого современного монастыря: более чем за четыре века одеяние монахов не изменилось. Но Джудитта совсем не походила на человека двадцать первого столетия. Она была в длинном зеленом бархатном плаще с капюшоном, накинутым на ее обычную рабочую одежду, и Скай был уверен, что увидел крошки мрамора в ее волосах. Но она была такая же спокойная и невозмутимая, как и в Джилии, и безмятежная, как любая из ее статуй.

— Можно нам войти? — спросил Сульен, и Скай не смог придумать предлог, чтобы сказать «нет».

Они прошли по короткому коридору в кухню, и Скай сам не заметил, как начал представлять четверых Стравагантов друг другу. Джудитта узнала юного князя ди Кимичи, хотя он изменился, а Николас никогда раньше не встречался с Джудиттой. Джилийцы с интересом рассматривали кухню, когда Розалинд, только что принявшая душ, вошла и увидела их.

— О Господин — потрясенно произнесла она. — Этим утром у нас много ранних гостей. Представь мне своих друзей, Скай.

У Ская не нашлось наготове истории, которая скрыла бы правду: он не сомневался, что сумеет сделать так, чтобы мать ушла из дома до того, как придут Страваганты. Но, что было удивительно, Джудитта взяла в руки ситуацию.

— Я Джудитта Миеле, скульптор, — сказала она, протянув руку. — А это Fratello[11] Сулиано Фабриано. Он приводил вашего сына в мою мастерскую, и я увидела, что Скай интересуется скульптурой.

Это была одна из самых длинных речей, которые Скай когда-либо от нее слышал, и он заметил, что в словах Джудиггы было много ошибок. Но его мать оказалась сама вежливость и ответила гостье, уловив смысл сказанного.

— Да, он делает успехи в живописи; она всегда была одним из самых любимых его предметов. Можно предложить вам кофе, госпожа Миеле? И вам, Frat...

— Пожалуйста, называйте меня Сульен, — с обаятельной улыбкой произнес монах. — Скай всегда так меня называет. Я не отказался бы от кофе.

Скай уже мыл кофейник.

Розалинд начала беседу с Джудиггой.

— Наверное, я знаю ваши произведения, госпожа...

—Джудитта, — сказала художница. — Наврядли. Они в другом месте.

— Очевидно, в Италии? — полюбопытствовала Розалинд. — Вы очень хорошо говорите по-английски — вы оба. — Глядя на этих двух иностранцев, она боролась с собой, пытаясь понять то, что было вне ее понимания. Как мог этот красивый монах отвести ее сына в студию скульптора, если она находилась в Италии? И как Скай с ним познакомился? Они производили впечатление старых друзей.

Николас  пришел на выручку.

— Она очень знаменита, — пояснил он. — Джудитта Миеле — одна из самых известных художников Европы.