Среди зевак находился и Энрико, который понимал, насколько неприятно будет услышать герцогу о том, что он. Энрико, видел. Сандро привел своего хозяина посмотреть, как быстро идет строительство нового дворца Нуччи, приближаясь к завершению.

— Это намеренное оскорбление его светлости, — заключил Энрико. — Таким способом они хотят доказать, что Нуччи достойнее, чем ди Кимичи, по крайней мере богаче. Герцогу это не понравится.

— Хотя этот способ лучше, чем убивать людей, не правда ли?— тихо пробормотал Сандро. — построить больший и лучший дом. — Он наклонился, чтобы потрепать Фрателло за уши.

— А теперь просто послушай меня, юный Воробушек, — произнес Угорь. — Не думай, что, если Нуччи строят новый дом, они не собираются больше никого убивать. Они еще отомстят за Давиде, попомни мои слова.

Герцогская карета остановилась на большом острове напротив Беллеццы. Она ожидала Duchessa. На расстоянии нескольких футов за ней стояла другая, менее роскошная карета с рыжеволосым лакеем, застывшим у двери. В ней со своей личной служанкой сидела элегантная пожилая дама в дорожном плаще.

— Еще одна поездка, Сусанна, — сказала она. — И на сегодня самая опасная.

— Да, миледи, — отозвалась Сусанна, — Если герцог в своем родном городе и его внимание уже не отвлекается на умирающего сына, то он будет намного более бдительным, чем в Реморе.

— Тогда я должна быть еще бдительнее, — сказала Сильвия. — Я хочу знать, что он замышляет, особенно если дело касается Беллеццы.

— Вон приближается Duchessa, — сообщила Сусанна, которую предупредил Гвидо Парола.

Серебристо-красное судно пристало к берегу. Гребцы, ступая по гальке, принялись относить дорожные сундуки в кареты для багажа. Седой мужчина помог стройной даме сойти на дорожку, обшитую досками, которая вела к дороге. Потом вышла. небольшая группа телохранителей. За ними следовала горничная Duchessa, Барбара, руководившая переносом багажа, — она за что-то бранила полного молодого гребца, который нес длинный серебряный ящик.

Вильям Детридж и Арианна остановились возле второй кареты, и Гвидо Парола открыл двери.

— Доброе утро, моя дорогая, — приветствовала их Сильвия.— И вам, доктор. Надеюсь, у Леоноры все хорошо?

— Зело добро, сударыня, — ответил Детридж. — Только она не зело рада, что я еду в путь-дорогу сюда с младою герцогинею. Она не любе, когда я покидаю дом,

— Вы счастливы в браке, — немного печально заметила Сильвия.

— Будем надеяться, что для ди Кимичи их браки будут таким же благословением, — сказала Арианна. — Я уверена, что, во всяком случае, Гаэтано и Франческа будут счастливы вместе.

— Если им позволит честолюбие герцога, — добавила Сильвия, — Как бы там ни было, мне не терпится увидеть Джилию,— сказала Арианна. — Гаэтано так хорошо о ней отзывался.

— То поедемо, — поторопил Детридж. — Путь буде долгим.

Герцог молча выслушал доклад Энрико, но потом сразу же послал за своим архитектором.

— Как идут дела во дворце? — спросил он, как только архитектора ввели в комнату.

— Отлично, ваша светлость, — сказал Габасси. — Комнаты готовы, и я собирался сказать, что мы можем начинать обставлять их новой мебелью.

— Хорошо, хорошо. Тогда давай начнем. Я перееду с князем Фабрицио и с моей дочерью до свадебных церемоний, и мы проведем празднования за пределами дворца, на площади.

Когда Габасси ушел, герцог подошел к окну, которое выходило на главный внутренний двор.

— В самом деле, аллеи и гроты, — проворчал он. — Нуччи — фермер в душе и хочет перенести в город сельскую местность. Я покажу ему, как настоящий дворянин распоряжается своим богатством.

Он позвонил в звонок, чтобы снова позвать Энрико. Угорь не успел уйти далеко.

— Я хочу, чтобы ты помог князю Фабрицио переехать в апартаменты в Палаццо Дукале, — произнес герцог. — И княжне Беатриче тоже. Мне хотелось бы, чтобы мы обосновались в нашей новой резиденции к концу недели.

— Конечно, ваша светлость, — с готовностью отозвался Энрико, потирая руки. Это давало ему шанс стать полезным наследнику герцога. И прекрасной Principessa[10]. В прошлом она не проявляла большой сердечности по отношению к нему, но, возможно, это еще удастся изменить.

Гаэтано встретился с Лучано, держа две шпаги в руках. Вчера они немного потренировались в монастыре Сульена, отрабатывая выпад, но настоящая тренировка должна была начаться сейчас. Они направились к соседней площади, где было много места для упражнений. Площадь получила свое название от церкви Благовещения, которая вместе с крытой галереей с портиком занимала одну из сторон площади. Сама площадь была достаточно просторной для поединков на шпагах, если держаться территории между двумя искусно построенными фонтанами, и вскоре там собралась небольшая толпа, чтобы посмотреть, как двое юношей будут драться.

— Не обращай на них внимания, — сказал Гаэтано, упорно ведя Лучано назад к одному из фонтанов.— Пока на тебя не нападают, всегда что-то будет отвлекать твое внимание. Когда же нападут на тебя, это будет без любезностей и соблюдения правил приличия.

— А я не о них беспокоюсь, — тяжело дыша, ответил Лучано, который не ожидал, что бой на шпагах требует таких знаний. — Дело в тебе. Ты слишком хороший фехтовальщик. Может быть, сделаем передышку?

Гаэтано вложил оружие в ножны.

— Ладно,— согласился он.— Пять минут.

Они сели на край фонтана и обмакнули в воду носовые платки. Небольшая толпа разошлась.

— Я действительно хороший фехтовальщик, произнес Гаэтано без тени хвастовства. — Но мой отец тоже хороший фехтовальщик. И все вооруженный люди, с которыми ты можешь столкнуться, тоже. Дворян в Талии обучают фехтованию с очень юного возраста — вспомни о Фалко, — и наемные убийцы сражаются так, будто научились этому, как только их отняли от материнской груди.

— Тогда мне нечего тешить себя надеждой; не так лиц — Лучано ополоснул лицо холодной водой. — Что бы мне ни предстояло, это случится примерно через несколько недель. Даже если мы будем упражняться каждый день, мне никогда за тобой не угнаться.

— Все, что мы сейчас пытаемся сделать, — терпеливо объяснил Гаэтано, — это научить тебя защищаться. Если на тебя нападут и ты почувствуешь, как льется твоя горячая кровь, возможно, твое мужество вместе с приемами, которым ты обучился, спасут тебе жизнь.

— Адреналин, — проворчал Лучано.

— Но это не значит, что тебе надо терять голову, — предупреждающе добавил Гаэтано. — Если ты потеряешь контроль над собой, тебя обязательно убьют.

— А если я сам захочу на кого-то напасть?

— На моего отца — спросил Гаэтано, — Я тебе этого не советую. Во всяком-случае, не со шпагой.

— Но что еще я могу сделать? Подсыпать яду? Я видел, что у него есть дегустаторы, и к тому же это выглядит трусостью по сравнению с поединком лицом к лицу.

— Ты действительно зря ждешь, что я дам тебе совет, как убить моего собственного отца. Что бы он ни делал или собирался сделать. Не лучше ли поговорить с Арианной и выяснить, что она думает об этом браке.

— Герцог еще не делал ей никакого предложения, — заметил Лучано. — Но она появится здесь через день или два, и, я надеюсь, Родольфо расскажет ей, что собирается делать твой отец, как только она приедет. Однако это нелегко. Она ничего не говорила мне все то время, пока ты за ней ухаживал. По-моему, для Арианны предложение брака с членом семейства ди Кимичи — не объяснение в любви, а политическая сделка.

— Думаю, для моего отца это тоже, наверное, политическая сделка, — мрачно проговорил Гаэтано. — Не знаю, смог бы он отличить Арианну от своих племянниц, если бы ее не представили ему как Duchessa из Беллеццы.

Грязный оборванец с еще более грязной собакой на поводке наблюдал за двумя молодыми дворянами, пока они разговаривали. Он увидел, как они фехтовали, когда шел через площадь от своего жилья к Пьяцца делла Каттедрале. Потом он узнал одного из них — некрасивого князя ди Кимичи, и это возбудило его любопытство.