— Знаете, я очень слаб в экономике, у меня даже банковской карточки нет, зарплату получаю наличными, сбережения храню в банке… из-под чая.

— Знаю, знаю, жестяная такая, со слониками.

— Приеду, сразу же перепрячу.

— На здоровье. Так вот, я не договорил, мы сейчас только и занимаемся, что спасаем ваш мир от потрясений. Люди и так на грани срыва от торков, а поверьте, даже небольшого потрясения хватит, чтобы рухнула вся мировая экономическая система.

— Ну может, хватит, доктор, сказки рассказывать, наслушались уже. И без ваших экономических систем люди все равно будут покупать хлеб и одежду…

— Да, а еще бензин и телевизоры, водку и курево, презервативы, кстати, тоже. Все, что нужно, чтобы употребить основные инстинкты. Но перестанут мечтать о полете на Марс и о круглых домах, которые всегда смотрят окнами на Солнце.

— Даже ночью?

— Как вы все-таки любите тупики.

— Ладно, хорошо. Сделаем вид, что я вам поверил. Поверил серому человечку, который носит личину человека. Что вы от меня хотите?

— Экий вы все-таки тупой, господин капитан, — удивился доктор. — Неужели вы не поняли, что это не личина, а мое настоящее лицо и тело, но в «сером» варианте я лучше и совершеннее. Мне открывается такое, что обычному человеку никогда не познать и не ощутить. Поймите, мы не конкуренты людям, мы — дети людей, следующий эволюционный вид, наследники и продолжатели культуры и цивилизации…

— Наследнички, мечтающие, чтобы богатый дядюшка поскорее отбросил копыта? Ладно, ладно, где-то я это уже читал или в кино видел. Тогда скажите, почему вам, таким совершенным, требуется моя помощь? Что это за зверь такой, который живет в институте и так вас пугает?

Танюков промолчал, потом тихо сказал:

— Что-то очень сильное, умное и агрессивное. И очень опасное. И вот еще что, вы что-нибудь слышали о Сергиевой Пустыни?

— Пустыни? Это про них по телевизору показывали, какой-то урод там поджог устроил.

— Да, именно.

— А что я могу знать про эту Пустынь?

— Хорошо, значит, предписания еще не получили, ладно, посмотрим…

Танюков снова задергался в своем кресле, очень быстро превратился в «серого человечка», и Васинцов вспомнил, где он видел подобное существо, а потому задал последний вопрос:

— Скажите, доктор, а зачем вы похищаете людей и проводите над ними свои болезненные опыты?

— А откуда вы это взяли?

— Ну, это кино, «Секретные материалы» со Скалли и Малдером. Там были точно такие же, как вы.

— Вы имеете в виду сериал режиссера Криса Картера?

— Вот именно.

— Ох уж этот Картер, руки бы ему поотрывал, честное слово! Кстати, он сам там снялся несколько раз в соответствующем естестве.

Васинцов встряхнул головой и обнаружил, что стоит на лестничной клетке прямо перед своей дверью и сжимает в руках ключи. Часы показывали без четверти двенадцать, лампочки в подъезде ярко горели. Значит, ночь. Васинцов вставил ключ в замочную скважину, толкнул дверь, вошел в квартиру. Из спальни раздавалось монотонное бормотание телевизора, это Милка, та еще полуночница, смотрит все подряд, до самой заставки.

Васинцов повесил куртку на гвоздик, проверил пистолет, удостоверение, телефон — все на месте. Номер последнего входящего звонка стерт. Сам ведь стирал, получается, свой pin-код он никому, никогда… Он переобулся в тапочки и, не включая света, на ощупь пробрался в кухню, открыл холодильник, налил себе полстакана «Столичной». Подумал и наполнил всклянь. Чертовщина какая-то, серые человечки, глазища во всю морду, бред! А может, ничего и не было?

— Генк, а Генк, — позвала Карина из спальни, — это ты? Фу, напугал. Быстро ты обернулся-то.

Он отставил стакан, зашел в спальню. Каринка смотрела очередные телевизионные покаяния. В этот раз на правду пробило какого-то губернатора из глубинки, губернатор оказался примерным семьянином и куда только мог своих ближних и дальних родственников рассовал. В смысле, на тепленькие места в администрации. Теперь вот он плакал и признавался, что знал о злоупотреблениях и воровстве, но как можно было родную кровь обидеть. Плакал он очень умильно, роняя слюну с толстых губ, а подлый и бессовестный телевизионщик чуть ли не в нос ему камеру совал. Карина, подхихикивая, клевала виноград с блюда, устроенного прямо на животе.

— И охота тебе эту муть смотреть? — спросил Васинцов.

— Да ладно тебе, прикольно ведь. Интересней, чем сериал про сопливую любовь. Ну как, опознали его?

— Кого?

— Ну здрасьте, ты же сам сказал, что вызывают в управу опознавать какого-то Кучуру с оперативного отдела. Ну, тебе по телефону позвонили, ты с места сорвался, куртку накинул и…

— Нет, это не он, — на всякий случай соврал Васинцов. — Слышь, Милк, я водочки хряпну?

— Здрасьте… С каких это пор ты по ночам-то водку хлестать начал, да в одну харю?

— Да опознание это, труп уж больно страшный, в лепешку расплющенный…

— Ну тебя, о такой гадости на ночь глядя. Иди жри свою водку, только закуску сам приготовь, мне вставать лениво.

Васинцов вернулся на кухню, сел на табуретку, поставил на стол перед собой стакан, достал из холодильника помидорчик, разрезал его пополам, посолил и задумался. Кто такой Кучура? Какое такое опознание? Ладно, утро вечера мудренее…

Одинцов размазал бычок по пепельнице, включил вентилятор и еще раз пробежался по рапорту глазами.

— Белую горячку решительно отвергаешь?

— Решительно!

— А что-то от тебя «свежачком» попахивает.

— Не, стакан водки я уже потом жахнул, чтобы с катушек не съехать.

— Галлюциногенов, таблеток каких на ночь не принимал?

— Исключено.

— Фамилию, имя этого доктора точно запомнил?

— Обижаете, товарищ полковник.

— Кто-нибудь подтвердить может?

— Только Карина, видела, когда я уходил и когда пришел. Говорит, что отсутствовал я сорок две минуты.

— Ты ей об этом говорил? — и Одинцов указал на листок.

— Зачем? Чтобы она психушку вызвала?

— Резонно. — Одинцов встал, подошел к окну, глянув на улицу, открыл форточку. — Теплеет-то как быстро, и птички орать начали. Лепота!

Полковник отвернулся к природе спиной, снова взгромоздился на кресло, постучал пальцами по столу, потом сказал:

— Допустим, это не галлюцинация и не бред. Допустим, тебя действительно зазомбировали неведомым нам способом, заставили выйти из дому на ночь глядя и куда-то возили, в комнату без окон, без дверей. И там ты с кем-то говорил. Говорил через зеркальное стекло, которое стало обычным, прозрачным. И увидел за ним, за этим стеклом, серого человечка. Не исключено, при нынешнем уровне компьютерной техники, тебе могли и черта лысого показать. Но очень меня удивляет и даже пугает их осведомленность в наших делах. Но ты говоришь, этот серый назвал тебя капитаном? Значит, о твоем повышении он либо не знает, либо просто забыл. В общем, так, Васинцов, иди-ка ты сегодня домой и хорошенько выспись. Я пока все это дело обмозгую, попробую сопоставить с тем, что ты рассказал про своего монаха, и сделаю выводы. И кстати, предупреди своих ребят, скоро у нас серьезная операция по зачистке. Телевизор-то смотришь, так что смекай…

Зверь очнулся, прислушался к своим чувствам, попробовал пошевелиться. Нет, он слаб, он еще ужасно слаб, он не может двинуть ни одной лапой, хвоста не чувствует, его легким не хватает воздуха. Но он жив, он жив — и это главное. Он соберется с силами, он просто не может умереть, не выполнив главного предназначения. Он потерпит боль, он залижет раны. Главное — что он жив!

Этот фильм Белов смотрел уже в пятый раз подряд, он уже выучил почти наизусть все диалоги героев, знал до деталей очередность сцен. Старый американский фильм про оборотней. Оборотень-волк сначала терроризирует небольшой американский городок, потом перебирается в Нью-Йорк за полюбившейся ему красоткой и отрывает там башки всем подряд. Так, не очень бюджетный ужастик, но вот оборотень… Оборотень там получился как настоящий. И глаза, где этот режиссер мог видеть такие глаза?