Теперь наши потери: один убитый, трое тяжело раненных, шестеро — легко. А еще заявление в прокуратуру от руководства оптового рынка за попытку незаконного обыска, а еще полвагона барахла, упакованного в красивые коробки. Причем совершенно непонятно, каким образом барахло из тщательно охраняемого склада попало в вагон. Невероятным образом, просто фантастическим образом. Единственная надежда, что завтра поутру задержанных торкнет, и они покаются за свое плохое поведение прилюдно, как добрые лютеране.

Весенняя капель с крыши задорно выбивала длинные узкие лунки в рыхлом мартовском льду. Жирный сизарь громко захлопал крыльями и неуклюже приземлился в мелкую лужу перед мусорным контейнером, важно глянул по сторонам и ткнул клювом в размазанную в кашицу белую булку. Воробьи испуганно вспорхнули в стороны, обиженно зачирикали и тут же вновь кинулись щипать размокший хлеб. Голубь равнодушно посмотрел на мелких попрошаек, прикинул, что еды вдоволь, одному ему всего не сожрать, а потому конкурентов разгонять не стал — пусть побираются, недомерки.

Здоровенный рыжий котище, сильно отощавший за зиму, приподнял морду и стал внимательно наблюдать за сизарем. Сизарь — это не воробьи, сизарь, отожравшийся на городских помойках, — это уже кое-что! Кот прилег на передние лапы, прищурился и застыл, лишь хвост, нервно подрагивающий, выдавал его волнение.

— Пять баксов на рыжего, — предложил пари Юдин.

— Принимаю, — лениво ответил Васинцов. В принципе внутренне он желал удачи рыжему котище, но почему бы не дать шанс сизарю? Тем более скукотища такая, что даже невинный спор — хоть какое-то развлечение.

Кот наконец решился. Он резко оттолкнулся, в три прыжка пересек лужу, но в самый последний момент задние лапы его пробуксовали по коварному льду, и сизарь успел взлететь, отделавшись потерей пучка перьев из хвоста. Кот разочарованно глянул вслед улетевшему обеду, выплюнул перья из пасти и, опустив хвост, поплелся в сторону бетонного забора. Воробьи озвучили данную сцену громким чириканьем и через минуту вернулись к продолжению трапезы.

— Везет тебе, командир, — с сожалением сказал Юдин и выложил на стол мятую пятерку.

Васинцов сгреб деньги в карман, глянул на часы и потянулся:

— Блин, жрать-то охота, а до обеда еще полтора часа.

Юдин кивнул, ему было еще хуже, обедать он пойдет на час позже. Этот чревоугодник тоже очень страдал без «перекуса», но ни кафе, ни торговых автоматов здесь не наблюдалось, а брать с собой на «объект» завтрак или какие-либо иные вещи строжайше запрещалось, как и отлучаться с поста. Васинцов несколько раз пытался заставить себя съесть поутру завтрак, но холостяцкая яичница в рот не лезла, а Карина наотрез отказывалась «вставать в такую рань». И вообще с секретностью начальство здесь явно переборщило. Их, «грифов», собирали по всему городу на специальном автобусе и везли в какой-то ангар, там в полутьме они принимали дезинфекционный душ, переодевались в странные эластичные комбинезоны и грузились в минивэн с наглухо затонированными стеклами и глухой же переборкой от водителя. Васинцов как-то схитрил и с помощью компаса на часах попробовал определить точку, куда их возили. В принципе не особо трудная задача, если карту города ты представляешь с закрытыми глазами, если у тебя хорошая память, а машина едет с постоянной скоростью 60 км в час (почему-то на светофорах минивэн не останавливался, видимо, срабатывал спецсигнал). Он даже определил, что их возили на северо-восток Москвы, судя по времени, куда-то в районе МКАД, но перед следующим выездом многофункциональные электронные часы у него изъяли без объяснения причин и выдали взамен «Командирские». Обычные механические, но в золотом корпусе. И на том спасибо!

Вся эта секретность и повышенные требования техники безопасности раздражали в первую очередь из-за того, что сама работа секретной и опасной вовсе не казалась. Они дежурили по двое в тесной каморке перед экранами видеокамер слежения, каждые полчаса должны были докладывать в центр, что все в норме. Господи, что тут докладывать, на всех четырех мониторах глухой двор, огороженный бетонным забором, и огромные железные ворота. И все! Разве что еще четыре мусорных контейнера из местной столовки. Контейнеры забирают, наверное, после смены, по крайней мере за месяц, что они дежурили на «объекте», ни одного мусоровоза они не видели. Да и другой транспорт — большая редкость, пару раз в неделю железные ворота с противным скрежетом раздвигаются, и во двор въезжает один и тот же трехмостовый «ЗИЛ-131» с будкой. Они должны сверить номера машины, отметить время приезда, сканировать удостоверение, которое один и тот же водитель изнутри прикладывает к лобовому стеклу кабины, и, доложив в центр, получить разрешение на «впуск». После этого надо одновременно вставить ключи в специальные щели на пульте, одновременно их повернуть и ждать, когда машина скроется из поля зрения камер. Все, вот и вся работа. Читать на посту запрещалось, радио слушать тоже, сиди и пялься целый день на помойку или на ржавые ворота. Васинцов уже все заклепки на них пересчитал, разбуди его ночью, проснется и скажет, что на правой створке — 246 заклепок, на левой — 244. За воротами тоже ничего интересного — тоже глухой бетонный забор. И чего охраняют, от кого? Ровно в 20.55 они должны еще раз доложить в центр, что все в норме, вставить свои ключи в щели, но не поворачивать, и выйти в узкую дверь. Пять минут по прямому коридору, остановиться перед зеркальной стеной, сунуть свои карточки в щели, приложить ладони к сканерам, назваться и дождаться зеленой лампочки. Войти по одному в оружейку, сдать странного вида длинноствольные автоматы молчаливому охраннику со шрамом через всю щеку, потом опять коридор, дезинфекция, душ, снова коридор, глухой салон минивэна. Тридцать две минуты пути, ангар, дезинфекция, сдача комбезов, душ. Одевшись в гражданку, молча ждешь, пока автобус заполнится. Автобус выехал из ангара, все — смена кончилась. Можно балагурить, обмениваться новостями, выпивать спрятанную в портфелях водку и делиться планами на выходные. Вернее, на выходной. Дежурство 12 часов плюс час на обед, через сутки.

Если бы не этот обед — совсем свихнуться можно было. Жрачка была просто королевская, в никелированных судках мясо, рыба, морепродукты, овощи, все очень вкусно приготовлено и красиво сервировано. Тут же в вазочках со льдом икра — и красная, и черная, и заморская баклажанная. Васинцов сначала стеснялся по части этого деликатеса, но заметив, как другие охранники наяривают деликатес ложками, стесняться перестал. Впрочем, на саму еду ему хватало минут двадцать (хотя мог бы уложиться и в пять), остальное время он проводил в спортзале, на батуте, или в аквапарке, плавая с аквалангом среди диковинных рыбок. Да, и еще морковка, в обязательном порядке перед выходом на продолжение дежурства они должны были проглотить по две капсулы (желтую и белую) и заесть их очищенной морковкой. Морковь Васинцов особо не любил и однажды просто отложил корнеплод, откусив кончик, но появившаяся неизвестно откуда крашеная стерва в белом халате преградила ему дорогу и молча протянула ему красно-оранжевый продукт. Пришлось сгрызть. Что за капсулы, зачем морковка — одному Богу известно, да еще местному начальству, «великому и ужасному»…

Честно говоря, эта работа Васинцову совсем не нравилась, и даже щедрая зарплата, выдаваемая ежедневно по окончании смены в узком европейском конверте, уже не так радовала, что нельзя сказать о Карине, с непременным поцелуем выгребавшей конверт из кармана его куртки уже в прихожей. Вдобавок выяснилось, что это — лишь премиальные, а зарплату и аванс они получили, как и прежде, в кассе управления со всеми вычетами и удержаниями. Но Одинцов, выслушав жалобы Васинцова на скуку, глазами указал на небольшое распятие в уголке шкафа, глубокомысленно заявил: «Бог терпел и нам велел» и подмигнул, мол, свободен, не мешай работать, все образуется. А когда?